Вприпрыжку за смертью - читать онлайн книгу. Автор: Марина Серова cтр.№ 7

Но тут вмешалась тетя.

— Женя, я очень прошу тебя помочь, — с мольбой в голосе проговорила тетя Мила. — Я помню Аню с малых лет, и то, что она сейчас в погребе… С этим надо как-то разобраться. Смерть Вани Головатова, теперь эта история со взрывом… Все это ужасно.

— Ну что ж, — обреченно вздохнула я, — тогда поехали. Где твой погреб?

Я надеялась, что Аня Головатова сможет объяснить мне ситуацию более внятно, нежели ее недоразвитая, но верная подруга.

Однако первую половину дня я продолжала оставаться в неизвестности.

Расспрашивать Машу — гиблое дело. Я еще раз смогла в этом убедиться, пока ехала с ней на машине к дому Шихиных — ее родителей.

— Так почему Аня убежала от отца? — допытывалась я. — Ее что — обижали?

Маша лишь пожимала плечами и говорила что-то невнятное насчет судьбы, и особо упирала на то, что жизнь у всех разная.

Очень информативно, ничего не скажешь. Я также не смогла из нее выжать и крупицы информации насчет Паши Головатова, которого видела в ресторане.

— Брательник у нее крутой, — с уважительной опаской поведала мне Маша. — Очень у них все непросто, оттого и ушла она навсегда.

Шихины жили на краю города в одноэтажной развалюхе с треснувшим каменным фасадом и дощатыми стенами. Дом замыкал собой уползавшую на гору улочку, справа пространство было словно обрезано оврагом, тянувшимся перпендикулярно реке, слева — небольшим осиновым леском. Впереди возвышалась гора из песчаника, далеко позади едва виднелись городские девятиэтажки.

— А где же папка? — то растерянно, то встревоженно повторяла Маша, бродя по квартире и заглядывая во все углы. — Или пушнину собирает? Да нет, вроде он сегодня насобирался…

Впрочем, долго блуждать ей по жилплощади не пришлось — габариты были не те. Квартира Шихиных занимала от силы метров десять — убогая комнатушка с ветхой рассохшейся мебелью да чуланчик.

Заглянув на всякий случай в кухню и проинспектировав туалет, Маша пожала плечами.

— И куда задевался? Пойду у мамки спрошу, — Маша решительно направилась к соседской двери и требовательно постучала.

Не дождавшись ответа, толкнула дверь, и некоторое время до меня доносились невнятные голоса и звук сдвигаемых стаканов.

— Говорят, вышел, — вернулась Маша. Заметив мой вопросительный взгляд, устремленный на неожиданно чистые полы при довольно сильной загаженности всего остального, Маша пояснила: — Снизу-то я убираю, а что на столах да шкафах — папка с мамкой трогать не дозволяют. Заначки там у них, что ли, хранятся?..

Если заначки и были, то представляли собой авоськи с майонезными баночками да предусмотрительно не выброшенные флаконы из-под тройного одеколона: когда припрет бодун — выцедить хоть пару капель из каждого; практика знакомая — так заядлые безденежные курильщики не выбрасывают докуренные «бычки».

— Что-то у меня на сердце неладно, — очень серьезно обратилась ко мне Маша. — Сдается мне, что батяня прознал про Аню и пошел в погреб. Что у него на уме — один бог ведает.

— Ну так пошли, показывай, — подстегнула я девушку. — Где твое хозяйство?

Сарай оказался рядом, метрах в пяти от дома — лепящиеся одно к одному деревянные строеньица словно подпирали стены друг друга, оттягивая неминуемое падение сгнивших досок и продавленных крыш.

Дверь одного из сараев была приоткрыта. Вернее, просто отставлена к стене — доски были настолько расшатаны, что миниатюрный замочек (не больше, чем на почтовых ящиках) играл здесь роль скорее декоративную. Но вряд ли бы кому-нибудь пришло в голову взламывать такую развалюху.

Из сарая слышался какой-то неясный шум. Заглянув внутрь, я увидела плюгавенького мужика неопределенного возраста и на редкость хилого телосложения. Он сосредоточенно рылся в куче мусора и кирпичей, пытаясь разгрести завал. У него это не очень-то получалось, и он по большей части пыхтел и охал, нежели работал руками.

Завидев Машу, он немедленно бросил возню с громадным куском штукатурки, который безуспешно пытался сдвинуть с места, и принялся орать:

— Стерва! Корова! Сука! — каждое из этих ругательств он выкрикивал писклявым голоском, беспомощно потрясая над головой крепко сжатыми кулачками. — Да как ты… Да я тебя… Да ты мне…

И дальше в том же духе. Видимо, отец и дочь хорошо понимали друг друга, если Шихин мог позволить себе изъясняться исключительно ругательствами, междометиями и малоосмысленными словосочетаниями.

Очевидно, его гневные выкрики можно было бы перевести следующим образом:

«Я крайне недоволен тем, что ты мне помешала. Особенно мне неприятно, что ты воспользовалась моим слабым физическим состоянием и предполагала, что я не смогу разгрести завалы, которые ты устроила на крышке погреба. Когда мне представится случай, я тебя накажу!»

Но Маша почти не отреагировала на оскорбления и невнятные порицания.

Девушка лишь внимательно посмотрела на отца, желая определить степень его опьянения на данный момент, тяжело вздохнув, отстранила Шихина, словно он был неодушевленным предметом, и принялась доделывать работу, которая оказалась не по силам ее отцу.

Маша раскидала завал в считанные минуты. Глядя, как она управляется с тяжелыми балками и кирпичами, я еще раз смогла убедиться в недюжинной физической силе младшей Шихиной. Это в соединении с ярко выраженным инфантилизмом — если не сказать больше, умственной отсталостью — создавало довольно трогательное впечатление. Наверняка Маша была преданной подругой, хотя и воспринимала жизнь через призму своего искаженного сознания.

Откатив последнюю бочку, Маша отряхнула руки, вытерла их о какую-то тряпку, висевшую на гвозде, и решительно заявила, обращаясь к отцу:

— Аня уходит.

— Ду-ура! — взвыл Шихин, подскакивая к дочери. — Мне ж за нее двадцать долларов предлагали, а ты за бесплатно отдаешь?

Маша никак не среагировала на цену, назначенную за ее подругу в твердой валюте.

Она уже приоткрыла крышку погреба, собираясь спуститься внутрь, но я ее остановила:

— Разрешите мне.

Маша отступила в сторону, и я спустилась вниз по шаткой лестнице.

Погреб был не очень глубоким, но достаточно просторным. В дальнем конце ямы что-то смутно белело — за трухлявой бочкой с полусгнившей капустой, возле сваленных в кучу пластиковых бутылок. Я стала продвигаться поближе, стараясь ступать очень осторожно — на полу попадалось битое стекло.

Смутная белизна оказалась женским платьем. Еще два шага — и я уже могла разглядеть забившуюся в угол хрупкую фигурку.

Девушка сидела на корточках, опустив голову в колени и обхватив ее руками. Острые локти торчали в стороны, словно человек, которому не удалось спрятаться, пытался по-звериному ощетиниться.