– А цвет?
– Я не женщина, чтобы его разглядывать, – сердито сказал Аркадий Валентинович.
– Приглядитесь на досуге. Уверяю: вас ждет преинтересное открытие. Вообще Лёвушка – это бездна. Интереснейший человек, – оживился вдруг Раевич. – Я знаю, что у него репутация мачо, меж тем Настя им откровенно помыкала. Он совершенно не то, чем кажется.
– А какой он, по-вашему? – с интересом спросил Журавушкин.
– Лёвушка? «Скажи читатель-лжец, мой брат и мой двойник, ты знал чудовище утонченное это?». Ут онченное чудовище, – со смаком повторил Ефим Иванович.
– Это ваше мнение или Бодлера? А, может, Раисы Гавриловны?
– Наше общее, если хотите.
– Тем не менее, вы здесь живете, в этом доме, под одной крышей с ут онченным, как вы говорите, чудовищем. На его деньги.
– Ну, деньги мы вместе зарабатываем, – к его удивлению Ефим Иванович нисколько не обиделся.
– Хорошо. А как вы относились к Насте?
– По-моему, мы это уже обсуждали, – насмешливо сказал Раевич, продемонстрировав тем самым, что у него отличная память.
– Тогда я многого не знал, – сердито ответил Журавушкин. – Мне хотелось бы обсудить это еще раз, и во всех подробностях. Что было между вами и Настей?
– Вряд ли она вообще замечала, что я есть.
– А вот Василиса Петровна говорит, что Настя сидела у вас на коленях и вы читали ей стихи. Эротического содержания, – добавил Журавушкин.
– Ах, вы это о тех семи стихотворениях, которые цензура потребовала запретить… Якобы из-за их непотребства. Да это же невиннейшая поэзия, если взглянуть с точки зрения современности! Именно это я и пытался объяснить Насте.
– Посадив ее к себе на колени?
– Это была ее манера общения с мужчинами. Как бы это сказать? Слишком развязная. Она меня называла «милый старичок».
– Значит, никакого романа у вас не было?
– Да помилуйте! Какой у нее интерес во мне? Ей нужны были деньги и слава.
– Ей, наверное, стало интересно, почему Ромашов бегает в спальню к вашей жене, а ваша жена предпочитает проводить время с вами.
Неожиданно Раевич до ушей залился краской.
– Кто вам это сказал? – сдавленно спросил он.
– А если сама Раиса Гавриловна?
– Это касается только нас с ней!
– Уже нет. На суде обвинитель будет выпытывать правду о ваших странных отношениях. Лучше уж вы скажите ее мне. А я постараюсь предотвратить эти крайне неприятные для вас вопросы.
– Да, моя жена мне изменяла! И я это знал! Но это не мешало нам с ней любить друг друга! Не мешает, я хотел сказать!
– За измену иногда убивают. А чаще разводятся.
– Грубые люди со слоновьими душами. Которые не понимают всей тонкости человеческих отношений и их многообразия. Всех оттенков любви, я бы сказал.
– Я, пожалуй, почитаю этого вашего Бодлера. Сдается, там я найду объяснение вашим странным поступкам.
– Я в этом не сомневаюсь!
– А, может, вам лучше вообще не идти в суд?
– Вы тоже считаете, что я чудик? – сердито спросил Раевич. – Что бы я ни сказал, меня все равно не так поймут?
– Вот именно, – вздохнул Журавушкин. – Значит, убила ваша жена?
– Если хотите, я знаю это наверняка.
– Вы что, видели, как она стреляла в Настю?!
– Этого я не скажу даже вам, – почти шепотом произнес Ефим Иванович и даже оглянулся: нет ли кого поблизости?
– Это плохо, – приуныл Журавушкин. – Я почему-то думал, что вы признаетесь.
– Признаюсь в чем? – удивленно посмотрел на него Раевич.
– Я склонен доверять своей интуиции. А также своим ушам и глазам. Вы вполне могли прокрасться к входной двери, пока ваша жена беседовала на кухне с Василисой Петровной. И первым прийти к беседке.
– Ах, вот вы о чем! Вы думаете, что я… – Раевич озадаченно замолчал.
Журавушкин терпеливо ждал.
– Значит, вы хотите меня сделать козлом отпущения, – медленно выговорил, наконец, Ефим Иванович. – Ну что ж… Если вы соберете все необходимые доказательства… На орудие преступления ведь нет моих отпечатков пальцев, – грустно посмотрел он на Журавушкина.
– Откуда вы это знаете? Вы уже говорили на эту тему со следователем?
– Нет, я просто не брал его в руки. Знаете, я не люблю оружие, – поморщился Раевич. – В этом доме все успели из него пострелять. Из этого… – он опять поморщился. – Уродца. Какой-то, извините, обрубок.
– Вы об «Осе»?
– Я не знаю, как этоназывается. Преуродливая штука, которая издает отвратительные звуки. Они и мне предлагали. Попробовать, так сказать, на зуб: каково это? Но я ответил: увольте! Поэтому вам будет очень трудно доказать, что я мог из этой штуки кого-нибудь убить. Впрочем, можете попробовать, – насмешливо сказал Раевич.
«А он не так прост, – озадаченно подумал Журавушкин. – Чемодан с двойным дном, а то и с тройным! Во всяком случае, считает он, как профессор математики! И выгоду свою знает четко. Градова-то права».
– У меня к вам последний вопрос, – сказал Журавушкин. – Что с вами будет, если Раису Гавриловну все же осудят?
– Но ведь этого не будет! – замахал руками Раевич. – Это невозможно!
– Но если все же предположить именно такой вариант развития событий?
– А что со мной будет? – пожал плечами Ефим Иванович. – Ничего не будет. Я вообще об этом не думал.
– Неужели вы по-прежнему будете жить с Ромашовым под одной крышей?
– А почему нет?
– Вы либо необыкновенно умны, либо чрезвычайно глупы, – хмыкнул Аркадий Валентинович. – А лучше сказать, наивны. Власть в доме сменилась, но, насколько я понял, она перешла не к вам, а к двум госпожам Градовым. Которые вас терпеть не могут.
– Это неправда!
– Даша еще не определилась со своими симпатиями, но я думаю, Василисе Петровне нетрудно будет перетянуть ее на свою сторону. Ромашов, как вы сами сказали, слаб, а Раиса Гавриловна вас больше не прикрывает. И куда же вы пойдете?
– В каком это смысле? – Раевич озадаченно заморгал.
– К себе в Кузьминки? Вы умеете вести домашнее хозяйство? Зарабатывать деньги? Вы когда-нибудь оплачивали счета?
– Какие еще счета?
– За свет, за коммунальные услуги. Вы знаете, как выглядят водяные счетчики?
– Водяные что?… – в ужасе спросил Раевич.
– Счетчики. По ним определяется расход воды за месяц, – терпеливо пояснил Журавушкин.
– Господи помилуй! Теперь что, так делают?!