"Пожалуйста, не надо, Сароджини, — подумал Вилли. — Пожалуйста, не приезжай".
Но она все-таки приехала, как обещала, и на три-четыре дня перевернула вверх тормашками всю его жизнь. Она остановилась в маленькой гостинице неподалеку от колледжа — она сама заказала там номер еще до того, как уехала из Германии, — и взяла себе за правило ежедневно приходить к Вилли и готовить ему примитивный обед. Его она ни разу ни о чем не попросила — сама купила дешевые кастрюли, сковороды, ножи и ложки, нашла зеленщика, каждый день приносила свежие овощи и стряпала на маленьком электрообогревателе прямо у Вилли в комнате. Она клала обогреватель плашмя и ставила кастрюли на защитную решетку над раскаленными электрическими спиралями. Потом они ели с бумажных тарелок, и Сароджини мыла посуду в конце коридора, где была общая раковина. Сароджини никогда не умела хорошо готовить, и стряпня, которой она потчевала Вилли, была просто ужасна. Ее запах не выветривался из комнаты. Вилли боялся, что его накажут за нарушения правил общежития, и еще сильнее боялся, что люди увидят маленькую черную повариху, неряшливо одетую — в носках и кардигане поверх сари, — которая приходилась ему сестрой. Позабывшая о своей прежней робости, но еще плохо разбиравшаяся в том, что творится вокруг, она за пять минут выболтала бы все подробности об их семье и происхождении, которые Вилли так тщательно скрывал. Она спросила:
— Когда ты получишь эту вашу замечательную степень или диплом, что ты будешь с ними делать? Найдешь место учителя в какой-нибудь жалкой школе и спрячешься там на весь остаток жизни?
— Наверное, ты об этом не знаешь, но я написал книгу, — ответил Вилли. — Она выйдет в следующем году.
— Что за чепуха. Разве кто-нибудь, здесь или где бы то ни было, захочет читать книгу, которую написал ты? Сам знаешь, что нет. Помнишь, как ты собирался стать миссионером?
— Я только хотел сказать, что мне надо дождаться выхода книги.
— А потом ты будешь ждать еще чего-нибудь, а потом еще. И кончишь, как отец.
После отъезда Сароджини запах ее стряпни держался в комнате Вилли несколько дней. По ночам Вилли чувствовал этот запах на своей подушке, на своих волосах и руках.
Он подумал: "То, что она говорит, правильно, хотя и вызывает у меня раздражение. Я не знаю, к чему стремлюсь. Дни просто текут мимо. Я не хочу возвращаться на родину: два с половиной года я прожил свободным человеком и уже не смогу вернуться к старому. Мне не нравится перспектива женитьбы на ком-нибудь вроде Сароджини, а если я вернусь домой, это обязательно случится. Если я вернусь, мне придется вести ту же борьбу, какую вел дядя моей матери. Но я не хочу вести эту борьбу. Это значит тратить мою драгоценную жизнь впустую. Есть другие, которым нравится такая борьба. И еще в одном отношении Сароджини права. Если я получу диплом учителя и решу остаться здесь преподавать, это будет означать, что я спрятался. К тому же преподавать в районе вроде Ноттинг-хилла наверняка не слишком приятно, а меня отправят именно в такой район. И я буду ходить туда и бояться, что нарвусь на какую-нибудь банду и меня зарежут, как Келсо. Это еще хуже, чем вернуться домой. И еще, если я останусь здесь, я все время буду пытаться затащить в постель подруг моих друзей. Я обнаружил, что в этом нет ничего сложного. Но все равно это нехорошо и когда-нибудь навлечет на меня неприятности. Беда в том, что я не могу отправиться в город и найти себе девушку самостоятельно. Никто меня этому не учил. Я не знаю, как заговорить с незнакомой девушкой, когда можно до нее дотронуться, взять ее за руку или попытаться ее поцеловать. Когда отец рассказывал мне историю своей жизни и жаловался на свою сексуальную неумелость, я смеялся над ним. Тогда я был ребенком. Но теперь оказалось, что я ничем не лучше моего несчастного отца. Все мужчины должны учить своих сыновей искусству обольщения. Но в нашей культуре нет места обольщению. Наши браки планируются заранее. Искусство секса отсутствует. Здесь некоторые ребята говорят со мной о Камасутре. Дома никто о ней не говорил. Это книга для представителей высшей касты, и хотя мой несчастный отец — брамин по происхождению, вряд ли он когда-нибудь ее видел. Это философско-практи-ческое руководство по сексу принадлежит нашему прошлому, а тот мир был разрушен и уничтожен мусульманами. Теперь мы живем как мелкие животные в одной яме, не брезгующие кровосмешением. Лезем ко всем своим родственницам и постоянно полны стыда. Дома никто не говорил со мной о сексе и обольщении, а теперь я обнаружил, что это важнейшее искусство, которым должны владеть все мужчины. Маркус, и Перси Кейто, и Ричард большие специалисты в этом деле. Когда я спросил у Перси, как он этому научился, он ответил, что начинал с малого — щупал, а потом насиловал маленьких девочек. Тогда это вызвало у меня возмущение. Но теперь я уже не так возмущен".
Однажды рано утром он позвонил Пердите.
— Пожалуйста, приходи в выходные ко мне в колледж.
— Это глупо, Вилли. И нечестно по отношению к Роджеру.
— Да, нечестно. Но ты мне нужна, Пердита. В прошлый раз у меня плохо получилось. Но я тебе объясню. Все дело в воспитании. Я хочу заниматься с тобой любовью, ужасно хочу, но как только наступает решительный момент, старые представления берут верх, я начинаю стыдиться и бояться сам не знаю чего, и все идет насмарку. Но в этот раз будет по-другому. Дай только попробовать.
— Ох, Вилли. Ты это уже говорил. Она не пришла.
Вилли отправился искать Джун. Он не видел ее уже несколько месяцев. Он не знал, что произошло с тем домом в Ноттинг-хилле и смогут ли они теперь, после беспорядков в этом районе, снова туда поехать. Но в парфюмерном отделе «Дебнемз» Джун не оказалось. Другие девушки, накрашенные, как и в прошлый раз, встретили Вилли нелюбезно. Одна-две даже отпрянули от него, когда он подошел, — должно быть, их напугал его решительный вид. Наконец он отыскал девушку, которая объяснила ему, куда пропала Джун. Оказывается, она вышла замуж-и не за какого-то нового знакомого, а за своего друга детства, которого знала с двенадцати лет. Эта романтическая история явно произвела на девушку, которая рассказывала ее
Вилли, огромное впечатление: в ее глазах под фальшивыми ресницами, крашеными веками и нарисованными бровями светилось искреннее чувство. "Они всюду ходили вместе. Прямо как брат и сестра. Правда, занятие у него необычное. Работает в похоронном бюро. Это у них семейное. Но Джун говорит, если ты с детства к этому привыкнешь, все воспринимается по-другому. Они с Джун иногда вместе устраивали похороны. А на свадьбу поехали в старом «роллс-ройсе». Ее родные арендовали его за двадцать пять фунтов. Большие деньги, но ради такого дела не жалко. Джун увидела утром — едет классная машина. За рулем сидит человек из агентства. Форменная фуражка и все как полагается. Она сказала отцу: "Неужели это вы его наняли? Признавайся!" Он ответил, что нет — просто едет, наверное, на соревнования старинных автомобилей. Ну а потом, конечно, все выяснилось. Прямо как брат и сестра они были. В наши дни такое не часто случается".
Чем больше девушка говорила, чем подробнее описывала Вилли спокойную жизнь в Криклвуде, жизнь семьи и друзей с ее удовольствиями и развлечениями, тем сильнее Вилли чувствовал себя отщепенцем, изгоем. Если бы Вилли научился пить и усвоил связанный с этим стиль поведения, он, наверное, пошел бы в паб. Но вместо этого он решил отправиться на поиски проститутки.