Ящерица - читать онлайн книгу. Автор: Банана Есимото cтр.№ 8

— Так ты поэтому решил стать врачом?

— Поэтому тоже, но не только… Просто я уже знаком со смертью. Когда я был маленьким, смерть произвела на меня неизгладимое впечатление. Я пропитался запахом смерти. Его уже не отмыть.

Меня потрясло услышанное сегодня. Я осознал, насколько неизбежна была моя встреча с Ящерицей.

— Ну ладно. Хватит на сегодня. Ужасные вещи происходят и происходили всегда. Давай лучше забудем обо всем плохом и переедем куда-нибудь, где много зелени. Будем жить вместе и радоваться жизни. А?

— Слушай, ты читал рассказ «Короткая пятница»? — вдруг спросила она.

— Нет.

— Это рассказ о смерти ничем не выдающейся пожилой пары. Было бы здорово, если б и мы так умерли. Эти старые люди были верующими. Как-то раз в конце очередного счастливого дня они легли спать. На кухне в духовке — испеченный на завтра хлеб. Все было прекрасно, но по недосмотру они оставили открытым газ. Когда они обратили внимание на запах газа, было уже поздно — он заполнил всю комнату. И тогда они вдруг ни с того ни с сего почувствовали себя просветленными и умерли счастливыми.

— Я прочту.

— Здорово, правда? Мне вообще-то неприятно думать о смерти других людей, но если это такая смерть, то ей можно позавидовать…

— Знаешь, давай-ка лучше не будем на себя все примерять. И вообще, надо остановиться, нельзя слишком много думать о таких вещах. Хватит с нас того, что мы видим на работе. У нас еще все впереди. Будем двигаться шаг за шагом. Пусть ползком, но оптимистично. Мы с тобой оказались в очень странной ситуации, но мы должны стараться справиться с ней, иначе не можем быть уверенными, что живем…

Хотя было видно, что ее обуревают сомнения, Ящерица согласно кивнула. Во всем, что касается ее, я остаюсь пятнадцатилетним оболтусом — как мальчик, готов хвастаться ею, горжусь тем, что она любит меня.

Добравшись до старой гостиницы, мы наконец-то дали отдых своим утомленным телам. Ящерица, как всегда, уткнулась в меня носом и, как мне показалось, уснула. У меня слипались глаза от усталости.

Я уже засыпал, когда Ящерица произнесла что-то неразборчивое. Я переспросил:

— Что?

— Так вот, — сказала она, будто продолжая ранее начатый разговор, — если бы в нашем мире был такой человек… или полубог, который следит за тем, чтобы люди жили по правилам, то он бы в трудный момент подсказывал: «Так нельзя делать» или «Это правильный поступок». Удобно, правда? Но никого такого нет. Может, если бы он был, он прекратил бы весь этот ужас. Но пока что все продолжается. Приходится справляться самим. И как бы ни было ужасно то, что мы пережили, мы должны помнить, что могут быть вещи и пострашней. И в этой ночи тоже дышат сотни тысяч несчастных людей. Прямо сейчас, в эту секунду люди умирают, теряют родных. Их предают, убивают. Мир такой огромный… Хоть бы это все прекратилось. Хоть бы стало меньше несчастных детей…

В стенах старой — традиционного стиля — японской гостиницы эти грустные слова прозвучали как печальное стихотворение. Сквозь сон я подумал о том, что темная храмовая улица, по которой мы недавно шли, утром заполнится народом, станет шумно, продавцы начнут торговлю, и с громким стуком отворятся главные ворота храма. Все изменится. Станет весело. Ветер разнесет запах жареного угря, запах рисового печенья. Мы купим китайских благовоний, а в храме приобретем амулет — чтобы повесить в нашем новом доме. Будем смотреть, как движется поток людей; наблюдать, как своим чередом возвращается к жизни бывшая безлюдной в ночное время улица.

Но я так устал, что не мог даже рта открыть. Я решил, что скажу ей это завтра.

А что, если она умрет?

Это значит, что ее не станет, что она больше ничего мне не скажет. Что этот нос, который с силой уткнулся в меня, и источник этой силы, и способность ее разума желать — все это исчезнет.

Исчезнут ее разметавшиеся волосы, поблескивающие в темноте. Исчезнет выпавшая ресничка — черточка на щеке. Исчезнет след от ожога — маленький шрам на пальце чуть ниже ногтя, ровно покрытого лаком. Прекратит свое движение ее душа, благодаря которой все это существует. Вот о чем я хочу поговорить. О том, о чем обычно люди не любят разговаривать.

Лишь бы только она жила.

Завтра смогу обо всем ей рассказать.

И в эту секунду нежным голосом Ящерица произнесла:

— Спокойной ночи.

А я-то думал, что она спит. От удивления мне расхотелось спать. Я принялся рассматривать ее. Она лежала с закрытыми глазами и даже сейчас, хотя я знал, что она не спит, казалась мне спящей. Я тоже пожелал ей спокойной ночи. В ответ она пробормотала:

— Знаешь, после смерти я попаду в ад.

— Ничего страшного. — Наверное, это было слабым утешением.

— Я тоже так думаю. В аду у меня будет гораздо больше пациентов.

Буквально через несколько мгновений ее дыхание стало размеренным, как бывает у спящих людей. Лицо приняло детское выражение.

Я еще немного полюбовался ею, а затем несколько минут плакал о нашем детстве.

В тот день я, мучаясь жестоким похмельем, до вечера пробездельничал.

Я зарабатываю себе на жизнь сочинением текстов. По правде говоря, в тот день у меня была срочная работа — написать пару десятков предложений, поясняющих снимок известного фотографа. Однако голова моя раскалывалась, и как я ни старался выполнить свой трудовой долг, так и не смог плениться таинственным миром разбушевавшихся на фотобумаге волн.

Такому, как я, несколько странно посвящать себя работе, на которой приходится общаться с людьми. Особенно если речь идет о людях, делающих как раз то, что им самим нравится. Почему-то мне всегда кажется, что они подсматривают, заглядывают прямо в меня — «а что это там творится у него в голове?» По-моему, между такими людьми уже заранее существует некая договоренность. Уговор с незапамятных времен.

Как бы то ни было, в тот день, не вылезая из постели, я любовался прозрачностью осеннего неба. И такой необъятной — неохватной взором — была эта прозрачность, что отчего-то я почувствовал, будто меня предали и продолжают предавать.

Соседский ребенок занимался музыкой — фальшиво плакала скрипка. Нота, растворяясь, плыла по голубому небу, отражавшемуся в моем сердце. И чем фальшивей, чем неуклюжей была эта нота, тем неотвратимей достигала она той сияющей голубизны, которую видишь и с закрытыми глазами.

Если же я слушал скрипку, закрыв глаза, то к образу голубого неба примешивались также воспоминания о ресницах одной женщины, которую я близко знаю.

Она, бывало, запутавшись в словах, тянет: «Ну-у…» или «М-м…» — и тут же обязательно закрывает глаза. И когда это случается, ресницы, обрамляющие белые веки, становятся видны особенно отчетливо… При взгляде на ее слегка нахмуренные брови меня охватывает особое чувство — мне кажется, что я понял до последней капли ее характер, сочетающий в себе одновременно и великодушие, и вредность.