— Выпейте чашку кофе, — не предложил, а почти приказал Иоэль.
Электродрель он, словно угощение, положил на стол перед гостем, осторожно присевшим на краешек дивана. На маклере была голубая трикотажная рубашка с эмблемой футбольной сборной Бразилии, обут он был в спортивные туфли с блестящими полосками и свои волосатые ноги прижимал одна к другой, будто стыдливая девушка. Все с тем же смешком он поинтересовался:
— Ну, как семья? Хорошо ли чувствуют себя бабушки? Акклиматизировались без проблем?
— Бабушки уехали в Метулу. С сахаром и молоком?
— Не беспокойтесь, — замялся маклер. И через мгновение, собравшись с духом, добавил: — А впрочем… с ложечкой сахара и капелькой молока. Только чуть-чуть забелить черноту. Вы можете звать меня Арик.
Иоэль вышел на кухню. Маклер со своего места осторожно оглядывал гостиную, словно отыскивал некие важные улики. На его взгляд, ничего здесь не изменилось. Разве что прибавилось три картонных ящика, стоя в них один на другом в углу, в тени огромного филодендрона. Да три фотографии над диваном, на которых были запечатлены развалины. Кранц предположил, что это сувениры из Африки или что-то вроде того. Интересно, на какие средства он живет, этот государственный служащий? В округе говорят, что он вообще не работает. Похоже, из высокопоставленных. Может, возбуждено дело и на время следствия его отстранили от должности, «упрятали в холодильник»? Выглядит как начальник отдела какого-нибудь министерства. Наверняка был кадровым военным и дослужился до высокого звания. Скажем, заместитель комдива в танковых войсках…
— Могу ли я спросить, кем вы были в армии? Понимаете ли, ваше лицо кажется мне знакомым. О вас писали в газетах? Не показывали, случаем, по телевизору?.. — обратился он к Иоэлю, который как раз в эту минуту вернулся в гостиную с подносом, на котором уместились две чашки кофе, молочник, сахарница и тарелочка с печеньем. Чашки Иоэль поставил на стол. Все остальное осталось на подносе, который он расположил в центре между собой и гостем.
— Старший лейтенант военной прокуратуры, — ответил Иоэль, садясь в кресло.
— А потом?
— Я демобилизовался в шестьдесят третьем.
Следующий вопрос, готовый сорваться с языка, Кранц проглотил и вместо этого заметил, добавляя в кофе сахар и молоко:
— Я спросил просто так. Надеюсь, это не раздражает вас. Я сам терпеть не могу назойливости. С духовкой никаких проблем нет?
Иоэль пожал плечами.
У порога комнаты промелькнула тень. И пропала.
— Ваша жена? — полюбопытствовал Кранц, но тут же вспомнил давешнюю беседу, стал усиленно извиняться и осторожно предположил, что, по всей вероятности, это была дочь. Симпатичная, но застенчивая, не так ли? И снова счел нужным напомнить про своих сыновей. Оба участвовали в военных операциях в Ливане. Между ними всего-то полтора года разницы. Такие вот дела. Может, устроим как-нибудь встречу с вашей дочерью? И посмотрим: вдруг из этого что-то выйдет?..
Внезапно он почувствовал, что человек, сидящий напротив, вглядывается в него с холодным любопытством, едва ли не забавляясь, и тут же, переменив тему, стал рассказывать Иоэлю, что в юности два года проработал телевизионным техником (имеет соответствующий диплом), так что «если возникнут какие-либо проблемы с телевизором, звоните немедленно, хоть в три часа ночи, я прибуду и все исправлю, бесплатно, нет проблем… А нет ли у вас желания присоединиться ко мне и на пару часов выйти в море на моей яхте? Она стоит у рыбацкого пирса в порту Яффо. Только скажите. У вас есть мой телефон? Звякните мне, когда захотите. С богом, я пошел…
— Спасибо, — выдал Иоэль. — Если подождете, я буду готов меньше чем за пять минут.
Прошло несколько секунд, прежде чем маклер сообразил: Иоэль принял его предложение. Воодушевленный этим, он тут же затараторил о прелестях плавания в такой великолепный день:
— Если хотите, мы можем выйти в открытое море и даже приблизиться к развалюхе Эйби Натана, ну, вы понимаете, я говорю о той плавучей радиостанции, что ведет свои передачи на Израиль, но за пределами наших территориальных вод…
Иоэль чем-то привлекал его; отчаянно хотелось сблизиться с ним, подружиться, служить ему всеми силами, доказать, сколько пользы он, Кранц, может принести, продемонстрировать преданность и даже просто прикоснуться. Однако, сдержавшись и остановив свою руку, которая так и норовила дружески похлопать Иоэля по спине, он произнес:
— Не торопитесь. Спешить незачем. Море не убежит.
И, переполненный энергией и счастьем, ринулся, опередив Иоэля, на кухню, чтобы вернуть туда поднос с кофейными чашками. Не останови его Иоэль, он бы еще и вымыл посуду.
С тех пор Иоэль начал по субботам ездить на море с Ариком Кранцем. Грести он умел с детства, а сейчас научился ставить парус и ходить под ним. Но лишь в редких случаях нарушал он свое молчание. Однако это не вызывало у маклера ни разочарования, ни обиды. Напротив, он испытывал по отношению к Иоэлю то чувство всепоглощающей влюбленности и поклонения, которое, случается, охватывает подростка, готового с полной самоотдачей служить оруженосцем взрослому парню. Незаметно для себя он перенял привычки Иоэля. Например, проводить пальцем между шеей и воротничком рубашки. Или, вдохнув полной грудью морской воздух, задержать его в легких, а затем медленно выдыхать через полусомкнутые губы. Когда они выходили в море, Арик Кранц готов был рассказывать Иоэлю обо всем. Даже о маленьких изменах жене. Даже о хитростях, с помощью которых можно уклониться от уплаты подоходного налога или от ежегодных армейских сборов резервистов. Почувствовав, что утомляет Иоэля, он замолкал на время и давал возможность послушать классическую музыку: отправляясь по субботам на море с новым другом, он захватывал с собой превосходный портативный магнитофон. Но спустя четверть часа, с трудом выдерживая как свое молчание, так и Моцарта, он принимался советовать Иоэлю, как тому следует распорядиться деньгами в нынешние сложные времена, или объяснять, какую секретную систему использует военно-морской флот, чтобы полностью перекрыть все подступы к берегам страны и не допустить высадки террористов. Эта неожиданная дружба приводила маклера в такой восторг, что иногда он не мог удержаться и звонил Иоэлю в середине недели, чтобы поговорить о субботе.
Иоэль со своей стороны оценил слова: «Море не убежит». Он не нашел в них никакой погрешности. На свой лад он выполнял условия взаимного соглашения: приятно было доставлять Кранцу то, что тому требовалось, по сути не давая ничего. Кроме собственного присутствия и молчания. Как-то раз он удивил Кранца, научив его, как следует сказать девушке «я хочу тебя» по-бирмански. В три-четыре часа пополудни они возвращались в порт Яффо, хотя Кранц в душе надеялся, что время остановится или берег исчезнет навсегда. На машине маклера они возвращались домой. Пили кофе. Иоэль обычно говорил: «Большое спасибо. До свидания». Но однажды добавил при расставании: «Арик, будь осторожен в пути». Эти слова привели Кранца в восторг, потому что он увидел в них шаг вперед, пусть и маленький. Из тысячи вопросов, которые он заготовил, томимый любопытством, пока что удалось задать всего лишь два-три. Он получил простые ответы. И очень опасался, как бы все не испортить, не переборщить, не показаться назойливым, не разрушить волшебство.