— Хватит, — сказал Иоэль. — Что это такое? Еще немного — и нам придется выбирать домовой комитет.
— А кроме того, ты мало спишь, — прибавила мама.
По ночам, после того как прекращались телепередачи, он еще какое-то время валялся на диване в гостиной, вслушиваясь в монотонный свист и бессмысленно вглядываясь в мелькание снежных хлопьев на мерцающем экране. Затем выходил отключить дождевальную установку на газоне, проверить фонарь на веранде, принести блюдце молока или остатки курятины кошке, поселившейся в сарае для садовых инструментов. Он останавливался у края газона, всматривался в темноту улицы, разглядывал звездное небо, вдыхал ночные запахи — и представлял себя в инвалидной коляске с ампутированными конечностями. Порой ноги сами несли его в конец переулка — туда, где за изгородью, окружавшей цитрусовую плантацию, звучал лягушачий концерт. Однажды показалось ему, что издалека донесся вой одинокого шакала, хотя, возможно, это выла на луну какая-нибудь бездомная собака. Случалось, он шел к машине, садился в нее и, рванувшись с места, мчался, словно во сне, по пустынным ночным дорогам до самого Латруна, до расположенного там монастыря, до холмов, отгораживающих арабскую деревню Кфар-Касем, а то и туда, где начинаются отроги Кармельского хребта. Тщательно следил за тем, чтобы не превысить дозволенную скорость. Иногда заворачивал на заправочную станцию пополнить запасы горючего и завязывал ничего не значащий разговор с работавшим в ночную смену арабом. Медленно проезжал он мимо проституток, стоявших у обочины шоссе, разглядывал их издали. В уголках его глаз сбегались легкие морщинки, и, казалось, на лице застывала насмешливая улыбка, хотя на губах она не появлялась…
«Завтра ведь тоже будет день», — думал он, когда валился на постель, решив наконец уснуть. Через мгновение вскакивал и мчался к холодильнику, чтобы налить себе стакан холодного молока. Если наталкивался на дочь, сидящую в кухне и читающую в четыре часа утра, он обычно обращался к ней со словами:
— Доброе утро, юная леди» Что вы читаете?
А она, дойдя до конца абзаца, поднимала стриженую голову и отвечала негромко:
— Книгу.
Иоэль спрашивал:
— Можно ли к тебе присоединиться? Не приготовить ли нам какое-нибудь питье?
Нета отвечала глухо, но почти что с нежностью:
— По мне…
— И возвращалась к книге.
Так продолжалось, пока снаружи не доносился слабый шлепок. Тогда Иоэль стремглав вскакивал, безуспешно пытаясь поймать разносчика газет, который снова бросил газету на дорожку, ведущую к дому, вместо того чтобы опустить ее в почтовый ящик.
К той маленькой статуэтке в гостиной он не притрагивался. Даже не приближался к полке над камином, где она стояла. Словно бежал от искушения. Самое большее, косился исподволь, воровато; так мужчина, сидящий в ресторане с дамой, украдкой взглядывает на другую, за соседним столиком. Возможно, новые очки для чтения и позволили бы ему кое-что разгадать, но им нашлось иное применение: сквозь новые линзы в черной оправе, а также «докторские» очки Иврии он систематически и тщательно рассматривал, чуть не вплотную, снимки монастырских развалин. Нета прихватила их из кабинета матери в Иерусалиме и попросила повесить здесь, в гостиной, над диваном. Он заподозрил присутствие у монастырских ворот, какого-то странного, неуместного предмета — то ли сумки, то ли футляра от самого фотоаппарата. Но вещь была слишком мала, чтобы удалось прийти к точному выводу. От сильного напряжения у него снова заболели глаза. Иоэль решил, что как-нибудь исследует снимки под сильной лупой, а уж затем, возможно, отдаст их на увеличение в лабораторию отдела — там это сделают охотно и на высочайшем профессиональном уровне. Но он все никак не мог решиться, потому что не представлял, — как объяснит, в чем, собственно, дело. Ведь он и сам этого не знал.
XI
В середине августа, за две недели до того, как Нета начала учебу в выпускном классе местной школы, совершенно неожиданно заявился с визитом Арик Кранц, квартирный маклер. Зашел взглянуть, все ли в порядке. Ведь он жил в пяти минутах ходьбы. Да и Крамеры, его знакомые, хозяева квартиры, просили, чтобы как-нибудь, проходя мимо, он «взглянул одним глазом».
Осмотревшись вокруг, он сказал со смешком:
— Я вижу, что у вас тут было мягкое приземление. Похоже, что все в полном порядке.
Иоэль, по обыкновению, скупился на слова:
— Да. В порядке.
Маклер поинтересовался, все ли системы в доме действуют как положено.
— Ведь вы, можно сказать, влюбились в эту квартиру с первого взгляда, а такая любовь зачастую остывает уже на следующее утро.
— Все в порядке, — повторил Иоэль.
Он был в майке, спортивных шортах, на ногах — сандалии и в таком виде показался маклеру еще более загадочным, чем в их предыдущую встречу, в июне, в день съема квартиры. В нем ощущались тайна и сила. При взгляде на лицо Иоэля в воображении возникали соленые ветры, чужеземные женщины, одиночество и солнце. Его рано поседевшие волосы, коротко подстриженные на висках, выглядели по-военному аккуратно, но отливающая сталью прядь, похожая на моток проволоки, вздымалась надо лбом, не падая на него. В узких глазах, стиснутых морщинами, чудилась ироническая усмешка, но губы в ней участия не принимали. Глаза были запавшими, покрасневшими, полузакрытыми, словно от слишком яркого света или пыльной бури. Форма челюсти свидетельствовала о силе характера: казалось, человек живет сжав зубы. Если не считать морщин в уголках глаз, лицо было молодым и гладким, что создавало особый контраст с седыми волосами. Выражение лица почти не менялось — говорил ли он или молчал.
Маклер спросил:
— Я не помешаю? Можно присесть?
Иоэль, вооруженный электродрелью (длинный шнур был включен в розетку на кухне, за стеной), ответил:
— Пожалуйста. Садитесь.
— Сегодня я пришел не в качестве маклера, — подчеркнул гость. — Просто как добрый сосед. Заскочил, чтобы спросить, не могу ли быть чем-нибудь полезен. Внести свой вклад, если можно так выразиться, в развитие поселенческого быта. Кстати, называйте меня просто Арик. Да, вот что: хозяин дома просил передать при случае, что действие кондиционера можно распространить на все спальни. За наш счет. Он все равно планировал устроить это нынешним летом, но не успел. А еще он просил передать вам, что трава любит много воды — земля здесь легкая, а вот к кустам при поливе стоит проявить милосердие.
Старания маклера понравиться, наладить контакт, а быть может, слово «милосердие» вызвали у Иоэля едва заметную, легко скользнувшую по губам усмешку. Сам он этого и не почувствовал, но Кранц взбодрился и с воодушевлением, обнажив в улыбке десны, настойчиво продолжал:
— Поверьте, господин Равид, я вовсе не собирался мешать вам. Просто проезжал мимо, направляясь к морю. Ну, не совсем «мимо», по правде говоря, я специально сделал небольшой крюк. Сегодня изумительный день для плавания под парусом, и я еду на море. Ну вот, я уже двинулся.