1982, Жанин - читать онлайн книгу. Автор: Аласдар Грэй cтр.№ 72

– Поздравляю. Вы прекрасно выступили.

– Мы так не считаем, – ответил режиссер.

– Не переживайте, что народу так мало, это легко исправить, – сказал актер. – Не сочтите за наглость, позвольте мне высказать пару замечаний по поводу характеров и хронометража. Понимаете, в пьесе высмеиваются люди вроде нас, причем высмеиваются очень тонко, однако воздействие ее было бы сильнее – это наше общее мнение, – если вы чуть-чуть переделаете некоторые детали. Вот вы, например, – указал он на Роури, – совершенно неподражаемы вплоть до последнего монолога, которым, собственно, заканчивается пьеса. Лучше бы вам не произносить его в комедийной манере. Вы больше уже не играете симпатичного идиота, вы им стали, стали вещью, истэблишментом, коррупцией, назовите как угодно, у этой силы, в которую вы превратились, сотни имен. Пора в этот момент показать зрителям, что пьеса вовсе не смешна. Напугайте их.

Роури задумчиво кивнул:

– Может, наброситься на них, как злой профсоюзный чиновник?

– Нет, это ни к чему. Пустые угрозы, произнесенные с провинциальным акцентом, не возымеют на англичан никакого действия. Вы должны говорить жестко, сухо и язвительно. И лучше всего со смешанным англо-шотландским акцентом. У шотландцев, попавших в высшие эшелоны власти, всегда меняется акцент.

– У Томаса Кэрлайла он не изменился! – громко заметил писатель.

– Насколько мне известно, Томас Кэрлайл никогда не занимал руководящих позиций, – парировал актер, – к счастью для Британии.

– Все англичане – хитрые бестии, – заявил писатель и ушел.

Режиссер зааплодировал. А актер сказал спокойно:

– Ничего серьезного. Писатели всегда отличаются повышенной возбудимостью. Теперь роль сэра Артура, – обратился он к режиссеру.

Он говорил, а мы внимательно слушали. Вскоре к нашей компании присоединились другие актеры из английской труппы. За показной серьезностью и резкостью мы пытались скрыть, насколько нам льстит их внимание, впрочем, не думаю, что у нас получилось. Англичане высказывали свои советы настолько дружелюбно, что даже при желании невозможно было усмотреть в их словах какой-либо снисходительности или высокомерия. Сказывалась наша общая принадлежность духу фестиваля.

– А что вы думаете по поводу освещения? – поинтересовался режиссер.

Актер принялся хохотать.

– Ничего! – признался он. – Совершенно нечего сказать. Освещение безупречно!

– А что тут такого смешного? – обиделся я.

– Вы ведь электрик, да? – спросил он. – Поздравляю вас с прекрасным выступлением! Мне очень понравилось, как вы справились с работой, которую презираете, но решили во что бы то ни стало сделать как следует. И меня не интересует, что думают по этому поводу остальные. Большую часть времени был виден просто ваш силуэт, но в наиболее ответственные моменты само ваше тело выражало такое мрачное смирение и упорство, что я едва не падал со стула от восхищения. А кто придумал эту забавную вышку, на которой вы сидели?

– Я.

На мгновение он замолчал. Потом улыбнулся:

– Вы уж меня простите, но очень трудно удержаться от смеха, когда сталкиваешься с полной неожиданностью. Понимаете, то, что вы сотворили, действует изумительно, но оно может работать только в этой конкретной пьесе, в этом помещении и только в том случае, если вы сами управляете процессом. Вы либо нераскрытый гений, либо абсолютный новичок.

– Наш Джок – и то, и другое, – сказала Диана, положив мне руку на плечи. Хелен внимательно посмотрела на меня – впервые за все время знакомства я удостоился ее пристального взгляда. С усилием выдержал я этот взгляд и слегка улыбнулся. А затем сказал английскому актеру:

– Вы все-таки ошибаетесь, мое освещение пока нельзя назвать совершенным. Ваше замечание по поводу финальной сцены с Роури навело меня на кое-какие соображения. Спокойной ночи.

Я отправился обратно в наш зал, надеясь, что Хелен или Диана из любопытства последуют за мной. Однако они остались за столом, и я пошел спать.

ТРЕТЬЯ НОЧЬ

Люди в этот день довольно рано стали приходить и записываться. К вечеру, когда открыли клуб, оказалось, что гостей вдвое больше, чем выступающих, еще какое-то время спустя их стало втрое больше. На нашем спектакле было занято больше половины мест – это наши английские друзья привели актеров, музыкантов и певцов, участвовавших в официальной программе фестиваля. Публика хлопала так долго и искренне, что мы почувствовали себя такими же великими, как эти люди. В главном холле в тот вечер были танцы. Начались они с джайва, который я не люблю, потому что этот танец предполагает отрывистые, судорожные движения. Потом были шотландские народные танцы, которые, как считал Старый Красный, в будущем, после Британской революции, станут танцевальной культурой бальных залов. Каждый танцующий в группе должен побывать в паре со всеми танцорами противоположного пола, потом группы смешиваются с соседними таким образом, чтобы в конце концов все находящиеся в зале представители противоположных полов станцевали друг с другом. Когда мы все утомились этими демократическими танцами, пришел черед спокойного интимного вальса. Я потанцевал разок с Дианой и разок с Хелен. Диана поведала мне по секрету, что Брайан испытывает к ней все более сильные чувства, а она все сильнее увлекается кое-кем из наших собратьев по цеху.

– Ого! – усмехнулся я.

– Похоже, – сказала она после паузы, – единственные люди, которым я способна по-настоящему отдаваться, – это режиссеры.

Ощутив укол ревности, я понял, что речь идет о нашем недавнем новом знакомом – режиссере английской труппы. Я пожелал ей удачи. Хелен очень мало говорила со мной. Как-то не возникало у нас с ней общих тем для разговора. Я понял, что беседовать с ней мне нравится меньше, чем видеть ее на сцене, и она, судя по всему, тоже это поняла.

К четырем утра все, кроме актеров и рабочих, разошлись. Практичный радикал выдал всем бесплатные бутерброды с сыром и кофе, и началась кейли – вечеринка с ирландскими песнями и танцами. Родди, Роури, режиссер и я пели вчетвером «Кирриемуирский бал», а потом каждый спел свое коротенькое соло, состоявшее из придуманных нами в юности или где-то выученных куплетов, которые были неизвестны остальным. Английские актеры пели пародии на собственные сценические произведения, певцы фолк-групп пели неопубликованные стихи Бернса. С тех пор, правда, их издавали, но очень маленькими тиражами. Оперные певцы стеснялись петь без репетиции, поэтому устроили игру в шарады. Музыканты оказались более смелыми. Они позаимствовали инструменты у джазовых и народных ансамблей и стали импровизировать дуэтами, трио и квартетами, причем, на мой взгляд, звучало весьма недурно и складно. Те же, кто разбирался в музыке, от души хохотали над невероятными комбинациями инструментов. В напитках не было недостатка, но я не выпил ни капли, хотя чувствовал себя таким же пьяным, как и остальные. Это была самая счастливая ночь для нас.

ЧЕТВЕРТАЯ НОЧЬ