* * *
Мне хотелось принять душ, но я решила дождаться сеанса связи с Громом — не лезть же мне с передатчиком под воду.
И снимать его тоже — не нужно.
Я прошлась по комнатам. Ой-ой-ой, как все нехорошо, как некрасиво все вышло.
С тех пор как я выключила телевизор, часы на стене оттикали уже десять минут, так что понемногу я начала успокаиваться, но внезапно завибрировавший радиоприемник на моем боку все-таки заставил меня вздрогнуть.
Я нацепила наушники и, сняв с пояса приемник, поднесла микрофончик к губам.
Подождала, пока в наушниках не раздалось громкое:
— Багира!
— Слышу хорошо, — быстро откликнулась я, и под ложечкой у меня нехорошо заныло, — это был голос Грома, а не оператора.
Вдруг Гром вызывает меня на связь для того, чтобы отругать за то, что появилась в телевизоре. Да ладно отругать, он вполне может и вовсе снять меня с задания! Конечно, может.
А я такого позора не переживу.
— Как успехи, Багира? — поинтересовался Гром.
— Вышла вроде бы на тех самых людей, которые нам нужны, — бодро сообщила я.
— Опиши-ка, — попросил Гром.
Как смогла, я описала Кирилла и Валерика.
— По описанию подходят, — удовлетворенно ответил Гром.
Я вздохнула с облегчением. Значит, Андрей Леонидович не видел моего появления на экране.
— Через кого вышла на них? — снова спросил Гром.
— Через того, кого вы мне рекомендовали, — прилежно ответила я.
— Неплохо, неплохо, — заметил Андрей Леонидович, — неплохо работаешь, Багира…
— Спасибо, — ответила я, — рада стараться…
Выходит точно — не видел ничего он!
— Этот Кирилл, — добавил Гром, — служил в Афганистане. Потом — где-то в арабских странах жил после войны. По нашим сведениям, воевал там по контракту, позже вступил в какую-то банду в Объединенных Арабских Эмиратах. Прекрасно знает арабские языки и скорее всего до сих пор сохраняет контакт с тамошними бандформированиями. Очень опасный человек.
— Мне тоже так показалось, — сказала я.
— Теперь мои тебе новости, — голос Грома посуровел, — и новости, надо сказать, неутешительные.
— В чем дело? — спросила я. Ну, сейчас он про эту передачу…
— Вторая операция по ликвидации Волка сорвалась, — сообщил мне Гром.
Вот так-так. Как видно, мне все-таки самой придется убирать бывшего коллегу.
Печально это и неправильно, но иначе, как я понимаю, нельзя.
— Волк после прошлого на него покушения переехал к своей сожительнице, — продолжал Гром, — он думал, мы не знаем ее адреса. А может, и просто понадеялся на свои силы. Как оказалось — не зря. Волк каким-то образом вычислил снайпера, расположившегося на крыше соседнего дома, подставил вместо себя манекен, да еще так умело подставил, что снайпер долго как следует прицелиться не мог. Ну, пока снайпер целился, Волк подкрался сзади и сбросил снайпера с крыши девятиэтажного дома, где снайпер сидел, — добавил Гром.
— Да, — сказала я, — Волк — отличный солдат.
— Я знаю, — вздохнул Гром, — тем обиднее. Я ведь сам его всему выучил, и теперь приходится его убивать. — Голос Андрея Леонидовича потускнел, но через секунду своим обычным деловым тоном Гром проговорил: — Что еще можешь сообщить, Багира?
— Пока ничего, — ответила я, рассудив, что не время сейчас распространяться о всяких там телепередачах.
— Вопросы?
— Только один, — cказала я. — Волк знает, что за ним идет охота. Почему он не скроется? Почему не откажется от поездки в Казахстан и не ляжет пока на дно?
— Я сам об этом думал, Багира, — признался Гром, — не знаю, если честно. Или для него поездка так важна, или он просто слишком уверен в своей неуязвимости.
— А может быть, и то и другое, — вставила я.
— Да. Волк слишком жесток, прямолинеен, неосторожен, — сказал Гром, — после того, как нашу разведгруппу расформировали, он, наверное, привык воевать со слабыми. На том и погорит, — закончил Гром.
Я промолчала.
— Больше нет вопросов? — снова спросил Андрей Леонидович.
— Нет.
— Тогда отбой… Да, вот еще что. Поздравляю тебя, Багира, с первым появлением на экранах телевизоров, — с неопределенной интонацией произнес Гром.
О черт, значит, он все-таки смотрел эту идиотскую передачу!..
Я молчала. А что мне говорить-то?
— Ладно, — устало произнес Гром, — если бы у меня была достойная замена и если бы ты не была по легенде журналисткой, что несколько оправдывает твое попадание в кадр… Если бы не все это, я бы тебя просто снял с задания. Ты поняла?
Я кивнула, потом спохватилась и сказала в микрофончик радиоприемника:
— Да.
— Вот теперь отбой, — произнес Гром, — самолет прилетает завтра в половине двенадцатого ночи. Не забудь. Отбой.
— Отбой, — сказала я, и тотчас голос в наушниках пропал, и смолк треск.
Я приняла душ и легла спать.
* * *
Проснулась я на следующее утро в семь часов утра. Включила телевизор — местный канал — и принялась делать утреннюю зарядку.
Я заканчивала уже комплекс упражнений, когда на канале Петропавловского телевидения началась программа новостей. Снова появилась на экране та самая студия с тем же самым ведущим.
Ведущий нахмурился, как и вчера, и страшным голосом, будто пересказывал фильм ужасов, начал вещать о вреде наркомании.
«Елки-палки, — пронеслось у меня в голове — да они свихнулись тут все на этих чертовых наркотиках…»
Я подумала, что это — всего лишь повтор вчерашней передачи и хотела было уже выключить телевизор, как в мое сознание вдруг вклинился другой голос:
— Сегодня мы успели снять кадры нового случая смерти от наркотиков…
Опять на экране появился Колхозный рынок, но уже утренний — освещение было другое и народу не так много — сразу видно, рано-рано утром снимали.
Голос за кадром рассказывал всякие ужасы о наркотических веществах, и телевизор показал мне тот самый сарай, куда завлек меня вчерашний паренек.
— А вот и очередная жертва беспредела наркобизнеса в нашем городе, — печально сообщил журналист, — посмотрите, на этом месте мог бы быть ваш сын, ваша дочь или даже — вы сами…
Теперь показывали площадку перед сараем. А что там, ну-ка?..
Камеру навели на это «что-то» — труп в пластиковом мешке.
Чья-то рука расстегнула «молнию», пластик разошелся, открыв синее перекошенное лицо умершего. Сомнений быть не могло…