— Ассалааму алейкум ва рахматуллахи ва баракатуху.
— Валейкум иссалам.
— Как поживаете, братья?
— Благодарение Богу, благодарение Богу.
— Присядьте к нам, мухтарам-имам, мы слушаем истории баба Сиди, и заверяю вас, сегодня вечером их стоит послушать.
— Не беспокойтесь, истории не кусаются.
— Я не о себе беспокоюсь.
— Вы не пожалеете.
— Ненадолго, ночь еще молода.
— Так мы всегда думаем, ночь еще молода, а она вдруг проходит.
— Вам надо немного отдохнуть, мухтарам-имам, присядьте на бараза, вам станет лучше.
— Посмотрим, станет ли мне лучше. Согласен, я ненадолго разделю ваше общество.
— Мы только что услышали, как баба Сиди достиг озера, огромного, почти как море.
— У Бога много чудес на свете.
— И там застрелили цаплю, ты об этом забыл сказать, баба Квуддус, она тоже относится к истории — и озеро, и цапля, упавшая как комета. Бвана Спик был доволен, его хорошее настроение разбухало, когда он вскипятил воду, глядя на свои часы, и записал все возможные цифры, потому что едва мы стали путешествовать без бваны Бёртона, он подружился с записной книжкой. Знаешь, Сиди, на что мы смотрим? Спросил он. Нет, сахиб, ответил я. Мы смотрим на исток реки, называемой Нил. Где-то на севере могучий Нил выливается из этого озера. Удивительно, что бвана Спик об этом знал.
— Он угадал.
— Да, конечно, угадал, ведь он еще не видел истоков Нила, но он угадал своим рассудком, потому что на нашем втором путешествии это предположение оказалось верным, мы оба стояли на другом берегу этого огромного озера и мы оба видели, как река вытекает из него.
— Нил?
— Этого мы пока не знали, не могли знать наверняка. Но другой мзунгу пошел следом за рекой, и когда я начал третье путешествие, то услышал, что загадка разгадана, все люди теперь знали, что Нил вытекает из второго большого озера.
— Значит, он был прав.
— Бвана Спик был прав, но одновременно все-таки не прав. Одна река вытекает из этого озера, и эта река, называемая Нил, да, но есть еще реки, которые втекают во второе великое озеро, и кто является другом споров, тот может уверять, что у каждой из этих рек есть исток, и все истоки являются истоками Нила, потому что вода, которую эти реки вливают в озеро, кормит реку под названием Нил. Бвана Спик желал немедленно обследовать озеро, он хотел нанять человека, рассказавшего нам про другой берег, хотел купить у него лодку, проплыть по всему озеру, нам потребовалось бы много месяцев для путешествия. Я умолял его подумать о наших скудных припасах, об усталых и недовольных носильщиках, о бване Бёртоне, ожидающем нас в Казехе. Ты не понимаешь, сказал он с пылающим лицом, если я безо всяких сомнений открою вопрос об истоках Нила, тогда приз принадлежит мне одному, тогда я стану человеком, в одиночку решившим величайшую из всех загадок. Он хотел сказать: тогда мне не нужно делиться славой с бваной Бёртоном.
— Ох, человек, не знающий меры.
— Главным образом вазунгу.
— Все мы! Ты уже теряешь меру, если считаешь, будто ты — исключение.
— Мне удалось отговорить его, прежде всего потому, что я поклялся, что все носильщики сбегут, если мы не вернемся вскоре в Казех. Но прежде чем покинуть второе великое озеро, он решил отпраздновать успех какой-нибудь достойной церемонией. Созвав всех, он приказал нам войти в воду, мы по колено стояли в волнах, не удивляйтесь, это озеро такое огромное, что по нему бегут волны, а когда начинается шторм, сказал нам человек, знакомый с другим берегом, волны становятся больше дома, и тот, кто остается в лодке на воде, тот пропал. Зайдите глубже в воду, сказал бвана Спик, так глубоко, чтобы вы могли полностью погрузиться в воду, а после того как ваше тело целиком окажется под водой, выходите и обрейте друг другу волосы, и потом еще раз искупайтесь в этой священной воде.
— Священной? Почему это священной?
— Так он сказал! Я отказался. Никто из нас не умеет плавать, ответил я. Не бойтесь, держитесь друг за друга, а я буду следить за вами. Я перевел его предложение носильщикам. Мои волосы, вскричал один, зачем мзунгу понадобились мои волосы? А что он за это заплатит? спросил другой. Этого человека надо срочно привести к мганга, у него в голове сидит не один только жук. Я объяснил бване Спику, что носильщики отказываются жертвовать волосы и окунаться в воду. Но это была бы такая прекрасная церемония, уверил он меня, ты же знаешь ее по Индии, Сиди, благословенное купание в священной воде.
— В воде замзам не купаются.
— Конечно нет, но баньяны, они верят, что некоторые реки священны, и вместо молитв они купаются. Но мы же не в Индии, сказал я бване Спику, и как нам узнать, что это священная вода. Это исток Нила, разумеется, вода здесь священна. Разве мы можем так запросто решить, какая вода священная, спросил я. А что ты думаешь, как вообще возникли подобные церемонии, ответил он. Какой-то человек в один прекрасный день что-то сказал, что-то сделал, другие ему поверили, повторили за ним, а сегодня мы дрожим от благоговения.
— Он оскорбил нашего пророка, да наградит Бог его миром.
— Не возбуждайтесь, мухтарам-имам.
— Что? Да что ты говоришь? Этот богохульник оскорбил…
— Это было уже давно.
— Может, баба Сиди неверно передал его слова?
— Он не оскорблял пророка.
— Как же? Ты сам повторил его слова.
— Насколько я знаю, он вообще ничего не знал про пророка, то есть он, конечно, слышал про него, ему было немного известно про аль-ислам, но это знание без корней. Он просто хотел в тот момент сделать нечто торжественное, что показалось бы величественным, что отвечало бы тем сильным чувствам, которые вызвало в нем его открытие. Он желал праздника, не знал, как бы нам отпраздновать вместе, как почтить это мгновение.
— Мне недоступно, что вас радует в этих историях, вечер за вечером, так радует, что вы бросаете свои семьи. Мертвые цапли, обрезанные волосы и неверный, изо рта которого говорит дьявол.
— Мы узнаем что-то о мире, имам, это не может навредить.
— Я думаю, имам следует за мудростью, гласящей, что человек, который ничего не знает, не в чем не сомневается.
— Ты хочешь оскорбить еще и нашего имама?
— А вы хотите возмущаться всем, что не выскакивает из ваших собственных ртов?
— Вы бы лучше обратились к чтению благородного Корана, там вы найдете достаточно историй, и это более старые истории, полные вечного смысла. А теперь я прощаюсь с вами, братья. Ассаламу алейкум.
— Валейкум иссалам, мухтарам-имам.
— Он ненадолго остался.
— Дольше, чем баба Сиди в мечете.
— Вы двое вряд ли сойдетесь.