Близнецы - читать онлайн книгу. Автор: Тесса де Лоо cтр.№ 60

Она провела их в столовую. Старичок покорно сел, положив шляпу на колени; над глубоко посаженными глазами завивались книзу белые брови. Его сопровождающий равнодушно осматривался вокруг, как если бы находился в приемной. Вернувшись домой, Лоттин отец нахмурился, однако, услышав имя Божюля, тут же оттаял. Ах, конечно, владелец магазина грампластинок, где он был завсегдатаем, сколько пылких дискуссий разгоралось там по поводу тех или иных записей. Пару раз он действительно видел его тестя, шаркающего по магазину дедушку Така. Разумеется, он постарается найти для него надежный адрес.

— Кстати… — сказал он, в изумлении обращаясь к старику, — я что-то не понимаю, ваш зять ведь персидский еврей? В последний раз он сказал мне, что ему нечего бояться; пока Германия не воюет с Ираном, ему ничто не угрожает.

— Не спрашивайте меня ни о чем, — вздохнул старик, — до тысяча девятьсот четырнадцатого года мир еще был доступен пониманию обычного человека… дальнейшие события просто не укладываются у меня в голове.

— В шляпе, — поддразнил его сопровождающий, указывая на черную шляпу, которая, точно corpus delicti, [75] вызвавший упадок прежнего мира, покоилась у него на коленях.

Садовый домик отремонтировали на скорую руку. Поскольку его пребывание было временным, старика не оповестили о том, что скрывается в доме не только он один. Когда светило солнце, он сидел на шатком складном стуле и мечтал, держа в уголке рта янтарную трубку. Лотта приносила ему еду, а он рассказывал ей об огранке алмазов в ту давнюю пору, когда в мире еще можно было сносно жить. Белые волосы, в которых солнце сплело ауру лучших времен, его уныние, его прозрачная кожа внушали Лотте мысль, что этот старик явился с того света, дабы бросить изумленный взгляд на нынешний хаос; при этом он знал наверняка, что в любой момент может вернуться назад.

Поиски другого адреса терпели фиаско; среди укрывающихся появлялись все новые категории: студенты, солдаты, которым грозил плен, мужчины, избегающие принудительного труда на немецких заводах. К их рядам примкнул Тео де Зван, а позже и Эрнст Гудриан, столь трогательный в своих героических попытках скрыть страх, что Лоттина мать искренне ему сочувствовала. Его поместили вместе с дедушкой Таком; он расширил легкомысленный домик, скрипевший на ветру, стильной пристройкой, где, наслаждаясь видом на поле цветущего табака, изготавливал скрипки. Даже Кун, достигший возраста военнообязанного, вынужден был скрываться. Его темперамент не позволял ему сидеть дома и спокойно дожидаться окончания войны. Он выскользнул из дома на улицу, был задержан и отправлен в Амерсфорт. Замыкая колонну наугад схваченных собратьев по несчастью, он шел в неизвестном направлении по Старому городу, окутанному сумерками. Дорога была узкой; незаметно он юркнул в подъезд и, прижавшись спиной к двери, забарабанил пальцами по дереву.

— Откройте, откройте, — умолял он.

— Ты католик? — поинтересовались с другой стороны двери.

— Нет, — простонал он.

— Тогда проваливай, — ответил голос.

Их разместили в Ассене в казармах, где было полным-полно вшей. Отвращение к этим насекомым не давало ему уснуть. Он прокрался на улицу и, облокотившись на стену, тихонько задремал. Ни свет ни заря его разбудила почтовая машина, работающая ца дровах, которая въезжала через ворота казармы. Почтальон вылез из машины и медленно опустошил почтовый ящик, после чего повернул обратно, выпуская дым из трубы. На следующий день, когда почтальон снова сел за руль, Кун открыл заднюю дверцу, подтянулся наверх и оказался среди почтовых мешков. Обнаружил себя он лишь у парома через канал Эйссел. Почтальон побледнел. Хотя талант Куна — импровизатора и поразил его, он не решался-таки взять с собой столь необычную посылку.

— Мальчик, я не могу этого сделать, — с сожалением сказал он, — это слишком рискованно.

— Спрячь меня в дровах, — предложил Кун.

Перед подобной находчивостью почтальон не смог устоять.

— Я с ума сошел, — ворчал он, заботливо укрывая безбилетника поленьями, вырубленными из фруктовых деревьев. Кун возвратился домой с непоколебимой верой в себя. Дрожа от усталости после двух бессонных ночей, мать, облегченно вздохнув, крепко его обняла. Он высвободился из ее объятий, чтобы быстро осмотреть свою одежду, опасаясь, что, в свою очередь, привез с собой безбилетников из казармы.

В то время как дедушка Так приживался среди яблонь и табака, вспоминая о своей покойной жене, фотография которой была приколота к стене ржавой кнопкой, его дочь и внучка меняли одно укрытие за другим. После долгих скитаний последняя присоединилась к своему жениху, прятавшемуся где-то в Беймстере, а дочь однажды летним вечером появилась на пороге Лоттиного дома. Одетая в вызывающе обтягивающий костюм, она сказала, что приехала (никто не знал откуда) навестить отца. Лоттина мать сразу заподозрила неладное, а ее муж не нашел в себе сил отказать. Он капитулировал перед откровенно соблазняющими маневрами, при которых в качестве главного козыря пускались в ход покрытые ярко-красной помадой пухлые губы, и сдался на ее просьбу об убежище. Ей отвели кровать в комнате Йет и Лотты; отныне они спали в сигаретном дыме и экзотическом аромате духов. По стульям и кроватям то и дело разбрасывались все новые платья с глубоким декольте, а из перламутровой шкатулки с драгоценностями извлекались многочисленные бусы.

Обделенная вниманием, она увядала, но расцветала от восхищенных глаз. Необходимость идти у нее на поводу — ради мира и покоя в доме — безумно всех изнуряла. Ни одно занятие не увлекало ее дольше пяти минут; она металась из угла в угол, как пантера в клетке; стук ее шпилек отрывал других от чтения, игры в карты, решения кроссвордов. С трудом верилось, что она была дочерью человека, который задумчиво курил в саду свою трубку и выращивал кресс-салат на узенькой полоске земли вдоль осевшей террасы.

По вечерам, когда окна зашторивались занавесками из конского волоса, они все спускались вниз, где ужинали за двумя длинными столами. Лоттина мать старалась, исходя из ограниченных возможностей, приготовить кошерные блюда. Иногда Макс Фринкель исполнял после ужина какое-нибудь виртуозное произведение Паганини; его сын брал реванш томной цыганской мелодией. Излишне оживленная Флора Божюль пела американские шлягеры. В конце концов все взоры, как правило, устремлялись на Лотту, которая закусывала губу и качала головой. В качестве компенсации за ее несговорчивость госпожа Мейер декламировала стихи. Гвоздем программы была ямбическая элегия о матери, вынужденной сбыть все свое имущество, только чтобы прокормить детей; единственным незаложенным предметом в доме оставалась кукла ее дочери, с которой та не расставалась ни на секунду. Дети слушали эту историю с самозабвением, в то время как взрослые надеялись, что она не окажется пророческой.

В доме работало «Радио Оранских» или Би-би-си. С тех пор как в мае всем пришлось сдать свои приемники, они пользовались самодельной установкой, сооруженной отцом Лотты, — грубоватой на вид, но зато с необыкновенно четким воспроизведением звука. Они слышали даже дыхание королевы, вещающей из Лондона. Люди изголодались по надежной информации; подпольные газеты и листовки передавались из рук в руки, время от времени кто-то зачитывал вслух статью.