Браззавиль-бич - читать онлайн книгу. Автор: Уильям Бойд cтр.№ 9

— Смерти следует регистрировать. Вы это знаете.

— Я этим как раз и занимаюсь, — тут я указала на журнал. — Просто у меня еще нет всех данных. Хаузер…

— Именно потому я и пришел. Хочу опередить события. — Он сделал паузу. — Хоуп, теперь у нас есть данные. Этот детеныш — не шимпанзе.

— Ах, вот оно что!

— Поверьте, Хоуп, сделать такую ошибку ужасающе легко. Со мной самим это случалось множество раз. Частично съеденный или разложившийся труп новорожденного. Моя дорогая, тут сложно, очень сложно определить.

— Но Хаузер…

— Антон только подтвердил мне, что это был детеныш бабуина.

— Вот как.

— Хоуп, я вас не виню, мне нужно, чтобы вы это поняли. Вы делали свою работу. Но я бы желал, чтобы вы пришли со своей гипотезой прямо ко мне. — Теперь он сел. Я мысленно спросила себя, что же он знает о моей гипотезе.

— Нужно сказать, я думала…

— Мне не хотелось, — снова перебил меня Маллабар, указывая на мои записи, — мне не хотелось, чтобы вы тратили усилия на тупиковые варианты.

— Спасибо.

Он встал.

— Мы здесь не дураки, Хоуп. Прошу вас, не нужно нас недооценивать. Мы-то, безусловно, отдаем вам должное.

— Могу только сказать, что детеныш был очень похож на шимпи.

— Вот-вот, — сказал он, завершая дискуссию; он услышал то, что хотел, и теперь ему заметно полегчало. Потом он сделал нечто из ряда вон выходящее: наклонился ко мне и поцеловал в щеку. Я ощутила колючее прикосновение его аккуратно подстриженной бородки.

— Спокойной ночи, моя дорогая. Слава Богу, что вы оказались не правы. — Снова улыбка. — То, что мы делаем здесь, — последовала пауза, — то, что мы делаем здесь, чрезвычайно важно. Ни у кого не должно возникать сомнений в единстве нашего подхода и чистоте методов. Вы сами должны понимать, какую потенциальную опасность представляет беспорядочное, нет, я оговорился, не беспорядочное, а слишком поспешное теоретизирование. Так ведь? — Он со значением посмотрел на меня, снова пожелал спокойной ночи и вышел.

После его ухода я села и выкурила сигарету. Мне нужно было успокоиться. Потом снова занялась журналом полевых исследований; я в точности зафиксировала все события за день, и приход Маллабара на мои записи не повлиял.

Покончив с этим, я вышла из палатки и по Главной улице направилась к лаборатории. В окнах у Хаузера все еще горел свет. Я постучала, и меня впустили.

— Как раз вовремя, — сказал Хаузер. — Можете их забрать. — Он протянул мне мои баночки для образцов, уже тщательно вымытые.

— И какие результаты?

— Никаких следов мяса. Все как обычно. Плоды, листья.

Я кивнула, приняла к сведению.

— Юджин только что заходил ко мне.

— Я знаю, — невозмутимо подтвердил Хаузер. — Я тоже сначала подумал, что вы обнаружили мертвого шимпи, и вскользь ему об этом упомянул… И мы вдвоем решили изучить вашу находку повнимательнее. — Он слегка улыбнулся, вздернул подбородок. — Детеныш бабуина. Совершенно бесспорно.

— Странно, как это мы оба с первого взгляда приняли его за шимпанзе.

— Сделать такую ошибку ужасающе легко.

— Да, конечно. — Ладно же, подумала я, будем играть по вашим правилам. Я испытующе посмотрела ему прямо в глаза. К чести его надо сказать, он не дрогнул.

— Могу я забрать тело?

— К сожалению, нет.

— Почему?

— Я кремировал его два часа назад.

Браззавиль-Бич. Я сижу у моря и смотрю, как в лучах низкого утреннего солнца две чайки хорохорятся и хлопают крыльями, сражаясь за какую-то пищу: то ли кожурку ямса, то ли рыбью голову, отсюда не видно. Они резко вскрикивают и враскорячку ступают, удары их костяных клювов напоминают стук пластмассовых чашек друг о друга.

На Галапагосских островах волнистые альбатросы находят себе пару на всю жизнь. Я видела фильмы, где они ласкают друг друга и нежничают, как ошалевшая от любви парочка на прогулке. Это не церемония взаимного ухаживания и не стремление покрасоваться при случае: они будут вместе, пока смерть не встанет между ними.

Одна из моих чаек наконец-то поступает разумно: хватает спорный кусок и улетает. Другая не пытается ее преследовать и растерянно тычет клювом в песок.

На Галапагосских островах живет и другая птица — ночная цапля. Ночная цапля производит на свет одновременно трех птенцов, а потом ждет, кто из них окажется самым сильным. Примерно через неделю такой птенец начинает драться с остальными, пытается выкинуть их из гнезда. В конце концов он добивается своего, более слабые птенцы падают на землю и умирают.

Цапля-мать сидит возле гнезда и наблюдает за ходом борьбы, за тем, как один ее птенец избавляется от двух других. Она смотрит на борьбу своих отпрысков и не становится между ними.

Джон Клиавотер был математиком. Эти слова звучат вполне безобидно, но, что касается Хоуп, для нее в них заключалась и его притягательная сила, и источник всех его безмерных проблем. Она знала, что он не был особенно хорош собой, но, надо сказать, ее никогда не тянуло к красивым мужчинам. В мужской красоте есть что-то легковесное и поверхностное, думала она. Эта красота была слишком заурядным явлением, поэтому серьезной ценности не представляла. Куда бы Хоуп ни отправилась, везде ей попадались мужчины с различными типами внешности, какую принято считать привлекательной: они обслуживали ее в магазинах, ели в ресторанах, возводили строительные леса, носили деловые костюмы в офисах, униформу в аэропортах… Она считала, что мужчин с хорошей внешностью куда больше, чем женщина. Красивую женщину найти несравнимо труднее.

Клиавотер был среднего роста, но казался слегка приземистым. Когда они встретились, в нем было несколько фунтов лишнего веса, и это только усиливало производимое им впечатление прочности и непроницаемости. Его жесткие, черные, зачесанные назад волосы спереди уже начинали редеть. Одевался он исключительно консервативно и просто: коричневый спортивного покроя пиджак и темно-серые фланелевые брюки, полушерстяные рубашки и однотонные вязаные галстуки, но на нем это выглядело абсолютно уместным, думала она. В том, как он носил одежду, была элегантная небрежность и безотчетное достоинство, и его добротные, сильно поношенные, хорошо сидящие вещи игнорировали лощеность и моду с грубоватым, мужественным щегольством, которое казалось ей куда более привлекательным, чем самые современные изыски хорошего вкуса.

У него был длинный прямой нос и блестящие бледно-голубые глаза. Никто из ее знакомых не докуривал сигарету до фильтра быстрее, чем он. Его откинутые назад волосы, неутомимость и состояние постоянной спешки возбуждали и раскрепощали ее. В его присутствии ее собственные возможности казались ей почти безграничными. Он был равнодушен к преходящим причудам этого мира, к его бахвальству и блеску. Вкусы у него, как у большинства людей, были одновременно банальные и непредсказуемые, но, казалось, они сложились самостоятельно, по своим внутренним законам, без влияний извне. Она считала его самодостаточность и наивную самоуверенность завидными качествами.