Густые кусты подступали к самой дорожке, над головой
смыкались кроны высоких дубов и лиственниц. День, и без того хмурый, разом
померк.
Меж зарослей мелькнула широкая лужайка, а за ней мрачный
силуэт замка Во-Гарни: дом-ларец с высокой угловатой крышей и круглыми башнями.
Окна были темны и слепы. Мне вообразилось, будто здание зажмурилось от ужаса,
предчувствуя свою скорую гибель. А тут ещё где-то наверху хрипло закричал
ворон.
Я вспомнил скверное предчувствие, посетившее меня час назад,
когда я ещё ничего не знал про адскую машину, и поёжился.
III
Дез Эссар остановил лошадей возле конюшни. Это была красивая
постройка, представлявшая собой уменьшенную копию главного дома – с башенками,
с грифонами на углах крыши.
– Мсье Боско! – тонким голосом закричал владелец
замка. – Мсье Боско!
И ещё что-то вопросительное, чего я не разобрал, ибо моё
знание французского оставляет желать лучшего.
В одном из окон второго этажа, где, видимо, располагались
жилые комнаты, появился тощий мужчина. Он был за стеклом, на тёмном фоне, и я
разглядел лишь белый угол манишки с чёрным галстуком и несоразмерно большую
голову – нет, то были длинные, стоящие торчком волосы. Силуэт управляющего
показался мне похожим на одуванчик.
– A-t-on téléphoné?
[31]
– закричал хозяин (это я понял). Боско помотал головой, его пышная причёска
качнулась.
Тогда дез Эссар показал на нас:
– Monsieur Шерлок Холмс! Docteur Уотсон!
– «Они приехали, теперь всё будет хорошо, –
вполголоса перевёл мне дальнейшее Холмс. – Оставайтесь у аппарата».
Господин Боско кивнул хозяину, поклонился нам и исчез. За
всё время он не произнёс ни слова.
– Таково условие этого негодяя, – пояснил дез
Эссар, трогая с места. – Кто-то постоянно должен находиться у телефона. У
меня всё оборудовано по последнему слову техники. Между квартирой управляющего
и домом телефонная связь. Один поворот рычага, и раздаётся звонок. Просто не
знаю, что бы я делал без Боско.
Коляска остановилась у парадного входа, который разместился
внутри нарядной остроконечной башенки.
Теперь, вблизи, я мог рассмотреть замок как следует и
убедился, что здание не такое уж древнее: не старина, а имитация под старину.
– Стиль «Людовик Тринадцатый», – определил Холмс,
отличный знаток архитектуры. – В сороковые годы был весьма популярен во
Франции, под воздействием моды на мушкетёрские романы.
– Да, мой папа обожал Александра Дюма, –
подтвердил хозяин.
Я уже успел привыкнуть к своеобразным манерам дез Эссара и
не удивился детскому слову «папа», так мало вязавшемуся с возрастом и седыми
волосами этого господина.
В отделанной резным дубом прихожей он гордо повернул большой
фарфоровый выключатель, и вспыхнул яркий свет.
– У меня прекрасное электрическое освещение, –
горделиво объявил дез Эссар. – Смотрите: вот ещё один щелчок, и зажглись
лампы всего первого этажа.
– Однако ещё не стемнело, – сказал я.
Хозяин с явным сожалением погасил свет и повёл нас через
анфиладу холодных комнат, уставленных громоздкой старинной мебелью.
В большой зале, где, благодарение Господу, горел камин, мы
сели за длинный стол, сверху прикрытый большой белой салфеткой, под которой угадывались
очертания бутылок и каких-то ваз.
– Ну вот. Теперь я расскажу вам всю эту кошмарную
историю обстоятельно, не упуская никаких деталей, – пообещал дез
Эссар. – Я знаю, в вашем деле детали важнее всего. Начну с моего покойного
папы…
Поскольку вступление звучало не слишком увлекательно, я
позволил себе несколько отвлечься, чтобы оглядеться по сторонам.
Комната была довольно любопытная. Судя по буфетам и длинному
столу, она служила столовой. На всех плоских поверхностях – каминной доске,
комодах, особых столиках – стояли макеты парусных кораблей, некоторые изрядного
размера. По стенам были развешаны портреты предков. Один из них в особенности
привлёк моё внимание.
На картине был изображён лихой капитан в длинном завитом
парике и с подзорной трубой в руке. За его спиной белели паруса и кудрявились
клубы порохового дыма. Художник явно старался придать курносой, свирепой
физиономии моряка благообразие, но не слишком в этом преуспел.
– …Вот папин портрет, – говорил тем временем
хозяин. – Ах нет, доктор, вы не туда смотрите! Это Жан-Франсуа, наш
родоначальник, один из храбрейших и благороднейших капитанов Короля-Солнца. Он
привёз из Южных морей целый сундук с драгоценностями и купил это поместье. А
папин портрет – третий справа.
Я перевёл взгляд в указанном направлении.
С холста на нас смотрел пухлый очкастый господин в мундире
национального гвардейца с моделью фрегата в руках. От далёкого предка дез
Эссар-père унаследовал курносость и шальной блеск глаз; сыну передал
овал лица и близорукость.
– Всё это очень интересно, но не могли бы вы перейти к
делу, – нетерпеливо сказал Холмс. – Лучше расскажите, как и где вы
искали бомбу.
– Но к этому я и подбираюсь! Если я не расскажу про
папу, вы не поймёте, почему мы ничего не нашли!
Дез Эссар оглянулся на каминные часы, всплеснул руками и
заговорил с удвоенной скоростью:
– Понимаете, это был необычный человек. Как говорили в
те времена, большой оригинал, а выражаясь по-современному, редкостный чудак. Он
унаследовал крупное состояние и тратил его на всевозможные причуды. У нас в
парке был собственный зверинец, представляете? В клетках жили волки, лисы,
кабаны, даже медведь. Папа поймал их сам. Помню, что личным лакеем при нём был
маленький чёрный пигмей из Африки – я ужасно его боялся. Перед домом стояла
медная кулеврина с корабля нашего родоначальника, и по праздникам папа
самолично из неё палил. Это и послужило причиной его преждевременной кончины. 8
июля 1860 года, в день моего семилетия, кулеврину разорвало, и папа скончался
на месте…
Хозяин выдержал приличествующую этому скорбному сообщению
паузу, а я, произведя несложный арифметический расчёт, в очередной раз
поразился точности холмсовских оценок: он сразу сказал, что наш клиент моложе,
чем кажется на первый взгляд.