Поэтому незваный гость поменял всегдашнюю манеру одеваться,
нарядившись вместо сюртука в поддёвку, покрыв голову не шляпой и не кепи, а
картузом, и обувшись в сапоги бутылками. Ещё и бородкой оброс, что не только
изменило его легко запоминающееся лицо, но и отчасти замаскировало главную
примету – седые виски. Обнаружилось, что, хоть усы у Эраста Петровича
по-прежнему черны, но в бороде седых волос предостаточно. Узнать в немолодом
бородатом картузнике Кузнецове записного денди Фандорина было непросто.
Безусловно, после прошлогодних московских приключений было
бы благоразумнее годик-другой вовсе не показываться в родных палестинах, но в
этом вопросе Фандорин компромиссов не признавал. Считал, что на Россию у него
не меньше прав, чем у великого князя и даже самого императора. Если
необходимость или, как сейчас, научный интерес требуют твоего присутствия на
родине, августейшим особам придётся потерпеть. Мало ли что они венценосные, а
Фандорин нет. С венценосных, собственно, и спрос больше. Если живёте во
дворцах, едите на золоте и все вам служат, так сознавайте свою ответственность.
Увы, вряд ли в России когда-нибудь появятся правители, понимающие, что
царствование – Крёстный Путь, а золотая корона – Терновый Венец.
Мысли подобного рода Эрасту Петровичу приходили в голову довольно
часто, и каждый раз настроение портилось. Те из соотечественников, кто
относился к монархии сходным образом, все сплошь желали революции и именовали
себя социалистами. Фандорин в эффективность революций не верил, а к любым
теориям, оперирующим понятиями «народ», «нация», или «классы-массы», испытывал
необоримое отвращение. Это надо же додуматься – сгонять людей в кучи по тому
или иному внешнему признаку! Низвести человека, который есть венец творения,
образ Божий и целая вселенная, до социальной функции, до муравьишки в
муравейнике!
Вот и ехал по широкой русской равнине некто Эраст Петрович
Кузнецов, ни Богу свечка, ни черту кочерга, глядел в белое заоконье и чем
дальше, тем больше хмурился, самоедствовал – в общем, вёл себя исключительно
по-русски, а никак не по-американски.
Американец всегда, и уж особенно в день рождения,
постарается придумать себе повод для оптимизма.
Быть может, отвлечься чтением?
Фандорин раскрыл захваченную в дорогу книгу («Крейцерову
сонату»), но вскоре отложил. Направление, которое в последние годы принял гений
графа Толстого, порой вызывало у Эраста Петровича раздражение.
На полочке стояло несколько томиков, припасённых железной
дорогой для досуга г. г. путешествующих первым классом. Чтение всё было
богополезное и душеспасительное, поскольку этим маршрутом обыкновенно ездили
паломники к святым местам Севера. Внимание хандрящего пассажира привлекла
книжица «Имена и именины» с перечислением дней памяти святых, краткими очерками
их жизни и занятными комментариями по поводу христианских имён. Самое
подходящее чтение для дня рождения.
Как ни странно, Фандорину никогда прежде не приходило в
голову поинтересоваться, в честь какого святого он наречён столь
малораспространённым именем. Стал читать – удивился.
Святой Ераст жил в первом столетии и принадлежал к числу
семидесяти апостолов, призванных Иисусом на Служение помимо первоначальных
Двенадцати. Родом он был не иудей, а грек (что для ранней поры христианства
довольно экзотично), происходил из знатного рода и занимал высокий пост в городе
Коринфе. Однако, следуя голосу сердца, покинул всё, пошёл по городам за святым
Павлом и потом стал епископом не то в Палестине, не то в Македонии.
Биографических сведений об этом полулегендарном муже древности почти не
сохранилось. Согласно одной версии (палестинской), Ераст дожил до глубокой
старости и почил в мире. Согласно другой (македонcкой), принял мученический
венец во время Нероновых репрессий.
Палестинский исход Фандорину сначала понравился больше.
Хотя… Он отложил книгу, немного подумал и пожал плечами: пожалуй, оба варианта
не так плохи.
По поводу же своего имени прочёл следующее: по-гречески
«эрастос» означает «возлюбленный»; оказывается, Эрастов делят на зимних и
летних – по времени рождения. Зимний отличается беспокойным и независимым характером,
надеется только на себя и идёт каменистыми тропами. Летний же легкорадостен,
ничего не принимает близко к сердцу, существование его безмысленно и приятно.
Позавидовав летнему тёзке, Фандорин ещё некоторое время
размышлял о своём имени.
Всё же маловероятно, чтобы отец нарёк его в честь Ераста
Коринфянина. Покойный родитель был не набожен и к церковным традициям
малопочтителен. Скорее всего назвал так от горечи – не простил младенцу, что
тот стал причиной смерти своей матери, скончавшейся от родильной горячки.
Бедняжку звали Лизой, а сына безутешный вдовец, стало быть, определил в Эрасты,
то есть погубители. Нарёк, как проклял. Пройдёт двадцать лет, и жестокая тень
карамзинской повести накроет Фандорина-младшего ещё раз. Жену тоже будут звать
Лиза, и погибнет она опять из-за него, Эраста…
Поезд миновал равнину, побежал через еловый лес, за окном
уже смеркалось, а настроиться на американский оптимизм у именинника всё не
выходило.
Тогда он мобилизовал всю свою волю и принялся изгонять
хандру энергическим усилием. Запретил себе думать про смутное будущее отчизны,
про прежние утраты, заставил мысль устремиться вперёд и вверх, в сияющие выси
Прогресса. По глубокому убеждению Фандорина, бедную Россию могло спасти одно:
быстрое движение по пути Общественного Развития и Науки, больше уповать было не
на что.
Он занялся составлением подробного плана предстоящей
экспедиции, и настроение сразу улучшилось.
ЦСК – champion
Цель поездки была непосредственно связана с уже поминавшейся
статистикой, королевой общественных наук. К этой увлекательной сфере знаний
Фандорин проникся интересом совсем недавно.
Будучи по делам в Нью-Йорке, из чистого любопытства заглянул
на конгресс Международного статистического общества, проходивший под девизом
«Statistics – the Champion of Progress»
[25]
. И надо же было
случиться, чтоб именно в этот день там выступал докладчик из Санкт-Петербурга,
некто тайный советник Тройницкий. Его превосходительство поведал собравшимся о
подготовке к первой в истории общероссийской переписи населения. Предмет
сообщения был необычайно интересен, масштабность и трудноосуществимость
поставленной задачи поражали воображение. Эраст Петрович дослушал выступление
до конца, задавал вопросы на обсуждении, а потом ещё и счёл полезным представиться
соотечественнику.