Свободная ладья - читать онлайн книгу. Автор: Гамаюнов Игорь cтр.№ 22

Все увидели на белой скатерти желтовато-зелёный кругляш. Это была граната Ф-1, именуемая в просторечии лимонкой, без чугунной «рубашки».

– Не п-переживайте, взрыватель у меня в д-другом кармане, – сказал Дёмин, всматриваясь в напряжённые лица сидящих. – Объясняю: г-граната ручная, оборонительная. Ч-чугунная «рубашка» разлетается на триста п-примерно осколков. П-площадь разлёта восемьдесят квадратных метров. Одной штуки хватило бы, чтобы ликвиднуть в Беловежской Пуще т-трёх инициаторов развала нашей с-страны.

– А потом сколько таких штук понадобилось бы, чтобы остановить то, что, например, произошло на Балканах, когда распадалась Югославия? – спросил друг дома. – Там пролились реки крови, а у нас, соответственно масштабам, были бы моря!..

– А вы д-думаете, у вас здесь обойдётся б-без этого? – Дёмин вдруг коротко засмеялся. – И до вас д-докатится – из окон вас б-будут выбрасывать!

– Ну спасибо за предсказание. – Режиссёр поднялся из-за стола. – А нам, пожалуй, в самом деле пора!

Хозяин дома, смущённый, растерянный, уговаривал его не торопиться, но тот, подавая жене жакет, был неумолим. Засобирался с женой и друг дома, спросивший негромко Потапова, неужто он собирается оставить у себя ночевать «этого вещуна». И посочувствовал, услышав: «У него билет на завтра». Хозяйка же всполошилась, вспомнив о пироге: «Он готов, чувствуете?! Разве можно без него?» Это было совсем уж неправильно, не пожар ведь, не землетрясение, чтобы нарушать незыблемый обычай. Гости нерешительно топтались в тесной прихожей, ощущая плывущий из кухни знакомый аромат антоновских яблок, поглядывая в распахнутую дверь на сидевшего за столом Дёмина – он неподвижно застыл в горестной позе отвергнутого пророка, обязанного говорить людям правду и только правду. Нет, возвращаться не стали, взяли, чтобы не обижать хозяйку, «сухим пайком» – куски пирога, помещённые в полиэтиленовые пакеты, – и шумно высыпали на лестничную площадку, к лифту.

Проводив гостей, Потаповы унесли лишнюю посуду, подсели к Дёмину, угощая его пирогом с чаем. Он вздыхал, кручинясь: «Исп-портил вам вечер…» – рассуждал об ушедших: «Н-ну с-согласитесь, д-далеки они от реальной жизни», – всматривался в лицо Потапова: «Да, п-похоже, вы все здесь какие-то п-парниковые». О лимонке, убранной обратно в карман: «Д-друзья п-подарили». На то, что с таким «подарком» может загреметь в милицию, оживлённо встряхнулся, прищурившись: «А я им живым не д-дамся!» После этих слов жена Потапова резко встала, не допив чай, и ушла на кухню тарелки мыть. Потапов же терпеливо продолжал вести отвлекающий разговор. Но ни семейная тема, ни его финансовые дела, которыми ведала, судя по всему, его супруга, Дёмина не увлекли. Отмахнулся: не это главное.

– У тебя д-диктофон близко? – спросил вдруг. – К-кассету дам п-прослушать, редкая запись.

Он тяжело поднялся, прошёл в прихожую, порылся в сумке, валявшейся под табуреткой. Возвращаясь, обрадовался, разглядев в углу гостиной, на тумбочке, музыкальный центр. Потапов почувствовал – в кассете таится какая-то часть его полубредового состояния, предлагал прослушать завтра, но Дёмин, бормоча странные слова: «Нет-нет, поплакать надо, чтобы очиститься!» – вложил кассету в приёмную щель музцентра. И – нажал «пуск». Послышались гитарные переборы, хриплый голос, отрывистые слова. Дёмин потянулся к бутыли с вином («Ещё одна ошибка, не убрал вовремя», – обречённо подумал Потапов, проследив, как льётся в фужеры тёмно-красное питьё).

– Д-давай п-помянем! – кивнул он в сторону музцентра. – Отличный п-парень! Сам – и слова, и музыку… Там, в Афгане, на д-другой день после этой записи его м-моджахеды з-зарезали.

Выпив, Дёмин уронил голову на руки, стал раскачиваться в такт, продолжая бормотать что-то малоразборчивое. Но отрывистые путаные слова всё-таки складывались в рассказ – зыбкий, как туманная мгла, катившаяся из ущелья навстречу бэтээрам, в которых они возвращались с задания.

– И ты там стрелял? – спросил Потапов.

– Н-нет, хотя автомат при мне был, – раскачиваясь, ответил Дёмин. – Я з-записывал в б-блокнот всё… Но не всё опубликовал…

– Почему?

– Не мог!.. Д-душа не велит!..

Он схватился за горло, всхлипнув, пытаясь остановить слёзы.

– З-заблудились тогда… В Иран з-заехали… Видим – к-какой-то дом… Один… Мы т-туда. В доме с-старик. С-сидит в углу, бьёт себя в грудь: «Иран, Иран!»

– И – что?

– М-международный инцидент, вот что… К-командир по рации в штаб – так, мол, и так, мы в Иране, а ему: с-свидетелей не оставлять!..

Дёмина колотила дрожь, он уже не стеснялся слёз.

– П-понимаешь? Не оставлять с-свидетеля!

– Старика?

– Да! Это война, п-понимаешь? А на войне – п-попутные жертвы…

– И вы убили старика?

Не ответил Дёмин. Лицо закрыто ладонями, плечи дёргаются, всхлипы сочатся сквозь пальцы. В дверях показалась жена Потапова – муж ей рукой махнул: сгинь! Ушла. А плечи Дёмина всё тряслись, он раскачивался в такт хриплым выкрикам и гитарным переборам, несущимся из музцентра.

* * *

…Спать его уложили на диване в гостиной. Он натянул одеяло на голову и затих.

Потапов помогал жене убирать посуду и, укладывая тарелки в шкаф, вспомнил: на втором, кажется, курсе они оба стали часто публиковаться в университетской газете, и там Дёмин ко Дню Победы напечатал документальный рассказец о послевоенной деревне. В ней среди безруких и безногих мужиков, вернувшихся с фронта, был только один «целый», да и тот – старик. И затеял он копать колодец. Пятилетний Дёмин, две зимы проживший в партизанском отряде, всякое уже повидавший, стоит и смотрит, как старик всё глубже закапывается в землю, как за холмиком выброшенной земли то появляется, то исчезает седой затылок. Вдруг он оттуда не выберется, думает Дёмин и бежит к дому, зовёт мать – спасать старика.

Как всё сошлось в этой странной реальности: взрослый Дёмин, по-детски впечатлительный и ранимый, в чужой земле оказался причастным к гибели другого старика. И теперь возит с собой эту кассету, терзает себя неумирающим чувством вины и – одновременно! – ностальгической тоской по той, не существующей уже, стране, в которой прожил большую часть своей жизни.

Нет, не уснул он. Окликнул Потапова, проходившего в спальню, снова забормотал неразборчивое. Присел Потапов на диван, включил настенный светильник и увидел недоумённо-детское выражение на его постаревшем лице. Слова его были путаные, и слёзы обиды опять закипали в глазах.

– Зачем всё это с нами было? – спрашивал он. – Знаешь?.. Нет?.. Вот и я не знаю…

Такого здесь ещё не было. Распахнув дверь в инспекцию по делам несовершеннолетних, массивный седой человек произнёс властным, хорошо поставленным голосом:

– Прошу отправить мою дочь в колонию!

Сотрудницы оторопели:

– Почему?