Зверобой - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Фенимор Купер cтр.№ 113

— Ты достаточно хорошо знаешь натуру и обычаи краснокожих, Уа-та-Уа, чтобы понять, почему я обязан вернуться из отпуска, — начал охотник на делаварском наречии, когда терпеливая и покорная представительница этого племени спокойно приблизилась к нему. — Ты, вероятно, понимаешь также, что вряд ли мне суждено когда-нибудь снова говорить с тобой. Сказать мне надо лишь очень немного. Но это немногое — плод долгой жизни среди вашего народа и долгих наблюдений над вашими обычаями. Женская доля вообще тяжела, но должен признаться, хотя и не питаю особого пристрастия к людям моего цвета, что она тяжелее среди краснокожих, чем среди бледнолицых. Неси свое бремя, Уа-та-Уа, как подобает, и помни, что если оно и тяжело, то все же гораздо легче, чем у большинства индейских женщин. Я хорошо знаю Змея, знаю его сердце — он никогда не будет тираном той, которую любит, хотя и ждет, конечно, что с ним будут обходиться как с могиканским вождем. Вероятно, в вашей хижине будут и пасмурные дни, потому что такие дни случаются при всех обычаях и у всех народов; но, держа окна сердца раскрытыми настежь, ты всегда оставишь достаточно простора, чтобы внутрь мог проникнуть солнечный луч. Ты происходишь из знатного рода, и Чингачгук — тоже. Не думаю, чтобы ты или он позабыли об этом и опозорили ваших предков. Тем не менее любовь — нежное растение и никогда не живет долго, если его орошают слезами. Пусть лучше земля вокруг вашего супружеского счастья увлажняется росой нежности.

— Мой бледнолицый брат очень мудр; Уа сохранит в памяти все, что его мудрость возвестила ей.

— Это очень разумно, Уа-та-Уа. Слушать хорошие советы и запоминать их — вот самая надежная защита для женщины. А теперь попроси Змея прийти и поговорить со мной. Я буду вспоминать тебя и твоего будущего мужа, что бы ни случилось со мной, и всегда буду желать вам обоим всех благ, и в этом и в будущем мире.

Уа-та-Уа не пролила ни одной слезинки на прощанье, но в ее черных глазах отражалось пылавшее в груди чувство, и красивое лицо было озарено выражением решимости, представлявшей резкий контраст с его обычной кротостью.

Минуту спустя делавар приблизился к своему другу легкой и бесшумной поступью индейца.

— Поди сюда, Змей, вот сюда, немного подальше, чтобы нас не могли видеть женщины, — начал Зверобой, — я хочу сказать тебе кое-что, чего никто не должен угадать, а тем более подслушать. Ты хорошо знаешь, что такое отпуск и что такое минги, чтобы сомневаться или питать ложные надежды относительно того, что, по всем вероятиям, случится, когда я вернусь обратно в их лагерь. Итак, нескольких слов будет достаточно… Во-первых, вождь, я хочу сказать тебе об Уа-та-Уа. Я знаю, что по обычаям вашего народа женщины должны работать, а мужчины охотиться, но во всем надо знать меру. Впрочем, что касается охоты, то я не вижу оснований, по которым здесь следовало бы ставить какие-нибудь границы, но Уа-та-Уа происходит из слишком хорошего рода, чтобы трудиться без отдыха. Люди с вашим достатком и положением никогда не будут нуждаться в хлебе, картофеле или других овощах, которые рождаются на полях. Поэтому, надеюсь, твоей жене никогда не придется брать в руки лопату. Ты знаешь, я не совсем нищий, и все, чем владею, будь то снаряжение, припасы, шкуры, оружие или материи, — все это дарю Уа-та-Уа, если не вернусь за своим добром в конце лета. Пусть это будет приданым для девушки. Думаю, нет нужды говорить тебе, что ты обязан любить молодую жену, потому что ты уже любишь ее, а кого человек любит, того он, по всей вероятности, будет и ценить. Все же не мешает напомнить, что ласковые слова никогда не обижают, а горькие обижают сплошь да рядом. Я знаю, ты мужчина, Змей, и потому охотнее говоришь у костра совета, чем у домашнего очага, но все мы иногда бываем склонны немножко забыться, а ласковое обхождение и ласковое слово всего лучше помогают нам поддерживать мир в хижине, так же как на охоте.

— Мои уши открыты, — произнес делавар важно, — слова моего брата проникли так далеко, что никогда не смогут вывалиться обратно. Они подобны кольцам, у которых нет ни конца, ни начала. Говори дальше: песня королька и голос друга никогда не наскучат.

— Я скажу еще кое-что, вождь, но ради старой дружбы ты извинишь меня, если я теперь поговорю о себе самом. Если дело обернется плохо, то от меня, по всем вероятиям, останется только кучка пепла, поэтому не будет особой нужды в могиле, разве только для пустого тщеславия. На этот счет я не слишком привередлив, хотя все-таки надо будет осмотреть остатки костра, и если там окажутся кости, то приличнее будет собрать и похоронить их, чтобы волки не глодали их и не выли над ними. В конце концов, разница тут невелика, но люди придают значение таким вещам…

— Все будет сделано, как говорит мой брат, — важно ответил индеец. — Если душа его полна, пусть он опорожнит ее на груди друга.

— Спасибо, Змей, на душе у меня довольно легко. Да, сравнительно легко. Правда, я не могу отделаться от некоторых мыслей, но это не беда. Есть, впрочем, одна вещь, вождь, которая кажется мне неразумной и неестественной, хотя миссионеры говорят, что это правда, а моя религия и цвет кожи обязывают меня верить им. Они говорят, что индеец может мучить и истязать тело в полное свое удовольствие, сдирать с тебя скальп, и резать, и рвать на куски, и жечь, пока ничего не останется, кроме пепла, который будет разбросан на все четыре стороны; и однако, когда зазвучит труба, человек воскреснет снова во плоти и станет таким же, по крайней мере по внешности, если не по своим чувствам, каким был прежде.

— Миссионеры — хорошие люди, они желают нам добра, — ответил делавар вежливо, — но они плохие знахари. Они верят всему, что говорят, Зверобой, но это еще не повод для воинов и ораторов открывать свои уши. Когда Чингачгук увидит отца Таменунда, стоящего перед ним со скальпом на голове и в боевой раскраске, тогда он поверит словам миссионеров.

— Увидеть — значит поверить, это несомненно. Увы мне! Некоторые из нас могут увидеть все эти вещи гораздо скорее, чем мы ожидаем. Я понимаю, почему ты говоришь об отце Таменунда, Змей, и это очень тонкая мысль. Таменунд — старик, ему теперь лет восемьдесят, никак не меньше, а его отец подвергся пыткам, был скальпирован и сожжен, когда нынешний пророк был еще юнцом. Да, если бы это можно было увидеть своими глазами, тогда действительно было бы нетрудно поверить всему, что говорят миссионеры. Однако я не решаюсь спорить против этого мнения, ибо ты должен знать, Змей, что христианство учит нас верить не видя, а человек всегда должен повиноваться своей религии и ее учениям, каковы бы они ни были.

— Это довольно странно со стороны такого умного народа, как белые, — сказал делавар выразительно. — Краснокожий глядит на вещи очень внимательно, чтобы сперва увидеть, а потом понять.

— Да, это звучит убедительно и приятно для человеческой гордости, но это не так глубоко, как кажется на первый взгляд. Однако из всего христианского учения, Змей, всего больше смущает и огорчает меня то, что бледнолицые должны отправиться на одно небо, а краснокожие — на другое. Таким образом, те, которые жили вместе и любили друг друга, должны будут разлучиться после смерти.

— Неужели миссионеры учат действительно этому своих белых братьев? — спросил индеец с величайшей серьезностью. — Делавары думают, что добрые люди и храбрые воины будут охотиться в чудесных лесах все вместе, к какому бы племени они ни принадлежали, тогда как дурные индейцы и трусы должны будут пресмыкаться с собаками и волками, чтобы добывать дичину для своих очагов.