— Это очень странно и очень неразумно. Родители должны дать своему потомству какое-нибудь имя, если даже они не могут дать ничего другого. Сам я происхожу из очень скромной семьи, хотя все же мы не настолько бедны, чтобы не иметь фамилии. Нас зовут Бампо, и я слышал… (тут проблеск тщеславия заставил зарумяниться щеки охотника) я слышал, что во время оно Бампо стояли среди остальных людей немного выше, чем стоят теперь.
— Они никогда не заслуживали этого больше, чем теперь, Зверобой, и фамилия у вас хорошая. Я и Гетти в тысячу раз предпочли бы называться Гетти Бампо или Юдифь Бампо, чем Гетти и Юдифь Хаттер.
— Но ведь это невозможно, — добродушно возразил охотник, — если только одна из вас не согласится выйти за меня замуж.
Юдифь не могла удержаться от улыбки, заметив, как просто и естественно разговор перешел на ту тему, которая всего больше интересовала ее. Случай был слишком удобен, чтобы пропустить его, хотя она коснулась занимавшего ее предмета как бы мимоходом, с истинно женской хитростью, в данном случае, быть может, извинительной.
— Не думаю, чтобы Гетти когда-нибудь вышла замуж, Зверобой, — сказала она. — Если ваше имя суждено носить одной из нас, то, должно быть, это буду я.
— Среди Бампо уже встречались красивые женщины, Юдифь, и если бы вы теперь приняли это имя, то, как это ни странно, именно в этом отношении люди, знающие нашу семью, ничуточки не удивились бы.
— Не шутите, Зверобой. Мы коснулись теперь одного из самых важных вопросов в жизни женщины, а мне хотелось бы поговорить с вами серьезно и вполне искренне. Забывая тот стыд, который заставляет девушек молчать, пока мужчина не заговорит с ней первый, я выскажусь совершенно откровенно, как и следует, когда имеешь дело с таким благородным человеком. Как вы думаете, Зверобой, могли бы вы быть счастливы, имея женой такую женщину, как я?
— Такую женщину, как вы, Юдифь? Но какой смысл рассуждать о подобных вещах! Такая женщина, как вы, то есть достаточно красивая, чтобы выйти замуж за капитана, утонченная и, как я полагаю, довольно образованная, вряд ли захочет сделаться моей женой. Думается мне, что девушки, которые чувствуют, что они умны и красивы, любят иногда пошутить с тем, кто лишен этих качеств, как бедный делаварский охотник.
Это было сказано добродушно, но вместе с тем легкая обида чувствовалась в голосе. Юдифь сразу заметила это.
— Вы несправедливы ко мне, если предполагаете во мне подобные мысли, — ответила она серьезно. — Никогда во всю мою жизнь я не говорила так от души. У меня было много поклонников, Зверобой, — право, чуть ли не каждый холостой траппер или охотник, появлявшийся у нас на озере за последние четыре года, предлагал взять меня с собой. Ни одного из них я не хотела, не могла слушать; быть может, к счастью для меня, дело обстояло именно так. А между ними были очень видные молодые люди, как вы сами можете судить по вашему знакомому, Гарри Марчу.
— Да, Гарри хорош на взгляд, хотя, быть может, не так хорош с точки зрения рассудка. Я сперва думал, что вы хотите выйти за него замуж, Юдифь, право! Но когда он уходил отсюда, я убедился, что нет на свете хижины достаточно просторной, чтобы вместить вас обоих.
— Наконец-то вы судите обо мне справедливо, Зверобой! За такого человека, как Непоседа, я никогда не могла бы выйти замуж, если бы даже он был в десять раз красивее и в сто раз мужественнее, чем теперь.
— Но почему, Юдифь, почему? Признаюсь, мне любопытно знать, чем такой молодой человек, как Непоседа, мог не угодить такой девушке, как вы.
— В таком случае вы узнаете, Зверобой, — сказала девушка, радуясь случаю перечислить те качества, которые так пленяли ее в собеседнике. Этим способом она надеялась незаметно подойти к теме, близкой ее сердцу. — Во-первых, красота в мужчине не имеет большого значения в глазах женщины, только бы он не был калекой или уродом.
— В этом я не могу целиком согласиться с вами, — возразил охотник задумчиво, ибо он был весьма скромного мнения о своей собственной внешности. — Я замечал, что самые видные воины обычно берут себе в жены самых красивых девушек племени. И наш Змей, который иногда бывает удивительно хорош собой в своей боевой раскраске, до сих пор остался всеобщим любимцем делаварских девушек, хотя сам он держится только за Уа-та-Уа, как будто она единственная красавица на земле.
— Если молодой человек достаточно силен и проворен, чтобы защищать женщину и не допускать нужды в дом, то ничего другого не требуется от его внешности. Великаны вроде Непоседы могут быть хорошими гренадерами, но как поклонники они немногого стоят. Что касается лица, то честный взгляд, который является лучшей порукой за сердце, скрытое в груди, имеет больше значения, чем красивые черты, румянец, глаза, зубы и прочие мелочи. Все это, быть может, хорошо для девушек, но не имеет никакой цены в охотнике, воине или муже. Если и найдутся такие глупые женщины, то Юдифь не из их числа.
— Ну, знаете, это просто удивительно! Я всегда думал, что красавицы льнут к красавцам, как богачи к богачам.
— Быть может, так бывает с мужчинами, Зверобой, но далеко не всегда это можно сказать о нас, женщинах. Мы любим отважных мужчин, но вместе с тем нам хочется, чтобы они были скромны; нам по душе ловкость на охоте или на тропе войны, готовность умереть за правое дело и неспособность ни на какие уступки злу. Мы ценим честность — языки, которые никогда не говорят, чего нет на уме, и сердца, которые любят и других, а не только самих себя. Всякая порядочная девушка готова умереть за такого мужа, тогда как хвастливый и двуличный поклонник скоро становится ненавистным как для глаз, так и для души.
Юдифь говорила страстно и с большой горечью, но Зверобой не обращал на это внимания, весь поглощенный новыми для него чувствами. Человеку столь скромному было удивительно слышать, что все те качества, которыми, несомненно, обладал он сам, так высоко превозносятся самой красивой женщиной, которую он когда-либо видел. В первую минуту Зверобой был совершенно ошеломлен. Он почувствовал естественную и весьма извинительную гордость. Затем мысль о том, что такое существо, как Юдифь, может сделаться спутницей его жизни, впервые мелькнула в его уме. Мысль эта была так приятна и так нова для него, что он на минуту погрузился в глубокое раздумье, совершенно забыв о красавице, которая сидела перед ним, наблюдая за выражением его открытого и честного лица. Она наблюдала так внимательно, что нашла неплохой, хотя не совсем подходящий, ключ к его мыслям. Никогда прежде такие приятные видения не проплывали перед умственным взором молодого охотника. Но, привыкнув главным образом к практическим делам и не имея особой склонности поддаваться власти воображения, он вскоре опомнился и улыбнулся собственной слабости. Картина, созданная его воображением, постепенно рассеялась, и он опять почувствовал себя простым, неграмотным, хотя безупречно честным человеком.
Юдифь с тревожным вниманием глядела на него при свете лампы.
— Вы изумительно красивы и обаятельны сегодня, Юдифь! — воскликнул он простодушно, когда действительность одержала наконец верх над фантазией. — Не помню, чтобы мне когда-нибудь случалось встречать такую красивую девушку даже среди делаварок; не диво, что Гарри Непоседа ушел отсюда такой грустный и разочарованный.