Фавн на берегу Томи - читать онлайн книгу. Автор: Станислав Буркин cтр.№ 40

Они разделились и, стараясь ступать тише, разошлись по скрипучим половицам в разные концы каравансарая.

Через две минуты Чикольский присоединился к Бакчарову, изучавшему в его крохотном номере устройство окон в «Левиафане».

— Это будет нетрудно, — сказал учитель. — Он оставил открытой форточку. Через нее легко дотянуться до шпингалета.

Бакчаров открыл подобное арке глубокое оконце и закинул на подоконник ногу.

— Дмитрий Борисович! — шепотом окликнул его Чикольский. — Мы можем выйти на балкон через дверь.

— Не стоит лишний раз выходить в коридор, — объяснил Бакчаров, уже перебравшийся на дворовую галерею. — Давай сюда.

Чикольский послушно пролез через крохотное оконце, и они медленно, натыкаясь друг на друга, походкой неопытных воров, двинулись по промозглому балкону на противоположную сторону и остановились у качалки, накрытой бурым клетчатым пледом. Только Бакчаров запустил руку в форточку, как стеклянная балконная дверь звякнула и слегка приоткрылась, из коридора послышался громкий запальчивый разговор. Бакчаров и Чикольский со страху пригнулись и отпрянули от окна.

— …Нос себе налакал инда как селезень, — набирала обороты коридорная перепалка, — а потом зачем толкали его, побили ему посуду! Да кто тебя толкал, косой черт, нечистая сила? Кто толкал тебя, окаянная твоя рожа? Кто грохнул посудой, с того и спрос, с того и вычет! — истерически вопила на одном дыхании низким сорванным голосом кухарка «Левиафана» баба Нина. Из глубины ей наперебой сипло гнусавил, задыхаясь от ярости, дед Анисим:

— Эх ты какая, матушкабарыня, неужели я без тебя эту посудину по полу раскатал …

Балконная дверь так же внезапно и звонко захлопнулась, и каскад Анисима за ней стало не слышно, доносился только голос стоявшей прямо за дверью женщины.

— Быстро! — скомандовал Бакчаров, сунул руку в форточку, выдернул шпингалет и распахнул на себя маленькое гостиничное окно.

Они по очереди неуклюже ввалились в темный зашторенный номер, их окутал спертый запах прокуренного жилища, и они оказались лежащими на ковре между угловым креслом и круглым обеденным столом.

— Дмитрий Борисович, а что мы будем здесь делать? — наивным голосом прошептал Арсений. — Тут так темно…

— Закрой руками глаза, чтобы они к полутьме привыкли.

— А разуваться стоит? — встав на четвереньки, заколебался Чикольский.

— Ты что, сдурел?! — почти вслух бросил Бакчаров, стоя на корточках и подслеповато осматриваясь.

Комната была темной и мрачной… Против окна стоял высокий дубовый комод, над ним висел темный ковер с изображением воина, поражающего копьем дракона. На комоде стояли старинные песочные часы, человеческий череп, кованый иудейский семисвечник, белый булыжник, горящая голубым светом пузатая лампада и большая книга в металлическом переплете с двумя замочками, соединяющими нижнюю и верхнюю корки. Рядом с книгой стоял стеклянный колпак в виде сторожевой башни, на которой сидел серебряный ястреб с рубиновыми глазами. Под колпаком виднелся золотой ларец.

Незваные гости подобрались на четвереньках к комоду, поднялись и склонились над таинственной книгой. На ее обложке они обнаружили выпуклые чеканные изображения четырех существ: козла, крылатого змея, черта и нагой женщины с чашей в руке. Кроме того, каждое из существ держало в руках, когтях или копытах одинаковые искусно изображенные свитки.

Чикольский завороженно протянул руку к книге, но вдруг отдернул ее назад и виновато посмотрел на Бакчарова. Дмитрий Борисович вздохнул и сам коснулся холодного бронзового переплета, покрытого бархатистой патиной, отпер замки и раскрыл книгу. На пожелтевших, украшенных по краям блеклокрасным орнаментом листах виднелись диковинные письмена. Буквы закорючками плелись одна за другой и заполняли таинственные строки без пробелов и знаков препинаний.

— Византийская вязь! — шепотом воскликнул Бакчаров. — Это греческий.

— Что здесь написано? — трепеща, спросил учителя Чикольский.

— Пес его знает, — бессильно выругался Бакчаров. — Нас только классическому греческому учили, да и то только так, для виду. А тут я вообще ничего разобрать не могу.

Визитеры отошли от комода и еще раз осмотрели комнату. У стены громоздился старинный гардероб. За фортепьяно стоял тонкий, словно проволочный, пюпитр, а за ним массивный письменный стол. Вся стена над пианино была увешана лубочными гостиничными картинами, едва ли настоящими кавказскими кинжалами и рогами для вина. Гостиничные вещи было легко отделить от вещей постояльца, так как первые были банальны и заурядны, а вещи Человека диковинны, искусно сделаны и не известны доселе даже повидавшему мир Бакчарову.

Господин учитель отошел в спальный закуток, встал на колени у старинного обитого жестью сундука и поднял тяжеленную крышку. Здесь были массивные неизвестного назначения, явно ритуальные инструменты, а некоторые приспособления и вовсе походили на изощренные орудия пыток. На всех металлических предметах были видны старинные глубокие гравировки и выпуклые чеканные изображения. Кроме металлических предметов были здесь и стеклянные колбы, реторты, заполненные густыми жидкостями пузырьки, заткнутые старыми почерневшими пробками, и хрустальные графинчики.

— Алхимия, — констатировал Чикольский, беря в руки бутылек с красночерной жидкостью. — Наверное, кровь. Может статься, драконья.

— Положи назад, — строго сказал Дмитрий Борисович.

Товарищи были так поражены увиденным, что забыли обо всем на свете. Но внезапно защелкал замок, дверь в прихожей отворилась, хлопнула, и послышался характерный звук утирания подошв на пороге, пыхтение, стягивание жестких уличных ботиков и скрип половиц. Чикольский чуть взвизгнул, а учителя сковал леденящий страх. Выйдя из секундного ступора, Бакчаров потерял власть над собой и на четвереньках, шумно стуча коленками, запинаясь о полы шинели, убежал обратно в комнату, скользнул за тяжелую штору и кубарем вывалился через окно на ослепительный дневной свет. Оказавшись на дворовой галерее возле качалки, Бакчаров вскочил на ноги и бросился через звонкую стеклянную дверь наутек, с грохотом сбил в коридоре Анисима с очередным подносом ухи, ураганом сбежал по узкой лестнице и через зал трактира покинул «Левиафанъ».

…Бедняга Чикольский, как только услышал звук хлопнувшей в прихожей двери, еще до того, как Бакчаров успел чтолибо осознать, бросился к массивному гардеробу, скользнул за тяжелую зеркальную дверцу, забился поглубже внутрь и замер, словно бы неживой.

Минуту он сидел, зажмурившись, потом, стараясь не дышать, открыл глаза и осмотрелся. Над ним во мраке, как гигантские летучие мыши, свисали черные кафтаны, мантии и, словно шутовские, льняные узорные рубахи с очень длинными рукавами и шарообразными бубенцами. В углу шкапа у его плеча стояла трость с тяжелым набалдашником в виде птичьей головы.

Донеслись мерные шаги, потом вдруг прекратились, и послышались щелчки замочков оставленной ими незакрытой книги. Потом шаги медленно перекатились по комнате, звякнули кольца штор, и послышался звук запираемых на шпингалеты окон. В комнате стало както глухо, и ужас еще сильнее сгустился над съежившимся гостем в шкапу.