Издранное, или Книга для тех, кто не любит читать - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Слаповский cтр.№ 70

— Ваня, как ты… возмужал…

И Емельянов понял, что она имела в виду другое: постарел. Отметив в душе, что и она постарела (мы ведь часто только тогда и понимаем свой возраст, когда встречаем своих давно не виденных ровесников и видим, что с ними произошло).

Был и другой случай: два года назад, когда он приехал не выспавшимся, агрессивно печальным из-за недавнего фактического развода с женой. Точно так же он шел по улице, точно так же на него наткнулась знакомая из близких подруг юности. Изумилась, всплеснула руками и ахнула:

— Ванька! Зараза, ты будто даже помолодел!

Смутившись, Емельянов ответил странной фразой (ибо приготовился к противоположной реакции):

— Так ведь и лет сколько прошло!

Вы, господа лакеры и лузеры, наверняка заметили нескладицу в соотнесенности обстоятельств жизни Емельянова и его внешнего вида, но никакой нескладицы нет, он относится к той породе людей, которых покой и здоровье расслабляют, у них словно дрябнет душа, а заодно и кожа, глаза тускнеют, плечи опускаются, выглядят они плохо. И напротив, когда им действительно плохо, выглядят они хорошо и даже прекрасно: плечи расправлены, на щеках румянец, пусть отчасти и лихорадочный, глаза сверкают. Это потому, что неудачи мобилизуют их душу или, научно говоря, нервную и иммунную системы.

Итак, Емельянов шел по улице и встретил старого друга Никитина, весельчака, в прошлом блестящего студента, подававшего надежды, и любимца девушек, который давно уже сидит где-то ночным сторожем, не подавая надежд, и девушки его давно уже не любят. Никитин меланхолически обрадовался и вяло пожал руку Емельянову:

— Давно тут?

— Сегодня приехал.

— Ясно. Как дела?

— Нормально.

— Ясно. У меня тоже.

И такой у Никитина был безрадостный вид, и такая, вдобавок, вокруг была сырь и слякоть, что Емельянову захотелось его хоть чем-то развеселить.

— А давай сюда заглянем! — предложил он, кивая на вход в полуподвальный ресторанчик со стильной вывеской «Приют патриота» — с русской традиционной, надо полагать, кухней.

— Дорого тут, да и не при финансах я, — сказал Никитин с откровенностью человека, привыкшего к бедности и готового уже ею хвалиться.

— Ерунда! Я гость, я угощаю! — заявил Емельянов.

Никитин пожал плечами и с таким видом, будто делал одолжение, пошел с Емельяновым.

Они сели за столик, сделали заказ: щи, котлеты, салат из помидор и огурцов; меню оказалось действительно патриотичным, но не в русском духе, а в советском.

Взяли и водки.

Выпили, Никитин оттаял, пошли задушевные разговоры, воспоминания о юности.

Тут в ресторан вошел Гречиков. Тоже старый друг, когда-то были в одной компании, а потом пути разошлись, Гречиков стал богат и успешен. Он, в отличие от Никитина, не подавал надежд и не был любимцем девушек, но вовремя учуял суть момента, подсуетился и добился многого, в том числе и любви девушек — не вполне, возможно, бескорыстной.

При виде его Никитин отвернулся и тихо сказал:

— Приперся…

А Гречиков заметил Емельянова, бросился к нему, обнимал, бил по плечам. Кивнул и Никитину:

— Привет.

— Привет, — ответил Никитин.

Было неожиданно и чудесно вот так вот сойтись, а всякие совпадения радуют человека. Быть может, потому, что он начинает думать: если это удачно сошлось, то сойдется и другое в жизни, что кажется иногда маловероятным.

Никитин и Гречиков, как выяснилось, проживая в одном городе и даже на соседних улицах, не видели друг друга лет пять, то есть больше, чем Емельянова. Они поершились друг перед другом, но выпили, закусили — и заблагодушествовали, Гречиков вспомнил, как он всегда уважал ум Никитина, а Никитин сказал, что знает о меценатстве Гречикова и весьма оценивает.

Это очень понравилось Емельянову, и ему пришла в голову идея. Сказав, что идет в туалет, он действительно пошел в туалет, но не для того, для чего туда ходят, а достал мобильный телефон, где у него были записаны все, кого он хотел увидеть в этом городе, и начал названивать им. И всем говорил одно и то же:

— Привет, извини, что беспокою, но я приехал на пару дней, хочу увидеться, есть срочный разговор, приходи в «Приют патриота» в семь часов. Только ровно в семь, хорошо?

Другому он назначил на семь десять, третьей на семь двадцать, четвертой на семь тридцать. И так далее. Всего он вызвал таким образом четырнадцать человек.

И началось. Не успеет один войти, удивиться и обрадоваться, входит другая, за нею третья, за нею четвертый, и вот уже два стола сдвинули вместе, потом три, потом четыре, потом Гречиков распорядился закрыть ресторан, что и сделали, повесив на дверь табличку «Банкет», и помещение стало выглядеть окончательно советским.

Собрались люди, знавшие друг друга, но давно не видавшиеся — от года до, был такой рекорд, пятнадцати лет. Они сначала думали, что какой-то повод, выяснялось, что никакого повода нет, а Емельянов так придумал, его хвалили, он был счастлив.

Выпивали, разговаривали, весело кричали, безобидно ссорились и мирились, подкалывали друг друга, вспоминали, кто за кем ухлестывал, и тут же раскрывались страшные тайны юности, и почти пятидесятилетняя какая-нибудь Танька, раскрасневшись, вопила какому-нибудь аналогично пятидесятилетнему Витьке:

— Так это ты Валерке про меня наклепал, урод?!

И все были именно Таньки, Витьки, Валерки и Любки, и забылось на время, что Петька беден и болен инфарктом, а Нинка потеряла мужа, а у Кольки диабет, а у Машки муж вице-губернатор, а Толька сам без пяти минут мэр, что кто-то успешен, а кто-то отстал, а кто-то и вовсе умер и его нет за столом, хотя мог быть, ах, как жаль, как жаль, какой был человек, выпьем молча…

Официантки бегали с подносами, запарившись, кухня работала с тройной нагрузкой, прибыл сам хозяин «Приюта», друг то ли Кольки, то ли Тольки, неизвестный прочим, но милостиво принятый в компанию, прохожие с завистью слышали взрывы хохота, доносящиеся из полуподвала, а потом и песню — не новомодную, естественно, которую хором не спеть, да и отдельно тоже, с души своротит, ибо деланы они для слушанья со стороны, а не для пенья нормальному человеку в радости или печали, пели что-то вроде «Огней так много золотых» или «Вот кто-то с горочки спустился», и уже Танька рыдала на плече у предателя Витьки, а Люська запоздало признавалась в любви инфарктному Петьке и тот, глотнув водки вместо нитроглицерина, шептал ей в ухо: «А вот мы сейчас узнаем тут насчет подсобных помещений!», уже казалось всем, что не прошло бог знает сколько лет и вся жизнь еще впереди…

…а перед Емельяновым сквозь веселье и гомон и собственную радость от того, что он так удачно и легко всех осчастливил, всё неотвратимее вставал вопрос, который наверняка давно уже стоит перед вами, практичные господа лакеры и лузеры, а именно: как расплатиться. Вас, наверное, удивляет, почему такой умный и тонкий человек не подумал об этом сразу. Объясняю: нам редко приходят в голову все вопросы одновременно. Они, как правило, приходят поочередно. У вас, не в обиду вам будь сказано, в первую очередь появляются вопросы простые, существенные, Емельянов же начинает сразу с самых сложных — о смысле бытия и цели людей в смысле этого смысла и относительно общения друг с другом, потом более простые: как здорово, что люди иногда имеют возможность быть лучше самих себя, и напоследок угрюмо и нехотя вползают самые простые вопросы: как, действительно, платить?