– Нет, это человек Линда. Всё оказалось
очень просто, проще, чем я п-предполагал. И загадка с письмами разъясняется.
Теперь понятно, почему письма попадали в Эрмитаж без штемпеля. Почтовый служитель,
работающий на Линда – назовем этого человека для краткости Почтальоном – просто
подкладывал их в мешок с корреспонденцией для Калужской части. И наше с вами
сегодняшнее письмо тоже сразу попало к нему в руки. Он з-заметил, как вы
курсируете подле окошка и дал знать Линду, а тот подослал своих людей, которые
терпеливо д-дожидались вас на улице. Вернее, дожидались они Фандорина,
поскольку думали, что это я.
– Но… Но как вы обо всем этом догадались?
Он самодовольно улыбнулся.
– Я сидел в чайной напротив почтамта.
Ждал, пока вы выйдете за человеком, который заберет п-письмо. Время шло, а вы
всё не выходили. Такая медлительность со стороны Линда показалась мне странной.
Ведь он заинтересован во встрече не меньше, чем я. Из входивших в почтамт никто
там долго не задерживался и никого подозрительного я не заметил. Интересное
началось с появления двух известных вам господ, которые прибыли без четверти
четыре. Причем пришли они вместе, а затем разделились. Один сел в моей чайной,
через два стола, попросив по-немецки место подле окна. Г-глаз не сводил с
дверей почтамта, по сторонам не смотрел вовсе. Второй на минутку заглянул в
здание и присоединился к первому. Получалось, что вы обнаружены, однако
интереса к содержанию письма люди Линда почему-то не проявляют. Я думал об этом
довольно долго и в конце у меня возникла г-гипотеза. Перед самым закрытием я
отправился ее проверить. Вы видели, как Почтальон на меня уставился, когда я
назвался предъявителем казначейского билета? Это явилось для него полнейшей
неожиданностью, поскольку никакого предъявителя быть не могло – уж он-то это
знал доподлинно. Почтальон не совладал с мимикой и тем самым себя выдал. Надо
полагать, что он-то и есть русский помощник доктора, составивший игривое
объявление в газету. Именно Почтальон и выведет нас к Линду.
– А что, если, встревоженный явлением
загадочного боцмана, он уже побежал предупредить доктора?
Фандорин посмотрел на меня, как на неразумного
младенца.
– Скажите, Зюкин, вам когда-нибудь
доводилось получать письма до в-востребования? Нет? Оно и видно. Почта хранит
письмо или посылку в течение трех дней бесплатно, а затем начинает начислять
пеню.
Я подумал-подумал, но не обнаружил в этом
обстоятельстве никакой связи с высказанным мною опасением.
– Ну и что?
– А то, – терпеливо вздохнул Эраст
Петрович, – что там, где принимают плату, существует финансовая
отчетность. Наш с вами п-приятель не может уйти, пока не отчитается и не сдаст
кассу – это выглядело бы чересчур подозрительно. Вон та дверь – служебный выход.
Минут через пять, самое позднее, через десять, Почтальон выйдет оттуда и очень
быстро отправится прямиком к Линду. А мы пристроимся за ним. Очень надеюсь, что
больше у д-доктора помощников не осталось. Очень уж они мне надоели.
– Зачем вы убили того немца? –
вспомнил я. – Только за то, что он в вас плюнул? Ведь он был оглушен,
беспомощен!
Фандорин удивился:
– Я вижу, Зюкин, вы меня считаете
монстром почище Линда. С какой стати я стал бы его убивать? Не г-говоря уж о
том, что это ценный свидетель. Я всего лишь усыпил его, и надолго, часа на
четыре. Полагаю, этого времени хватит, чтобы обоих г-голубчиков нашла полиция.
Разве не интересная находка: труп и рядом человек без сознания с револьвером в
кармане. А я еще и оставил свою визитную карточку с припиской «Это человек
Линда».
Я вспомнил белую бумажку, которую Фандорин
бросил бандиту на грудь.
– Может быть, Карнович с Ласовским из
него что-нибудь и вытрясут. Хоть и м-маловероятно – среди помощников Линда
предателей не водится. Во всяком случае, полиция усомнится в том, что мы с вами
воры, а это уже неплохо.
Последнее соображение прозвучало весьма
здраво, и я хотел сказать об этом Фандорину, но он с вопиющей бесцеремонностью
зажал мне ладонью рот.
– Тихо!
С силой распахнулась узкая дверь, и во двор
вышел, даже почти выбежал знакомый служитель, только в форменной фуражке и с
папочкой подмышкой. Мелкими шагами просеменил мимо мусорных ящиков, повернул в
арку.
– Спешит, – шепнул Эраст
Петрович. – Это очень хорошо. Значит, п-протелефонировать не сумел или же
некуда. Интересно, как он известил Линда о вашем приходе? Запиской? Тогда
получается, что логово доктора где-то совсем недалеко. Всё, пора!
Мы быстро вышли на улицу. Я заозирался по
сторонам, высматривая свободного извозчика: ведь если Почтальон спешит, то
непременно возьмет коляску. Но нет – стремительная фигура в черном почтовом
мундире пересекла бульвар, нырнула в узкую улочку. Стало быть, догадка Эраста
Петровича верна, и Линд где-то неподалеку?
Не останавливаясь, Фандорин велел:
– Отстаньте от меня саженей на десять и
держите дистанцию. Только не б-бегите.
Легко сказать «не бегите»! Сам Эраст Петрович
каким-то чудом умудрялся вышагивать споро, но без видимой спешки, а вот мне
пришлось передвигаться на манер подстреленного зайца: шагов двадцать пройду,
потом немножко пробегусь; пройду – пробегусь. Иначе отстал бы. Уже почти совсем
стемнело, и это было кстати – не то, боюсь, мои странные маневры привлекли бы
внимание редких прохожих.
Почтальон немного попетлял по переулкам и
вдруг остановился у маленького деревянного особнячка, выходившего дверью прямо
на тротуар. В одном из зашторенных окон горел свет – дома кто-то был. Но
звонить Почтальон не стал. Открыл дверь ключом и прошмыгнул внутрь.
– Что будем делать? – спросил я,
догоняя Фандорина.
Он взял меня за локоть, отвел подальше от
домика.