– Папа, а что если он очнётся и снова начнёт?
– Помолчи.
Он потянул тело Ивана на себя, оно хоть и не сразу, но подалось. Неуклюже перекатившись, Поводырь свалился с перрона вниз, прямо Милавину на плечи. Андрей чуть присел и даже охнул от навалившейся на него тяжести, но устоял, подбросил тело на плечах, устраивая поудобней, и сделал первый шаг.
– Пойдёшь впереди. Будешь светить, – тяжело отдуваясь, предупредил он Сашку. – Если что-то увидишь, прячься за меня. Поняла?
– Да.
– Тогда, пошли.
Они двинулись вперёд. Иван, оказывается, весил совсем немало, каждый шаг давался Милавину раз в десять тяжелее, чем обычно. Но гораздо сложнее оказалось держать равновесие, переступая с одной шпалы на другую. Несколько раз Андрей едва не рухнул лицом вперёд вместе со своей ношей.
«Тяжёлый гад! – мысли, подстраивались под шаги и проскакивали в голове короткими вспышками лозунгов. – Чтоб ему пусто было! Если на нас нападут, я не смогу защитить Сашку. Тогда всё будет бесполезно. Погибнем все втроём. Двоих мне не спасти. Если что-то случится, я брошу Ивана. Главное успеть. А если не успею? С каждым шагом я устаю всё больше. Ещё пару минут и я сам себя защитить не сумею. Надо бросить его сейчас, пока не устал. Это ведь он во всём виноват! Это он завёл нас сюда! Надо бросить его и забрать автомат! А ещё лучше пристрелить урода, пока не очухался! Если бы не он, нас бы тут не было! Убить гада… Стоп! Стоп!!!»
Милавин действительно остановился и даже тряханул головой, отгоняя эти мысли. Не помогло.
«Если будет автомат, мы с Сашкой запросто выберемся. Ему на нас наплевать, значит, мне на него тоже. Какого хрена, я должен его тащить…»
– Саша! – позвал он, чувствуя, что теряет контроль над собой.
– Что? – она обеспокоено обернулась и осветила его фонарём.
– Это опять… началось… – Милавину совершенно не хотелось с ней разговаривать, хотелось побыть одному, хотелось подумать, но он буквально выталкивал из себя каждое слово.
– Ты… не молчи… Разговаривай со мной…
– О чём? – беспокойство сменилось страхом.
– О чём угодно!
«Вот же глупая девчонка!!!»
– Расскажи мне что-нибудь…
– Папа, но я не знаю… Папа, я…
«Дура!!! Какая же ты дура!», – больше всего на свете ему сейчас хотелось отхлестать её по щекам, может быть тогда она начнёт быстрее соображать.
– Тогда пой… – из последних сил цепляясь за собственное сознание, попросил Андрей. – Спой песенку…
– Хорошо, – вот теперь Сашка не растерялась. – В роще калиновой, в роще малиновой, на именины к щенку… Ёжик резиновый шёл и насвистывал дырочкой в правом боку… Дырочкой в правом боку… Тебе лучше?
– Лучше… Намного лучше, – сквозь зубы ответил Андрей. «Не думать. Не думать, а просто слушать песню. Не думать, а подпевать, хотя бы про себя».
– Ты иди… Иди впереди и пой… Хорошо?
– Хорошо, – девочка развернулась и пошла. Луч фонаря, что был у неё в руках, чуть покачивался из стороны в сторону в такт её шагам.
Были у ежика
Зонтик от дождика,
Шляпа и пара галош.
Божьей коровке,
Цветочной головке
Ласково кланялся еж…
«Ласково кланялся ёж…», – бубнил Андрей про себя, упрямо переставляя ноги и всё больше удаляясь от проклятой станции…
* * *
Сколько это продолжалось, Милавин не знал. Время для него исчезло. Остался лишь раскачивающийся где-то впереди луч света в чернильной темноте, неподъёмная ноша на плечах, с каждым шагом становившаяся всё тяжелее, да резиновый ёжик, который вместе с ним всё шёл и шёл куда-то. Сколько раз Сашка спела эту песенку? Пять? Десять? Или пятнадцать? Андрей не считал, для него окружающий мир сжался, ссохся до одного единственного шага. Он уже давно говорил себе, что именно этот шаг будет последним и на нём всё закончится, но, сделав его, тут же уговаривал себя на следующий, снова последний…
– Хватит петь, – хриплый голос Ивана перебил Сашку посреди очередного куплета и разрушил крохотный мирок вокруг Милавина. – И поставьте уже меня на землю, а то голова кружится.
– С тобой всё нормально? – настороженно оглянулась Сашка, стараясь нащупать лучом фонаря его лицо.
– Нет, – висевший головой вниз Поводырь закрыл глаза рукой, чтобы уберечь от света. – Но убивать вас уже не хочется. Всё прошло.
Милавину же было наплевать, как чувствует себя напарник, услышав, что может, наконец, избавиться от груза, он чуть присел и нагнулся вперёд. В результате его сильно повело в сторону, и теперь уже едва ступившему на землю Ивану пришлось подхватить Андрея, чтобы тот не упал на рельсы.
– Тихо-тихо. Сядь, передохни немного.
Милавин неуклюже плюхнулся у самой стены туннеля. Тяжело выдохнув, Иван сел рядом с ним.
– Как ты себя чувствуешь? – Сашка подошла к ним, она всё ещё недоверчиво следила за каждым движением Поводыря.
– Башка трещит, – признался он, ощупав затылок. Кровь уже засохла жесткой коркой. – Хорошо вы меня приложили.
– Пришлось, – откликнулся Андрей, он потихоньку возвращался к нормальной жизни.
– Да уж, едва проскочили.
– Спасибо Сашке.
– Согласен, – Иван благодарно кивнул девочке, которая более-менее успокоилась и теперь села на рельс напротив мужчин. – Нам повезло, что эта дрянь её не зацепила.
– Может быть, в ней просто нет злости. Пока… Она ведь ребёнок.
– Может, и так… По поводу всего, что мы там наговорили…
– Брось. Это всё ерунда. Говорил не ты и не я, а кто-то другой.
– Ладно, проехали.
Иван немного помолчал, а потом добавил:
– Спасибо, что вытащил.
– Да пожалуйста, – чуть улыбнулся Милавин. – Мы теперь квиты.
– Нуда, – снова пауза, – Давай-ка перекусим, раз всё равно привал.
– Давай. Мне бы хоть полчаса передохнуть.
Огонь разводить не стали, ели пироги с рисом и запивали малиновым морсом. Андрей вдруг сообразил, что они получили эти гостинцы от Нины только сегодня утром, и сильно этому удивился. Ощущение времени упорно подсказывало ему, что и посёлок у Новоспасского, и Харон со своей «Бригантиной», – всё это было страшно давно, как минимум на прошлой неделе, а то и месяц назад. Сколько же всего времени он провёл на Изнанке? Милавину понадобилось несколько секунд, чтобы подсчитать, получилось четыре дня. Не так уж и много. В обычной жизни этот отрезок времени иногда вовсе не замечаешь, проживая его на одном дыхании, на одном рывке от понедельника до пятницы…
– Интересно, долго нам ещё идти? – спросила Сашка, дожёвывая третий пирожок.