Прокол (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Валд Фэлсберг cтр.№ 9

Последние дни я проводил с Жанной больше, чем обычно. Чем со средним клиентом. Ее присутсвие было мне неприятнее положенного. Я слегка хотел ее задушить. И не мог преодолеть чувство вины за это. А ей мое присутсвие было нужнее, чем среднему клиенту. И мое чувство вины ей таковое усиленно дарило.

Жанну интересовало, будет ли больно. Произойдет ли мгновенно, или голова еще продолжит чувствовать, мыслить, задыхаться… Особенно последнее: это ее пугало.

Она узнала все о моем стиксе — наигуманнейшей из всех прощальных снастей. Но без кровавых подробностей. Я знаю, что и сколько рассказывать. И не говорю, чего не знаю. Басни про улыбающиеся отрубленные головы точно не по мне. Как и легенды об обгрызанных изнутри корзинах. Голова ничего не могла бы изгрызть, даже при желании, по архимедовой причине: отсутствии точки опоры. Ей нечем повернуть себя к цели, и самопроизвольно она никогда ни во что не упирается зубами. А неопределенные гримасы на умирающем лице, выскальзывающий изо рта язык, тупо блуждающий взгляд ничего уже не видящих (как мне все-таки кажется) глаз — не отрицаю. При деле ли там еще сознание? Неужели отрубания туловища недостаточно для полностью вырубающего болевого шока? Нет, это уж точно не темы моих разговоров с клиентами. Бóльшую часть совместного времени мы всегда уделяли по-человечески сердечному философскому общению, не затрагивая грядущий момент, единственно ради которого вообще сблизились. Не мой удел их просвещать. Мое дело, чтоб в последний момент пред страшащим инструментом они воспринимали мое присутствие в качестве дружеского плеча. Даже Жанна.

При казнях всяко бывает. Клиенты не всегда смиренны. Но у меня редко случались эксцессы.

К Жанне приходила и ее мать. Похожая на нее тонкая, вредная, седая бабка, яга настоящая, вечно чем-нибудь недовольная. Я никогда не замечал в ней искреннего переживания за судьбу дочери. Она просто-напросто наслаждалась своими непрестанными претензиями — к ее одежде, еде, распорядку дня. И, само собой, негуманному приговору. Ни одного клиента родня доселе не писала жалобы на уровень сервиса в моей мастерской. А из-за Жанниной мамаши нам даже пришлось у прощального ее костюма, и так уже по спецзаказу сшитого на ее мелкий размер, пуговицы перешить — на женскую сторону!

Последним желанием Жанны было, чтоб ее шею не заковывали в колодки стикса. Она хотела, лежа на спине, свободно укласть голову в проем нижней колодки — открытой, без верхней. С таким капризом я столкнулся впервые. Нет, мне понятно, что может не нравиться лежать на брюхе с горлом в чурке. Но никогда прежде никому на ум не приходило своей последней волей управлять именно техническим исполнением обезглавливания. Излишне говорить, что такое являлось бы аж вопиющим нарушением процедуры, чего мне никак нельзя было допускать. Но Жанна твердила, что колодки на шее будут ее душить. Притом столь паническим тоном, что пахло эксцессом. Но самое главное: меня все еще мучила вина перед нею за то, что испытывал к ней отвращение, ненависть и жажду расправы. До такой степени, что попытку заковать ее в колодки я сам теперь мог бы воспринять своей личной местью.

И я — согласился. Я знал, что мне, харону, на владение ремеслом которого все полагались, никто не бросится наперекос из-за такого пустяка и потом не упрекнет. От силы, шеф потом взовьет к себе в кабинет и вынесет предупреждение, первое за мою безупречную биографию. Или именно это и является последним желанием Жанны? Так пусть этой суке достанется сладость последней мелкой пакости.

В день расставания Жанна выглядела хуже желаемого. Она не могла сама встать, говорить, и у двери эшафотной не сдержала. В таких случаях клиент имеет право вернуться и быть приведенным в порядок. И, хотя, быть может, считанные минуты в жестяной ванне в голобетонной нише на самом берегу Стикса возле уже поданной лодки не самый заманчивый куш, что сорвать у судьбы, клиенты хватались и за эту жалкую соломинку. Чем больше человек твердил, мол, скорее бы все кончилось, тем вероятнее у него вырвется неукладка и почти наверняка он вернется продлить свою казнь и прибавить мучений, заново повторяя раз уже пройденные голгофские полпути. Но в Жанне, видимо, сохранились лишь сугубо телесные реакции. Она в полной прострации уже вообще ничего не замечала. Завидная психофизиологическая самозащита! Какой, к сожалению, вряд ли были наделены ее жертвочки. И я дал знак продолжить, боясь, что любые отклонения от прямого курса чреваты непредсказуемыми осложнениями. Тем более потому, что за стеклом мать Жанны следила за каждым нашим движением.

Я уложил Жанну на спину, как в гробу, и тщательно вправил ее тощую шею в проем, который был велик для нее намного. Жаннин взор уставился в скошенное острие лезвия, и вдруг все вялое тело напряглось до того, что у меня уже мелькнула мысль нарушить слово и захлопнуть верхнюю колодку, прежде чем она попытается вырваться, если вдруг.

А она неожиданно заговорила, и я от своего замысла отказался, испытав искреннюю благодарность — ибо такое я себе после бы не простил.

Я повернусь набок, она сказала. Повернусь и положу себе руку под голову, как бы сладенько дремля. И повернулась. На левый бок. А левую руку под голову подложить никак не удавалось: затиснув предплечье в проем под шеей, ладонь высунулась где-то за затылком и голова в нее не попадала. Тогда я взял ее правую руку, перекрестил через грудь и засунул кисть под левое ухо, к которому она тут же прижала ладонь. Шея и рука — все настолько тонкое, что для такой позы в проеме места хватало, аж уютно, прямо ухом в ладонь. Да, я не хочу это слышать, зажми мне и другое ухо, она шепнула, закрыв глаза. Эта мысль мне вдруг показалась крайне разумной, ибо нож падает со скрипом без малого секунду, и незакованный человек… Я уже протянул руку сквозь штатив стикса, едва не заткнув ее ухо с туловищной стороны, — ведь над ее шеей не было колодки, и я на мгновение потерял ориентацию. Все же до меня вовремя дошло, миг спустя я уже оказался на головной стороне лезвия и прижал ладонь к ее уху — которое тут же и провалилось в корзину вместе с головой. Наказание Жанны было отбыто, и я испытал огромное облегчение.

Как только иссяк фонтан, я нагнулся привычным движением положить крышку на корзину и… Ну, разумеется: наряду с головой, в ней находилась и — рука!

Так, вот, для Жанны все кончилось. Столь гладко и счастливо, как она пожелала. А Жаннина мамуля… То ли еще было!

Она разыграла сцену уже прямо на месте, за экраном. Но, ввиду того, что объясняться в экзекуционной не предусмотрено, ее вежливо, но настоятельно выпроводили прочь.

Первую жалобу она накатала сразу, там же — у шефа в кабинете.

У ее дочери вместе с головой отрубили и руку! Ну, ладно, извините, почтенная, маленькая техническая неувязочка, работнику сделано замечание — таков был официальный ответ шефа. Думали, дело с концом. Не тут-то было!

Следующее заявление пришло сразу после возврата матери обезглавленного тела. И вот какое: ее дочь перед смертью подвергалась пытке! Ибо, глянь, она лежала на левом боку, а отрублена правая рука. Значит — рука была над головой! Значит, перед смертью — отрубанием головы — приведена в исполнение пытка: отрубили руку у живого человека. Не пойму, осознанно ли лгала мать Жанны или впрямь что-то там не разглядела, пока мы с Жанной совместно примеряли то над, то под ее шеей то одну, то другую ее руку, то еще и мою — так и едва не потерянную. Но, к счастью, все экзекуции снимаются на пленку, так что последовательность пропаж разных частей тела была легко доказуема, однако ж к несчастью… Как уже упоминалось, я заблаговременно готовился нарушить процедуру. И пусть это остается моим маленьким секретом, как, но… В общем, этот раз в порядке исключения не был запечатлен.