— Где ты там? — спросил Эрик.
Его огорченного длинноносого лица было почти не видно, вместо глаз, как пустые зеркала, смотрели стекла очков.
— Что ты спросил?
— Где ты? Где ты сейчас находишься?
— На первом этаже, — ответил Александр. — Я в кухне. Делаю люк для подвала, очень занятно. Он должен прийтись точно над лестницей, ведущей в подвал.
— Вот именно.
— Что ты имеешь в виду? И почему у тебя такой голос?
Эрик ответил не сразу:
— Ничего. Как хоть он выглядит, этот твой люк?
Александр показал крышку люка. Она была прикреплена к полу крохотными петлями, тоненькая цепочка удерживала ее, не позволяя упасть. Под ней скрывалась в темноте лесенка, ведущая в подвал, это была ювелирная работа.
— Красиво, — сказал Эрик. — Как тебе пришло в голову сделать этот игрушечный дом?
— Он не игрушечный, а настоящий, — не задумываясь ответил Александр.
— Для кого же он?
— Мало ли для кого. Для нас с тобой, например. Построю все так, как мне хочется. Первый и второй этажи будут с видом на море. Выше — гостиная.
— Где же будет твоя гостиная?
Александр усмехнулся:
— Гостиная будет, к примеру, в Берлине. А мансарда — в Париже. Там поглядим.
Эрик осмотрел кухню.
— Ты сделал дровяную плиту?
— Ну и что? Ведь это красиво.
— Да, но я не смогу ею пользоваться. Это не годится. Если человек привык к современной кухне…
— Привыкнешь и к этой, — сказал Александр.
Он никогда не подметал в своем чулане. Пол был покрыт толстым слоем стружек, опилок и каменной пыли, Александру нравилось ступать по этой мягкой «почве», созданной его трудом, нравилось, что она все время растет у него под ногами. Эту грязь он разносил по всей квартире, и Эрику приходилось пылесосить ковры по нескольку раз в день.
Закончив работу над потолком кухни, Александр задумался об электрическом освещении. В доме должно быть электричество. Он раздобыл необходимый материал — тонкую медную проволоку, лампочки и батарейки от карманного фонарика — и долго трудился над проводкой на первых двух этажах. Что-то у него не ладилось. Ему пришлось менять проводку в междуэтажном перекрытии, и он повредил лестницу. Эрик считал, что дом прекрасно мог бы освещаться снаружи.
— Нет, это невозможно, — возразил Александр. — Неужели ты не понимаешь, что дом должен светиться изнутри? Он должен жить. Там, внутри, находимся мы с тобой, а все остальные — снаружи. Но батарейки почему-то сразу перегорают. А может быть, где-то происходит замыкание.
В конце концов он позвонил Яни, у которого был друг-электрик по прозвищу Бой. Бой пришел и осмотрел дом.
— Эти бездарные батарейки придется выкинуть, — сказал он, — от них толку не будет. Надо поставить в подвале трансформатор.
И объяснил подробно, что делать. Весь вечер они толковали об освещении дома и даже за ужином продолжали говорить о проводке.
— У нас все пойдет как по маслу, — сказал Бой. — В электричестве ты, конечно, ничего не смыслишь, но я тебя научу. Я тебе все устрою. Чтобы сделать проводку, придется вынуть перекрытие. Свое дело ты знаешь, но в электричестве разбираешься слабовато.
Бой начал бывать у них почти каждый вечер, часто он приносил с собой крохотные настольные лампы, бра и даже люстру — все это он находил в магазинах «Сделай сам» или в магазинах игрушек. Он приходил прямо с работы, в спецодежде, и оставлял на коврах грязные следы, но Александр как будто не замечал этого, он восхищался всем, что приносил ему Бой, и внимательно выслушивал его предложения, как улучшить дом.
— Ты пойми, — говорил Бой, — твой дом еще прославится на весь мир. Но освещение у тебя слабое место. Положись на меня.
Бой был невысокий и худощавый, верткостью и всеми своими повадками он напоминал белку. Часто он начинал хохотать, обнажая верхние зубы вместе с десной. Он дружески хлопал по спине и Эрика, и Александра, а Эрик этого терпеть не мог. Чтобы его хлопал по спине какой-то коротышка в ботинках на высоком каблуке! Когда Бой приходил, они обычно сперва недолго сидели в гостиной, все втроем, беседуя о всякой всячине, о пустяках, о которых беседуют люди, собравшиеся уходить, но задержавшиеся из вежливости. Потом Александр вставал, спрашивал, не пора ли потихоньку приняться за работу, и они с Боем уходили в чулан. Там их голоса сразу менялись, звучали тише и уверенней. Время от времени Александр и Бой замолкали, задумавшись, что делать дальше с какой-нибудь деталью. Покончив с электричеством, они стали обсуждать конструкцию эркера и винтовой лестницы. Эрик на кухне готовил ужин. Из-за пыли окно в перегородке было закрыто, он слышал только их голоса, не разбирая, о чем они говорят. В этом деловитом обмене вопросами и ответами царило полное взаимопонимание. Их негромкие, порой умолкающие голоса напоминали шелестящий в траве порыв ветра; вот он налетел, потом ослабел, затих и вдруг снова зашелестел листвой. Иногда Бой смеялся — так смеется человек, решивший трудную задачу.
В декабре Александр делал уже гостиную, он заканчивал французские окна, вставляя кусочки цветного целлофана в сложные переплеты полукруглых рам.
Эрик вошел к нему в чулан.
— Кстати, о твоем подвале. Я тут разбирал аптечку и нашел пустые баночки из-под мази. Их можно использовать для варенья. Я имею в виду, что их можно заполнить чем-нибудь красным, похожим на варенье, завязать им горлышко и наклеить на них этикетку.
— Молодец! — воскликнул Александр. — Замечательно! Возьми гипс. Я тебе покажу, как смешать его с краской.
Эрик занимался «вареньем» на кухонном столе. Дело у него шло на лад; приготовив очередную баночку и наклеив на нее этикетку, он показывал ее через окно, чтобы получить одобрение. В конце концов Александр сказал: хватит, но Эрик продолжал показывать ему баночки, и Александр рассердился.
— У нас сейчас очень сложная работа, — объяснил он. — Нам не до варенья. Придумай себе какое-нибудь другое занятие.
Эрик ушел из кухни и включил в гостиной телевизор. Передавали лекцию о металлургической промышленности. Вскоре Александр пришел за ним и сказал, что для подвала нужны яблоки. Только не очень много. Их можно слепить из глины, но только не надо слишком сильно разводить ее водой, а то ничего не получится. Яблоки у Эрика и вправду получились не совсем удачно, так же как огурцы, бананы и дыни. Но когда их покрасили и сложили в полумраке под лесенкой, их недостатки перестали бросаться в глаза.
Дом рос все выше и выше — теперь работа шла уже над мансардой — и становился все более причудливым. Александр был буквально одержим своим творением. По утрам он просыпался с мыслью о Доме и, встав, тут же начинал придумывать, как сделать опорные конструкции, винтовую лестницу или шпиль. Никогда еще ему не жилось так легко и свободно. Даже по ночам его перестали мучить страхи и недовольство собой. Теперь стоило ему закрыть глаза, и он оказывался в своем Доме, проверяя, все ли там сделано как надо. Он мысленно переходил из комнаты в комнату, поднимался по лестницам, выходил на балконы, с обостренной придирчивостью осматривал каждую мелочь, проверяя, чтобы все было как следует — безупречно и прекрасно. Он видел башню, которая завершит его работу и увенчает триумф. Иногда по ночам очень тихо, чтобы не разбудить Эрика, он вставал и шел украдкой на кухню в свой чулан. Там он зажигал карманный фонарик, садился на стул и смотрел. Он направлял луч фонарика в одно окно за другим, точно это был лунный свет или огонь маяка. Александр был одержим страстью к совершенству. В этой почти фанатичной страсти к совершенству таилась опасность, но он не замечал этого.