Игрушечный дом - читать онлайн книгу. Автор: Туве Марика Янссон cтр.№ 60

Анна пошла домой, про почту она и думать забыла. Что они там говорили? Да ничего особенного, всегдашние магазинные пересуды… Нет, о нет, ее теперь не проведешь, она знает, это злые люди, они втихомолку смеются над ней, Анной Эмелин, смеются над Катри и Матсом… Туда она больше не пойдет. И вообще никуда не пойдет, никуда, кроме как в лес, поскорей бы уж начать работу, поскорей… хоть сейчас… У «Кис-киса» вкус был совершенно не такой, как четыре десятка лет назад, конфеты противно липли к зубам. Анна пошла быстрее, не глядя по сторонам, устремив взгляд под ноги. Ей повстречались соседи, но она даже внимания не обратила на их «здравствуйте!», она хотела лишь одного: попасть домой, домой — к этой ужасной Катри, в свой собственный преображенный мир, который стал донельзя угрюмым, однако ж в нем не было зла, не было тайн. В конце улицы Анна столкнулась с нюгордской хозяйкой, а та, заступив ей дорогу, сказала:

— Куда это вы так торопитесь, фрёкен Эмелин? Проверить вышли, далеко ли весна? Глядишь, скоро и землица помаленьку оттает.

Услыхав этот добрый, спокойный голос, Анна остановилась, прямо в слякотном месиве, и вскинула голову; весеннее солнце слепило глаза.

— Как у вас там, в «Кролике»?

— Ага! Вот, значит, как зовут в деревне мой дом! — живо откликнулась Анна.

— Ну да. Разве вы не знали?

— Нет. Правда не знала.

Хозяйка без улыбки посмотрела на Анну и проговорила:

— Прозвище-то ласковое. В нем нет ничего дурного.

— Извините, я спешу, — сказала Анна. — Вам, может, непонятно, только именно сейчас мне ужасно некогда…

Ближе к берегу дорога превратилась в сплошной каток, трость скользила, и ковылять враскорячку, вывернув наружу мыски валенок, тоже толку мало, чувствуешь себя каким-то клоуном. Анна влезла в сугроб на обочине и перевела дух, потом двинулась дальше, ну вот, осталось немного, а беспокойство меж тем все растет, и ей просто необходимо как можно скорее очутиться на своей земле, под защитой елей, где чистый снег не тронут следами посторонних. У косогора стояли деревенские ребятишки, размеренно, на одной ноте выкрикивая одно-единственное слово, которое Анна никак не могла разобрать; все они глазели вверх, на ее дом.

— Тихо вы! — воскликнула Анна. — Я же здесь. Чего вам надо?

Дети умолкли и попятились.

— Не робейте, — сказала Анна. — Молодцы, что пришли… Но, видите ли, как раз сейчас у меня нет для вас времени, я очень-очень спешу…

Она поискала в сумке пакетик с конфетами. Дети, тотчас же перестав обращать на нее внимание, отвернулись к дому и снова занудили свое — вроде бы «ведьма, ведьма, ведьма»… Анна стала взбираться на косогор, пакет с карамельками лип к рукам, и, надорвав его, она высыпала конфеты в снег.

— Это вам! — крикнула она детям, погрозила тростью и продолжила единоборство со скользкой дорогой.

За домом, среди деревьев, чувствовался ровный ветер с материка. Сырой, свежевыпавший снег грузно падал с еловых лап, то здесь, то там, и мнилось, будто весь лес полон шагов и шепотов. На солнце вокруг стволов обнажились кольца земли, темные, влажные, в буроватом кружеве брусничника. Анна порой приостанавливалась, точно в ожидании, потом шла дальше.

— Нынешний год она рановато вышла, — сказал Лильеберг, глядя в свое окно. — Странички в календаре перепутала, не иначе. Да и на ногах стоит не так крепко, как бывало.

— Эка невидаль! В доме-то ведьма, — отозвался один из братьев. — Такое даром не проходит.

Эдвард Лильеберг отвернулся от окна и сказал:

— Придержи язык. Эта ведьма, которую ты этак бойко хаешь, в десять раз тебя умнее, а по доброте ты, между прочим, недалеко от нее ушел.

Анна шагала вдоль опушки, от дерева к дереву, тем самым путем, какой проделывала из года в год, в том самом напряженном ожидании, накопленном за долгую зиму. Она узнавала свою землю, но нынче, в этот суматошный день, черная земля ничего не сулила. Проталины, влажная почва — и только, в них не было предвестья, дарящего веру в близкое чудо.

Анна вернулась домой.

Мысленно Анна привыкла называть себя копировщицей земли, раз-другой она даже обмолвилась об этом в разговоре и, к своему удивлению, заметила, что слушатели восприняли ее слова как свидетельство скромности. А ведь все наоборот: в этом названии заключена была спокойная, твердая убежденность, что она, Анна Эмелин, строго говоря, единственная, кто вправду умеет изображать лесную землю единственно верно. И эта цветущая, вечно живая земля никогда ей не изменит. После первой прогулки по лесу Анну охватил невыразимый страх. И никто и ничто не могло ее успокоить, она чувствовала себя обкраденной и выбитой из колеи. День миновал, а страх в ней все нарастал. Анна толком не отдавала себе отчета, зачем достала письма, полученные отцом и матерью за долгую их жизнь, но это было каким-то образом связано с ее работой, с ее отношением к работе. Где-то в этих пухлых папках наверняка спрятано объяснение или хотя бы намек на то, когда и почему Анну-девочку либо Анну-девушку приворожила лесная земля и она целиком посвятила себя ей, одной-единственной, что никогда не изменяла, никогда — вплоть до сегодняшнего дня. Это очень важно. Кто-то наверняка пусть редко, но вспоминал же про нее. Писем было много, даже слишком много. Однако люди, которые писали Юлиусу и Элисе Эмелин, не говорили об их дочери ни слова. Анна продолжала читать, все быстрее, все поспешнее, «по диагонали», и обедать отказалась, а когда стемнело, зажгла лампу и опять читала, барахталась в разливе слов, известий, пояснений, в свое время столь много значивших для этих давно усопших людей, и с каждой открытой и отложенной в сторону папкой Анна становилась старше, но речи о ней там не было. Ну разве что писали «привет дочери» или «счастливого Рождества всем троим». А больше ни слова. Вот папина переписка с казначейством, его квитанции по членским взносам в различных обществах и клубах, вот мамины расходные книги, железнодорожные билеты, сохранившиеся после поездки за границу, открытки из южных краев, где человек нежданно-негаданно вспоминает тех, с кем никогда не видится, и: «Дорогая Элиса, поздравляю твою дочку с окончанием гимназии…» Затем соболезнования Элисе Эмелин — и все.

— Ну конечно, — сказала Анна. — Наверное, тогда я и начала копировать землю.

Наутро Анна осталась в постели.

— Ты иди, иди, — сказала она.

— Плохо себя чувствуешь? — спросила Катри.

— Да нет. Просто не хочется вставать.

Катри поставила чайный поднос на ночной столик.

— А книгу эту ты зря притащила, — заметила Анна, — я ее читала. Вдобавок она ужасно глупая, я даже до конца не дочитала, все они одинаковы, вечно одно и то же… — Ожидая возражений, она накрыла голову подушкой. Но Катри ушла. В передней она остановила Матса, который собрался куда-то идти, и сказала:

— Может, поговоришь с Анной? Не хочет вставать, хотя совершенно здорова, дуется только.