Квартет - читать онлайн книгу. Автор: Василина Орлова cтр.№ 85

— Что — как?

— Относятся к тебе как?

— Да нормально, хорошо относятся.

— Ну, я в том смысле, что ты же ведь молодая женщина. Они боятся же их.

— Кто?

— Ну — они.

C чего взяла? И кто — они?

Мы встретились с ней вечером, в сияющей целлофановым блеском кофейне. Пили кофе, ели хрустящие сэндвичи. Модные разноцветные лампочки сидели в глазах, как иголки. Хорошо, что не постный день, отметила я про себя, — мне бы точно не удержаться.

Катька Хохлома изменилась несильно. Тот же ворох бус на шее — этакий индеец, вышедший на тропу войны. И настроена соответственно — решительно и грозно.

— Первым делом разгоню прежних сотрудников — нечего бездельничать в моем журнале!

Узнаю Катьку. Ох и достанется от нее ни в чем не повинной редакции. Со всех сдерет скальпы.

— Ну и чего ты — там, в монастыре-то?

— А что?

— Ой, а я тебе не рассказывала, как к Ивану Лаптину на семинар ездила?

— Что за семинар?

— По просветлению.

— Катя, — сказала я, понимая, что лучше бы помалкивать. — Это может быть опасно.

— Да у меня вообще там истерика один раз была! — воскликнула Хохломская, округлив глаза, и быстро прибавила: — Дурное выходит.

— Ой, смотри. Запудрят тебе мозги.

— Мне? Да ты что! Как мне можно запудрить мозги? У меня и мозгов-то нет.

Еще Катя говорила — она хочет «пойти пожить в монастырь». Любого ли туда принимают? Ну, отвечала я, не знаю, надо, наверное, посоветоваться с батюшкой, а вообще, кажется, да.

— Только не в Москве, конечно. Лучше где-нибудь на природе, — промурлыкала она, стуча лакированными ногтями по столу.

— На одном из Сейшельских островов, — в тон сказала я.

— Придется, конечно, рано вставать.

— Работать, ходить на службы, читать молитвы.

— Молитвы? Что, обязательно? Ну ладно, в принципе, я все могу делать.

— Исполнять все, что тебе скажут.

— Так уж и все! А если абсурдное что-нибудь?

— И еще придется отказаться от косметики.

— Разумеется.

— Вызывающей одежды.

— А мне рясу выдадут?

— Маникюра.

— Почему?

— Ну Катя!

— Ах, Мариш. Да ведь такие условности! Верующим вообще должно быть все равно, есть у меня маникюр или нет.

Катя принялась объяснять мне, что такое маникюр в жизни женщины. Да, особая статья. Если у женщины покрашены ногти — значит, ей хватает на них времени. И следовательно, она живет в довольстве и достатке. Или, наоборот, выкраивая минуты из дня, наносит лак не высыпаясь — ведь долгая процедура, весь уход, забота, сперва прозрачный слой, потом один или два — цветных, снова прозрачный. Для верности. Так надежнее. Будет дольше держаться.

И может, ты тоже будешь дольше держаться. Вместе с тонким слоем своего лака.

— Не понимаю, почему молодые, абсолютно здоровые мужчины идут в монахи. Что их доводит до такой степени отчаяния? И как им вообще позволяют. Все священники в один голос говорят о демографическом кризисе — и благословляют крепких ребят на безбрачие. Тебе не кажется, что здесь какое-то противоречие?

— Не берусь судить. Но вроде в монахи идут не от отчаяния.

— Тогда почему?

В ее круглых пушистых глазах сияло столько волшебного недоумения, что я все-таки рискнула высказать гипотезу:

— Мне кажется, из любви.

— От разочарования в любви? Я тоже так считаю.

Я хмыкнула и отхлебнула кофе.

Небрежным жестом останавливая такси, Катька мимолетно чмокнула меня в щеку, пальцем размазала помадный след и успела бросить:

— Ну все, Мариха, звони! И смотри давай, помолись там за меня у себя в монастыре.

Принесла на работу чайник. А то кипятильником обходились. Никаких моим коллегам не требуется удобств, никакого комфорта они не желают себе. Истинно отшельническую, монашескую и смиренномудрую жизнь ведут: нешто и чайником не восхотят воспользоваться, аки порождением цивилизации, делом рук человека, первородным грехом уязвленного?

— Ой, — сказал Григорий, увидев сей электрический аппарат, левиафанское приспособление. — Здорово! А где это вы такой стяжали?

Хорошо представляю, как Алексей читает вечерние молитвы. Так же, как пономарит, то есть читает с кафедры во время богослужения — в облачении. С теми же интонациями, разве что менее нараспев. Его темные волосы собраны в хвост на затылке. Глаза на бледном лице чуть запали, но в них пляшет огонь, и этот огонь скользит по строчкам, а может быть, не скользит — может, он знает правило наизусть.

Однажды, бродя в одном из любимых московских районов — близ метро «Спортивная», вокруг пруда, у которого мамаши катили красные и синие коляски, смотря по тому, девочек они родили или мальчиков, я вдруг неожиданно для себя решила зайти в Новодевичий монастырь.

Красная и белая каменная крепость высится на взгорке неуступчиво, гордо. Зеленым мхом подъеден камень, купола воткнулись в низкое небо.

Сумрачный и высокий свод холодного храма. На клиросе поют тонко, орнаментально, и в полупустом каменном зале слабые голоса как бы намечают пение другое, мощное, но его не слышно, оно может только угадываться. Монахинь всего несколько, они как черные фитили среди прихожанок. Я наблюдала за одной.

Спина спокойна и неподвижна. Только когда она выпрямлялась, вся в черном и просторном, лопатки ходили по спине, плавно, словно недоразвившиеся ангельские крылья, которые чаяли когда-нибудь развернуться. Она склонила голову немного набок, ни на кого не глядя и кланяясь даже реже, чем раздавались возгласы «Господи, помилуй». Она медленно наклонялась, касалась рукою холодного пола и так же медленно, как камыш на деревенском озере, распрямлялась. И только ленточка на камилавке была коричневая, и у меня мелькнуло, что непременно сменила бы ленточку на черную… И потому нет у меня и не будет ни камилавки, ни ленточки — черной или коричневой.

Вся ее фигура выражала неколебимое стояние, ровную покорность. В наклоне головы и движениях сквозила особая прохлада. Прихожанки подвязывали цветные платки так, чтобы волнистая, витая прядь, или светлое перо, или черная завитушка — падали на лоб или щеку. Сумки и сумочки лежат под ногами, надо присматривать. Девушка подносит руку с кинжальными ногтями ко лбу особенно плавным движением и переминается на каблуках.

С правого придела храма проходит батюшка, раскачивая кадило, густой дым ладана и бряцанье, звон звеньев приближается, и прихожанки жмутся друг к другу, давая дорогу священнику в голубом облачении, — свечи на подсвечнике у иконы стоят плотно и неподвижно, склонили головы, словно под ветром.