Малые ангелы - читать онлайн книгу. Автор: Антуан Володин cтр.№ 7

Всего было три медведицы. Первая отползла в сторону и рухнула возле каюты номер 886. Привалившись боком к двери, она облизывала свое единственное чадо с ласковой заботливостью, которая нас успокоила. Две другие были гигантских размеров, весили с тонну и не прекращали производить на свет потомство. Софи Жиронд, погрузив руки между липких лап в огромные крупы, вытаскивала медвежат. Я принимал их на свое попечение, маленькие, лишенные грации существа, пахнущие едкой жидкостью, измятые, почти слепые и неподвижные. Я опускал их на брезент и перерезал каждому из них пуповину, стараясь это делать хорошо. Нужно было также без задержки поднести новорожденного к материнскому соску, приблизить его к языку и материнской слюне и проследить затем, чтобы его не раздавили и не укусили. Я выполнял все эти операции нехотя. Акушерство никогда не было моим призванием. Медведицы ухали и рычали, и с яростью переворачивались с одного бока на другой. Они хватали воздух, их массивные лапы бились о металлическую стену, сдирали краску и опять бились. Мы поскальзывались на клеенке, поверхность которой становилась от наших движений неровной. Медведица, которой помогала Софи Жиронд, несколько раз опрокидывала ее. Тогда я должен был срочно извлекать ее из-под лавины мяса и желтоватой шерсти, под которой она задыхалась. Она поднималась на ноги, не произнося ни слова, и продолжала принимать роды с того момента, на котором ее прервали. Кругом были медвежата, лужицы последа, слюны и крови.

Мы были все в грязи. Пот застилал глаза. Необходим был приток свежего воздуха. Окружавшие нас непроницаемые шкафы, испарения хищников, от которых перехватывало дыхание, действовали на нервы всех и каждого. Первая медведица закончила обнюхивать своего медвежонка и облизывать его. Она оставила его в углу, между двух складок брезента, и, испустив мочу, поднялась внезапно во весь свой рост. Она шагала, рыча между дверьми противопожарной полосы, и время от времени становилась на четыре лапы, чтобы потереться головой о другую роженицу или же кончиком языка проверить одного из новорожденных, который ей не принадлежал. Она заняла собой почти все ограниченное пространство трюма, она ходила взад и вперед, она нам мешала.

Я наконец заметил: что-то действительно не ладилось в нашем предприятии, как это было и прежде, двадцать два года тому назад, и как это часто бывало, когда Софи Жиронд предлагала мне разделить с ней какую-нибудь жизненную ситуацию. Что-то делало нереальной ту реальность, которую мы вместе переживали. Возможно, то было количество медвежат, которых мы извлекли из утроб матерей. У полярного медведя в приплоде бывает обычно один или два медвежонка, во всяком случае, никогда не более трех. Вокруг нас было уже около десяти или одиннадцати отпрысков, а может быть, даже тринадцать или четырнадцать — в полумраке и беспорядке стало сложно вести точный учет, и Софи Жиронд снова суетилась вокруг третьей медведицы. Я поделился с ней своими сомнениями. Не знаю почему, но я выражал свои мысли посредством оборотов и слов, которые были мне чужды, я называл брезент бреденем, липким языком я разглагольствовал о матрицах. Она искоса посмотрела на меня, но ничего не ответила. Было очевидно, что она не верила в мое существование. Я почувствовал, как мне на затылок упала капля обжигающей пены. Первая медведица приблизилась ко мне, поднялась надо мной на дыбы и зарычала.

Перед самым зимним солнцестоянием Крили Гомпо был послан в первый раз с миссией наблюдения. В течение многих десятилетий он тренировался, и сейчас наступила его очередь. Ему дали полминуты, в течение которых он мог задержать дыхание, прежде чем вернуться назад. Он будет располагать этими тридцатью секундами, чтобы оценить состояние мира и собрать сведения о народах, все еще его населяющих, об их культуре и их будущем. Отведенный срок был не слишком большим, но мы знали условия работы еще и похуже.

Как только Крили Гомпо прибыл в зону, он прислонился сразу же к чему-то массивному, что оказалось дверью. Табличка вдали оповещала, что он находился на улице Анелет. Утро было облачным, но дождя не было. Крили Гомпо вытер глаза, затуманенные слезами путешествия. На этом он потерял три секунды. На нем был предписанный уставом костюм просящего подаяние монаха, и, поскольку улица была немноголюдная, он подсчитал, что ни у кого не будет времени приблизиться к нему, заметить необычность его внешнего облика и наряда и закричать. Именно это могло бы оказаться самым неприятным, объясняли ему, если люди столпятся вокруг тебя и начнут вопить, расспрашивая о твоем происхождении и намерениях.

Он затаился в углу на пороге незнакомого дома. Это было беловатое строение. Можно было даже подумать, что это был детский сад. За входным порталом он угадывал пустое пространство, которое, скорее всего, было коридором. Он представил себе ряд вешалок, чей-то красный шарф, может быть, даже стенные часы, показывающие четверть десятого. Он слышал голоса детей. Воспитательница заставляла хором повторять слоги и цифры. Металлическая линейка упала на пол. Ученики засмеялись.

На противоположном тротуаре женщина прогуливала свою собаку, животное до смешного упитанное, но симпатичное, потому что всячески выказывало свою независимость. Женщина разговаривала с ней.

Собака шумно обнюхала нижнюю часть стены.

— Что ты там делаешь? Что ты унюхала? — спрашивала женщина.

Собака не реагировала. Она сопротивлялась тяге поводка, то изворачиваясь, то пытаясь изобразить из себя верного сторожевого пса. Она показывала всеми возможными способами, что хотела продолжать наблюдать кончиком своего собачьего носа за некоторыми тайнами мироздания, право выбирать которые она оставляла за собой. Ее хозяйка была самим воплощением элегантности шестидесятилетних, которую подчеркивало черное платье, скрытое под коричневым шерстяным пальто. Она потянула за поводок, состоявший из двух переплетенных ремешков — желтого и оранжевого. Собака с трудом водила мордой по поверхности тротуара, но упорствовала на своем. Дама снова дернула за поводок. В этот момент взгляд ее пересекся с взглядом Гомпо, но потом отклонился в сторону.

Шла уже двадцать седьмая секунда, и Крили Гомпо почувствовал, что уже вставлен запал в механизм, который должен был всосать его в себя. Это было не так унизительно, как чувствовать удушающее сжатие кожаного ошейника, но гораздо больнее. Он поморщился. Несмотря на усилия хозяйки, собака по-прежнему тянула голову к нижней части стены.

— Давай пошли, — неожиданно разнервничалась дама.

Она во второй раз взглянула на Гомпо. Голос ее изменился.

— Идем! — пробормотала она. — Ничего ты тут не унюхаешь.

Если верить тому, что утверждают историки в самых последних трудах, открытие Давкесов произошло в одну из суббот, субботу 25 мая, около одиннадцати часов утра.

Экспедиция под предводительством Бальтазара Браво отправилась в прошлом году, и она тщетно пыталась добраться до Давкесов до наступления ноябрьских штормов. Когда холодный ветер начал набирать силу, исследователи ушли на зимовку в дом номер 13 по улице Корматен, где у капитана имелась кузина, сдававшая комнату в поднаем. Все сгрудились там, не ругаясь между собой и противопоставив злому року благородство своих сердец. Но очень скоро лишения и ужасающая скученность сделали атмосферу невыносимой. Снежная буря завывала день и ночь. Стоны ее сводили с ума. Ставни хлопали; те, кто выходил из дома, чтобы их привязать, более уже не возвращались. Недели текли медленно. Много людей поумирало от цинги. Другие, озлобленные голодом, поубивали друг друга. Мысль о мятеже бродила в умах, и, чтобы ее загасить или сделать менее острой, Бальтазару Браво необходимо было каким-то волшебным образом достать мясо. Кузину и юнгу разрезали на маленькие кусочки и съели. Когда зима окончилась, из тридцати двух отважных парней выжило только двенадцать. Они снова продолжили путь, ослабленные и теперь уже в основном обуреваемые мыслью о возвращении. Бальтазар Браво свой энтузиазм утратил уже в первые месяцы; теперь же его охватила циничная меланхолия. Так, уменьшившись в числе, долго шли они без определенного маршрута, ведомые гневом и оскорблениями, которые, выпив, бросали они друг другу. Несколько смертей разбавили монотонность путешествия. Один матрос, правду сказать, хилого сложения, отравился едой, которую собрал на пустыре. Другой сломал себе обе ноги, упав на лестнице; его пришлось прикончить. Помощник Бальтазара Браво исчез, не оставив следа. Два дня после того, как начался месяц май и когда уже карты явно указывали, что они нашли дорогу, ведущую к Давкесам, еще один несчастный позволил себе переполниться горечью и повесился.