Ты самая любимая - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Тополь cтр.№ 135

— Ты куда его положила, дура?! — испуганно крикнула Надя.

— Надь! Он поносит!

Надя сорвалась с места и, подхватив у двери свою заплечную сумку-рюкзачок, выбежала из аудитории.

Джигарханян и Удовиченко подошли к окну, выглянули наружу и увидели, как Надя, выбежав из ВГИКа, подхватила с тротуара ребенка, достала из своей сумочки-рюкзачка запасной памперс-подгузник и стала менять его на ребенке. Но Ваня продолжал орать и тужиться…

Джигарханян и Удовиченко огорченно переглянулись.

— Н-да… — сказал профессор. — Жалко… Талантливая девочка…

— Нужно ее взять, — ответила Лариса Ивановна.

— С ребенком? Ты с ума сошла!

А на улице Надя с Ваней, орущим у нее на руках, опасно выскочила на дорогу и стала голосовать.

Машины, гудя, объезжали ее.

Наконец останавливаются какие-то «Жигули», Надя открыла дверцу, хотела сесть.

— Стой! Куда тебе? — сказал водитель.

— В больницу! В Склиф!

Водитель принюхался:

— Ну и вонища! Нет, ну тебя!..

Дал газ и отъехал так резко, что Надя чуть не упала от рывка, а Ваня заорал еще пуще.

— Сволочь! Козел! — крикнула Надя вслед «Жигулям» и со слезами на глазах повернулась к проезжающим и гудящим машинам. — Ну остановитесь кто-нибудь, москвичи сраные!.. Потерпи, Ванечка! Потерпи! Животик болит?

Тут, на их счастье, появилось и даже остановилось желтое такси, редкое по тем временам.

Надя обрадованно открыла заднюю дверь и села в машину.

— Вот спасибо!

Пожилой водитель в линялой майке, хмуро утираясь от жары застиранным вафельным полотенцем, сказал не поворачиваясь:

— Куда едем?

— В больницу, пожалуйста!

Водитель отпил воду из пластиковой бутылки:

— Вылазь. Я в гараж.

— Ну, я вас очень прошу! У меня ребенок…

— Я сказал — вылазь.

Надя взорвалась:

— А ну ехай, блин!

Водитель изумленно повернулся:

— Что?

— Ехай, я сказала! А то щас ребенком всю машину обосру! Езжай!

Водитель, полотенцем утерши пот с шеи, переключил скорость и поехал.

Мимо ВДНХ, то есть, простите, ВВЦ… мимо разобранных на части мухинских рабочего и колхозницы… вниз по проспекту Мира, в сторону Института им. Склифосовского…

Сидя на заднем сиденье, Надя качала на руках плачущего Ваню.

— Сейчас, Ванечка, сейчас! Не плачь! Щас нас доктор посмотрит…

— А чё с пацаном? — спросил водитель через плечо.

— Не знаю, поносит… Тише, родной, тише… Сейчас к доктору приедем…

Водитель неожиданно свернул к тротуару и затормозил.

— В чем дело? — спросила Надя.

Водитель вышел из машины, обошел ее и открыл заднюю дверь.

Но Надя отпрянула:

— Нет! Я не выйду!

— И не надо. Дай ребенка глянуть. Разверни памперс…

Надя прижала Ваню к себе:

— А вы чё? Доктор, что ли?

— Я лучше доктора. Патологоанатом. Клади его, не бойся…

Надя недоверчиво положила Ваню на сиденье. Ваня орал и сучил ножками.

Водитель открыл памперс, посмотрел на фиолетово-коричневую жижу в нем. Одной рукой снял со своей шеи вафельное полотенце, второй умело поднял Ваню за ножки и подложил полотенце под памперс. А памперс вынул из-под обкаканного ребенка и понюхал.

— Ты ему сливовый сок давала?

— Нет. Что вы!

— Не ври! Понюхай! — Он протянул ей обкаканный памперс. — Нюхай, не бойся! Это ж твой ребенок!

— Да не давала я, клянусь!

— Ну, мне-то не заливай! — сказал водитель. — Я тридцать лет желудки вскрывал. Смотри, цвет какой…

Свернув памперс, он баскетбольным броском забросил его в мусорную урну на тротуаре. Затем, перегнувшись через сиденье, достал свою пластиковую бутылку с водой, умело поднял орущего Ванечку, обмыл ему спинку, попку и промежность. И сказал:

— Молодец, Иван! Хорошо кричишь! Легкие развиваешь!

Ваня умолк — то ли от воды и чистоты на теле, то ли от голоса водителя.

— Давай салфетку, подгузник, — сказал Наде водитель.

— Нету больше. Это последний был…

— Да? Думать надо, когда из дома выходишь!..

Водитель обтер Ваню одним краем полотенца, обернул его попку сухим краем и ловко закутал, как в пеленку. И приказал Наде:

— Все, вылезай. Вон аптека, купишь марганцовку и разведешь. С тебя десять рублей.

Надя, выйдя из машины, удивилась:

— Сколько?!

— А сколько ты думала?! Давай, давай! Неча детей рожать, если денег нет. У меня шесть внуков, и всех я кормлю.

Порывшись в своей заплечной сумке-рюкзачке, она отдала ему десять рублей.

— Держи, — передал он ей запеленатого в полотенце и разом заснувшего Ваню. — А в больницы не суйся — там одни рвачи остались.

Домой добирались в метро.

Надя стояла в конце душного вагона, все места были заняты, и пассажиры, обозленные кризисом на всё и вся, делали вид, будто не видят Надю с ребенком.

А Ванечка спал, устало уронив потную головку ей на плечо.

Поезд затормозил, радио сообщило:

— Станция «Улица 1905 года». Осторожно, двери закрываются!

В другом конце вагона появилась хлипкая пятнадцатилетняя нищенка с грудным ребенком, закутанным в тряпье. На груди у нищенки была картонка с надписью химическим карандашом: «ЛЮДИ! ПОДАЙТЕ ХРИСТА РАДИ! УМИРАЕМ ОТ ГОЛОДА!» Придерживая ребенка одной рукой, нищенка держала в другой руке железную кружку и молча шла по проходу.

Нищенке никто не подавал — кто делал вид, что спит, кто отгораживался газетой с заголовками о грядущем кризисе…

Надя смотрела на это во все глаза, и ее глаза встретились с глазами нищенки, которая, Наде казалось, шла по проходу прямо на нее, словно будущая судьба.

Поезд остановился.

— Станция «Беговая»…

Нищенка посмотрела на Надю и вышла из вагона.

— Осторожно, — предупредило радио, — двери закрываются.

За окном было по-июльски светлое ночное небо.

Ванечка спал в люльке рядом с Надиной кроватью.

Надя лежала в кровати, смотрела в потолок и беззвучно плакала, слезы катились из глаз на подушку. Затем отерла слезы, села, достала из-под подушки школьную тетрадку с карандашом, посмотрела на заложенную в тетрадке фотографию, вырезанную из цветного журнала, заложила ее в тетрадь и, пришептывая, стала писать на чистой странице: