Дог-бой - читать онлайн книгу. Автор: Ева Хорнунг cтр.№ 6

Днем Ромочка становился вожаком среди щенков. Вскоре, повинуясь его визгу и толчкам, они все вместе стали охотиться на крыс — правда, без особого успеха. Ромочка строил все более изощренные планы. Зато в темноте, по ночам, он превращался почти в инвалида, в калеку. А дни все укорачивались.

Ромочка еще помнил стылую квартиру и запах дяди, но смутно — как будто все это привиделось ему в интересном, но жутковатом сне. Первую маму он тоже вспоминал — правда, с трудом, но без всякой неприязни. В голове всплывали ее голос, ее запах — от нее пахло духами и потом. Но воспоминания всплывали перед ним все реже и реже. Они куда-то уплывали и стали далекими, как звезды. Ему снился прежний мир — серый, мрачный, почти без запаха. Просыпался он в густой, остро пахнущей тьме и от прикосновения шерсти, когтей и клыков.

* * *

Когда щенячья возня надоедала Ромочке, он усаживал их и пытался рассказывать им сказки. В щенячьих играх все время повторялось одно и то же: слежка, погоня, борьба, рычание, укусы и сон. Ромочка заползал в гнездышко, ложился брюхом вверх, и все щенки наваливались на него. Потом он понял, что валяться просто так скучно. Он схватил Белую и усадил ее рядом. Она послушно сидела там, где он ее посадил, и ясными глазами следила за ним, ждала указаний к новой игре и ободряюще тявкала. После Белой Ромочка попытался усадить и Черную, но та не отличалась покладистостью. Она обнажила пока еще маленькие клыки и постаралась напустить на себя грозный вид. Пришлось ее отпустить. В другой раз, когда представился случай, Ромочка схватил Серого, зажав его между коленями, и цапнул Коричневого за загривок. Черная куснула Ромочку уже всерьез, и он оставил ее в покое. Черная еще поворчала, грызя его руку, но потом все же села, преисполнившись любопытства. Он схватил тряпку и попытался укрыть щенят, как одеялом, и подоткнуть с боков, но только Белая ему это позволила. Ромочка схватился за один угол. Черная ухватила зубами другой и дернула. Серый Братец, извиваясь между его коленями, тоже цапнул тряпку за ближний к нему край.

Ромочка громко завизжал на своих молочных братьев и сестер. Коричневого он отшвырнул, Черную и Серого шлепнул. Серый тявкнул. Черная зарычала. Оба воровато покосились на него и снова схватили тряпку за края. От злости Ромочка даже всплакнул. Потом отвернулся от непослушных глупышей и похлопал ладонью по полу, подзывая к себе Белую. Та подползла поближе и заглянула ему в глаза. Ромочка еще немного поплакал, а потом успокоился. Все пошло не так, как он задумал, но Белая изо всех сил старалась его слушаться.

— Жили-были… — произнес он. Услышав человеческую речь, все щенки замерли, как по команде. Ромочка приободрился. — Жили-были собаки. Они были очень хорошие, послушные, и всегда чистили зубы… — Ромочка засмеялся и задумался. Что бы еще им рассказать? — Одна собачка самая хорошая, вторая самая плохая, третья самая храбрая, четвертая самая трусливая.

Слова уходили в темноту и как будто изменяли ее. Ромочка очень обрадовался. Но потом щенкам надоело его слушать. Белая еще старалась, а Серый затрусил прочь: он учуял под досками какую-то живность. Коричневый тянул Ромочку за рукав, а Черная, дергая головой, расправлялась с ненавистной тряпкой. Белая Сестричка еще немножко потерпела, а потом спрыгнула с его коленей и побежала прочь.

— Вот глупые псины! — закричал Ромочка, но слова уже утратили волшебство.

Снег падал все чаще и, долетев до земли, лежал на ней и не таял. Первое время Ромочке и в голову не приходило вылезти из логова — хотя бы для того, чтобы полюбоваться на дневной свет. Правда, мочиться в логове он терпеть не мог, хотя так поступали все щенки. Даже Ромочка чуял, что его моча пахнет по-другому: как-то острее, неприятнее. Однажды ночью он вскарабкался на обледенелый верхний этаж и помочился в самом дальнем от логова углу. Золотистая испуганно наблюдала за ним со своего поста, но не двинулась с места и не попыталась ему помешать. Следом поднялись Мамочка и Черный; они встали у него за спиной и следили за ним. Наверху, в развалинах, мороз был зверский и так же темно, как внизу, но совсем не так уютно. Порыв ледяного ветра обжег Ромочке лицо, и он испугался. Его страшила тьма, нависшая над пустошью, и горящие вдали огни большого города. Он поспешил назад, в подвал. Взрослые шли за ним по пятам. Потом у них выработался особый ритуал. Мамочка задумчиво обнюхивала то место, куда он справлял малую нужду, а потом подпихивала его носом, направляя назад, в логово, и даже покусывала иногда, если Ромочка не спешил возвращаться. Он понимал, что от него пахнет не так, как от остальных. Кал Мамочка съедала. Сначала Ромочке было смешно, но потом он заметил, что Мамочка ест не только его какашки, но и какашки остальных щенков, и он перестал обращать внимание на этот ритуал.

Он понимал, когда собаки довольны. Он все чувствовал и видел по тому, как они двигались. Если члены его семьи весело виляли хвостами и широко улыбаются, значит, им хорошо. Если Мамочка, лежа в гнездышке с малышами, тихо вздыхала, Ромочка понимал, что она счастлива, и тоже чувствовал счастье. Если кто-то злился на него, его кусали. Позже Ромочка узнал, что укусы бывают разные: дружелюбные, когда прихватывают совсем не больно, и настоящие — обычно после долгих угроз, когда обиженный долго рычит, задрав дрожащую верхнюю губу и оскалив зубы. Он научился различать, когда кусают в шутку, в игре, а когда — всерьез. Он и сам быстро перенял манеру по-разному скалиться, когда играл и когда злился не на шутку. Он осязал и обонял членов своей стаи, своей семьи пальцами, носом и языком.

Пришлось выучить многочисленные ритуалы. Ромочка тоже бурно радовался взрослым и бежал к ним навстречу, когда те возвращались после долгой охоты. Радуясь, он, как остальные, низко опускал голову и поджимал губы. Встретив взрослых, он весело тявкал и лизал их в морду. Встреча сопровождалась признаниями. Ромочка перенял у молочных братьев и сестер позу радости и позу раскаяния, позу раздумья и позу вины, ожидания наказания. Щенки откровенно признавались взрослым в своих шалостях и прегрешениях: они подползали к матери на брюхе, не глядя на нее, а подобравшись поближе, перекатывались на спину и поскуливали, ожидая справедливого возмездия. Как правило, наказанием служило пережитое унижение. Если щенки, расшалившись, грызли кости Золотистой или растаскивали спальное гнездышко и раскидывали тряпки и солому по всему подвалу, они тут же сознавались во всем, как только приходили взрослые.

К такой откровенности Ромочка так и не смог приучиться. Встречая взрослых после какой-нибудь шкоды, он лгал, изображая радость. Черного и Золотистую его поведение очень удивляло и беспокоило. Они все меньше и меньше кусали его. И только Мамочка, учуяв его запах наверху, в развалинах, или в перевернутом гнездышке-лежбище, по-прежнему наказывала его, заставляя перекатываться на спину.

Однажды вечером снег все шел и шел. Наутро рассвело очень поздно, и освещение в подвале изменилось, стало каким-то серым. Щели и дыры в потолке, через которые раньше виднелось небо, оказались завалены.

Ромочка почуял рядом с собой Черного. Пес подошел к нему вплотную, сверкая глазами. Хвост быстро вилял из стороны в сторону. Он звал Ромочку. Ромочка понял, тявкнул и побежал за Черным. Черный вывел его наружу, и Ромочка сразу зажмурился: он уже забыл, что бывает светло. Он уже больше месяца не видел света. Тускло светило солнце — белое блюдце на тусклом сером небе. Земля была завалена белым. Черный на снегу особенно выделялся. Странно блестела желтоватая голова с выпуклым, крутым лбом. Шерсть на холоде стала гуще; особенно теплой она была на шее и загривке. Черный посмотрел на Ромочку блестящими взволнованными глазами, лизнул его в лицо и весело скакнул к двери церкви. Ромочка, оскальзываясь, побежал за ним в одних носках. Сухой снег скрипел под ногами. Помочившись на сломанную дверь. Черный вывел Ромочку наружу. Засохшие яблони превратились в снежных баб; все их ветки густо облепил снег. Снежная шуба укутала все палочки, все травинки и сгнившие бревна. Черный подвел Ромочку к калитке и вывел за ограду — в первый раз!