– А, это у них казино, – небрежно махнула рукой Дашка.
– Пошли посмотрим? – предложила я. – Никогда не была в казино, интересно.
Воображение тут же услужливо нарисовало мне кавалеров в смокингах, дам с голыми плечами в бриллиантах, сверкающие бокалы, вертящиеся рулетки, кучи разноцветных фишек и... «Меня зовут Бонд. Джеймс Бонд». И я, тоже в платье, с узким мундштуком, вся прекрасная без операции...
– Да ну, – отмахнулась Дашка, – там скучища. Совершенно нечего делать. Пошли наверх.
Наверху, куда нас привез маленький эскалатор, она толкнула вертящуюся дверь, и мы оказались в ресторане. Впрочем, я поняла это далеко не сразу – в зале было абсолютно темно, только впереди мерцало зловещим красноватым светом что-то вроде сцены, на которой извивались причудливые силуэты, да ярко-белые химические всполохи время от времени прорезали пространство, высвечивая вокруг столы и сидящих вокруг людей. В этих безумных отблесках все белое, включая лица, казалось мертвенно-синим, а если еще добавить, что вокруг с дикой громкостью орала какая-то безумная музыка, то станет ясно, что больше всего это место напоминало ад.
Я офигела и страшно пожалела, что у меня нет с собой темных очков и затычек в уши. А еще больше – что я вообще не осталась дома спать. С другой стороны, было интересно и даже как-то волнительно – вдруг я уже прямо сейчас, здесь, в этой кошмарной обстановке встречу своего принца, то есть, пардон, олигарха, с которым у меня случится счастье, решающее все мои проблемы назло Нику с его китаянкой. А что вокруг так ужасно, так это по контрасту, это предзнаменование удачи, вроде того, что из дома хорошо выходить в плохую погоду. А он сидит тут, такой интеллигентный, чуть седоватый с висков, очень непонятый и одинокий, и тоже мучается, и вот сейчас я...
– Отличный вечер! – проорала мне в ухо довольная Дарья. – Столько народу правильного, очень удачно пришли!
Она что – сумела в этом аду кого-то разглядеть? Неужели сбывается?
Оказалось – не только сумела и не только разглядеть, но даже и полностью сориентироваться. Через минуту она уже подволокла меня к дальнему угловому столику, за которым сидела довольно большая компания, состоящая, как я успела разглядеть, из мужчин примерно моего возраста или чуть постарше и девиц примерно Дашкиного. Причем мужиков навскидку было больше.
– О-о, Дашуня, привет, лапуля, – оживилась публика.
– Привет-привет, – Дашка со всеми здоровалась, к кому-то наклонялась, кого-то целовала. – А это Лиза, – кивнула она на меня.
Хорошо, что не стала уточнять: «тетя Лиза». Впрочем, с умственными способностями у моей племянницы был порядок. В определенной области точно.
Мы куда-то сели, перед нами поставили тарелки, в руки сунули бокалы с выпивкой. В моем плескался сомнительный сладкий коктейль, но я в любом случае на сегодня выпила достаточно, мне бы коньяк пережить. Я отставила бокал на стол и, в поисках своей судьбы, огляделась более детально.
Пожалуй, насчет моего возраста – это я, не разобравшись, погорячилась, изрядно польстив мужикам в темноте. Приглядевшись получше, я поняла, что возраст у них был несколько выше, по крайней мере у тех, кто сидел в обозримом пространстве. Компания все время менялась, кто-то подходил, кто-то уходил, кто-то перемещался, но все персонажи имели довольно несимпатичный вид. Не спасали ни хорошего покроя костюмы, ни дорогие часы. То есть это я думаю, что их часы были такими, как надо, – дорогими, сама я в такой обстановке понять, естественно, не могла, но я решила – Дашка знает, что делает. Но часы часами, это я бы пережила – у мужиков, как на подбор, были какие-то крайне неприятные лица. Практически рожи. Обрюзгшие, невнятные, с мутными глазами. Все были толстыми. И довольно старыми – в среднем за пятьдесят, не меньше. И потасканными, несмотря на все часы с костюмами. И как минимум половина из них были не русскими – какие-то черные, то ли кавказцы, то ли казахи. Нет, поймите меня правильно, я никоим образом не расистка, это первое, что выбивает из человека американская жизнь, но... Почему-то мне это не понравилось. То есть как-то отдельно не понравилось, помимо всего прочего. А уж если прислушаться к шуточкам, которые они отпускали... Нет, если это и судьба, то, наверное, еще не моя. В той мере, в какой каждый кует свое счастье.
В общем, если без экивоков, то все было отвратительно. А самым отвратительным было то, что никто из них, этих убогих мужиков, на которых я лишний раз и смотреть бы не стала, даже со всеми их деньгами, не замечал меня в упор. То есть совсем. Я, похоже, в принципе не была для них заслуживающим внимания предметом. И не потому, что они не хотели ничего от жизни – на Дашку они смотрели, даже очень, и на других девиц тоже, и приглашали их танцевать, и сажали к себе на коленки, гладя при случае по заднице... А меня просто не существовало. Я сидела там, со своей тарелкой и бокалом, как в вакууме, и только иногда кто-нибудь проскальзывал по мне равнодушным стеклянным взглядом, с головы до ног, которых было не видно под столом, и отворачивался снова, тут же позабыв обо мне навсегда. Я даже подумала – интересно, а если я покажу язык, скорчу страшную морду или дерну кого-нибудь из них за нос, они обратят на меня внимание? Нет, ну правда? Может, попробовать? Хотя нет, за нос лучше не буду дергать, они такие все противные тут, только руки марать. Да и рожу корчить, наверное, лучше не стоит, кто их знает, что им может в голову прийти. Еще перевозку вызовут. И я продолжала сидеть, будто накрытая стеклянным колоколом, под который не пробивались человеческие взгляды.
Повторю – мне не нужно было никаких восторгов. И светских бесед, и шуточек, и похоти этой тоже не нужно. Ни от них, ни от кого-либо еще, кроме, конечно, моей отсутствующей судьбы. Более того – вздумай кто-нибудь из этих погладить меня по заднице, я бы, пожалуй, огрела его сумкой. Но то, что меня вообще не замечали, было ужасно. Потому что совершенно прозрачно и однозначно подтверждало Дашкины слова. После тридцати ты здесь не человек. Ты не котируешься. Тебя нет. И даже если бы мой олигарх зашел сегодня случайно на огонек, у нас бы все равно не сложилось. Потому что он бы меня не увидел, даже сидя напротив через стол. Я никогда до этого момента не ощущала себя вот так – никем. Я даже не знала, что такое бывает.
Вообще-то я считаю себя красивой. Вернее – я точно знаю, что я красивая. По крайней мере – была. Это-то уж совершенно точно. Всю мою молодость – и школу, и институт – я была красавица. Чтобы знать это, мне не требовалось никаких доказательств, хотя их в моей жизни было больше, чем нужно. Наоборот, мне всегда хотелось, чтобы меня считали умной, невзирая на внешность. Это тоже получалось, но сознание того, что я красавица, было всегда со мной, и если я не носила его напоказ, как знамя, то ощущать эту уверенность где-то внутри, как кошелек с крупной суммой, сформировалось в устойчивую привычку. Настолько устойчивую, что ни замужество, ни рождение ребенка, ни переезд в Америку, где общественное сознание не позволяет людям на улице оборачиваться в восхищении тебе вслед, не лишили меня этого полезного знания, разве что заставили спрятать его немного подальше. Ну и, конечно, счастливая семейная жизнь способствовала. Хотя... Не факт, что абсолютная уверенность в мужниной любви так уж шла на пользу моему внешнему виду. Да, я не любила физические упражнения и позволяла себе не корячиться до одури в гимнастическом зале. Я спокойно могла съесть десерт после обеда, если хотела. Я начисто отвергала идею коллективного ботокса, а у косметолога была, по-моему, только однажды, и то за компанию. Но, встречаясь с собой в зеркале по утрам, я неизменно радовалась увиденному, и шагала дальше в спокойной убежденности, что выгляжу очень даже. Конечно, я не застилала себе глаза розовыми соплями и вполне сознавала, что талия уже не та, что была в двадцать лет, что лицо изменилось, что волосы нужно стричь короче, а вырез выбирать поменьше, не говоря уже о каблуках, но что вы хотите? Я же не девочка, мне не нужно дешевых эффектов, моя ценность, слава Богу, несколько в другом...