Тут Юля, конечно, как это свойственно женщинам, просто кокетничала сама с собой. Мужа она любила, и никакого любовника ей было не надо, но отчего немножко не помечтать? Тем более, как говорила ей подружка Ирка, из бывших одноклассниц, Валерка Рабинович на вечере встречи по поводу пятнадцатилетия их школьного выпуска (который Юля из-за Ксюшиной ангины пропустила) прямо весь извелся, что она не пришла.
– Все спрашивал, Юлька, и спрашивал, и меня, и девчонок, где ты, что ты...
– Да врешь ты, Ирка, все. С чего бы ему? – не верила довольная Юля.
– Как то есть с чего? Да он все десять лет в тебя был влюблен.
– Не выдумывай. Какое влюблен? Он кроме книжек своих и не видал ничего, ботаник несчастный.
– Это он был ботаник. А сейчас – что ты, не подойди! Весь из себя крутой, на мерседесе, пиджак от Версаче, два мобильника...
– И чем же он таким занимается? Бандитом стал?
– Да ну тебя, Юлька. Совсем не бандитом, это ты со своими детскими болячками от жизни отстала. Он бизнесмен, страшно богатый, у него то ли банк, то ли биржа какая-то, я не вникала.
– Ну так он женатый.
– Ой, Юлька! – тут Ирка вообще закатила глаза. – Там такая история... Мне говорила Машка, а у нее у подруги муж как раз где-то рядом работает, от него пару лет назад жена сбежала...
– От мужа?
– Дура! От Рабиновича! Сбежала в Америку, прямо с его ближайшим другом, а тот украл чуть ли не пакет акций, и она увезла ребенка, а Валерка поехал за ними и этого ребенка украл обратно. Там такое было, прям детектив, он прилетел и сидел в самолете, и сразу в воздух, а жена – в полицию, а потом он его уже здесь себе отсудил. А акции им оставил, и теперь у них в Америке свой банк, а жена потом просилась обратно, он ее послал.
– А ребенок?
– Ребенок у Валерки остался. Тот ему гувернантку нанял, фотку показывал.
– Гувернанткину?
– Ребенка. Ничего, симпатичный такой пацан, вроде Ксюхи твоей.
– Плохо это как-то – у матери ребенка отнимать. И ребенку без матери плохо.
– Да брось ты! У Рабиновича столько денег, он ему купит. Прикинь, он на весь класс шампанского приволок и всем девчонкам цветы. Все про тебя спрашивал. Ой, Юлька, я бы на твоем месте не терялась...
Бестолковая Ирка, конечно, молола чушь, но слушать ее было приятно. С Валеркой они всю школу сидели на одной парте, Юля списывала у него все контрольные, за что носила бутерброды. Это были чисто деловые отношения, и вовсе ничего похожего на роман. Но все равно... А вдруг... Зря она не пошла на вечер встречи, но у Ксюшки поднялась температура. Мишка был, как всегда, в отъезде, а мама к Юле прийти не смогла. Валерка, наверное, просто так спрашивал, потому что сидели вместе, хотя... Он как-то однажды, классе в восьмом, ее до дому проводил, портфель поднес. А в пятом за косы дергал... А в десятом, незадолго до выпуска, предложил пойти на какой-то концерт, у него билеты пропадали, а она отказалась, потому что на курсы подготовительные шла. И на стенке в подъезде ей кто-то неизвестный в любви признавался... Может, и правда, у него была первая любовь, а она не заметила? А сейчас он такой несчастный, без жены с ребенком, и вспомнил о ней... Эх, надо, надо было идти, сходили бы потом с Валеркой куда-нибудь в ресторан, у нее такое платье красивое в шкафу пропадает. Ирка вон говорит, он выглядит хорошо. Опять же мерседес... Они с Мишкой уже сто лет никуда не ходили, ему все некогда, а она, между прочим, красивая женщина, вон про нее одноклассники пятнадцать лет помнят, и молодая еще... Не выйди она тогда за Мишку, мало ли, как бы все повернулось...
Тут Юля свернула за угол на Бронной и оказалась в школьном дворе. Только что прозвенел звонок, и из дверей скопом вываливалось разномастное детское племя. Юля заторопилась – Ксюшу надо найти, быстро одеть, поговорить с учительницей... Дела закрутились вокруг нее, и ей стало совсем не до Ирки с ее Рабиновичем.
Она снова вспомнила про Валерку примерно месяц спустя, и примерно на том же месте. В тот день ей пришлось взять с собой за Ксюшкой еще и собаку – гадкий пес снова что-то не то сожрал, у него разболелся живот, он жалобно ныл и беспрестанно просился на улицу. Оставлять Пусика дома одного в такой ситуации было небезопасно, и Юля, скрепя сердце, потащила его с собой. Идти по скользким улицам со здоровущим сенбернаром на поводке и без того невесело, а тут еще он норовил присесть на каждом углу, на Юлю ругались прохожие, и бодрости все это не прибавляло. На Патриарших прудах она наконец отстегнула поводок и вздохнула свободнее. Пес умчался за загородочку на газон, где тут же и распластался под кустом в характерной позе. Юля ждала его, помахивая поводком, и тут мимо нее пронесся на дикой скорости блестящий лаковый черный мерс. «Надо же, как гоняет по узким улицам, псих», – подумала она и тут же, по какой-то загадочной ассоциации, вспомнила Рабиновича. Тоже, небось, ездит где-нибудь в своем мерседесе и скучает по ней, а она, Юля, стоит себе на бульваре в старой дубленке (не одевать же новую шубу, выходя на улицу с псом) и ждет, пока этот самый пес просрется под кустом, вся такая одна-одинешенька... Мишка опять уехал в какое-то Гонолулу, ребенок в школе, у собаки понос и квартира не убрана. А ей бы сейчас, всей из себя такой прекрасной, надеть бы туфли на шпильках, сесть в мерседес и поехать в шикарный ресторан. А за рулем чтоб был джентльмен... Да пусть даже и Валерка, лишь бы смотрел на нее влюбленными глазами и трепетно вздыхал. Интересно, может, ему позвонить? Наверняка у Ирки есть телефон... Правда, она, конечно, тут же вообразит себе невесть что, ну да причину-то можно будет придумать. Вот она позвонит, и что? Как что – он тут же примчится на белом коне, то есть на черном мерсе, и увезет ее от этой гадкой собаки в теплые края, а по другому и быть не может.
Гадкая собака закончила свои дела и стояла рядом, как теленок, тыкаясь мокрой мордой куда-то в живот. Пора было бежать в школу. Юля пристегнула поводок и затрусила, поскальзываясь, дальше.
Так оно и пошло. Когда Юле было тоскливо или противно, ей вспоминался Валерка с его мерседесом и влюбленными глазами. Собственно, она с трудом могла представить себе Рабиновича с влюбленными глазами, она вообще его глаза еле помнила, но это было неважно. Важно было, что он где-то есть, и она, если захочет, найдет его телефон, позвонит ему, и он тут же примчится. Дальше этого мечты никогда не шли, но Юле и этих вполне хватало. А чего еще надо? Вспомнить, что да, молодость проходит, но еще не прошла совсем, что ты еще хороша, что если захотела, вполне могла бы... А если ничего такого нет, так это просто потому, что все и так хорошо, ну и зачем что-то такое придумывать? Между прочим, в малых количествах очень полезная и действенная психотерапия.
Мечтания все эти случались с ней чаще всего на Патриарших прудах, что было неудивительно. Где ей еще и мечтать, если это единственный спокойный промежуток в жизни – как во времени, так и в пространстве. Дома – готовка, уроки, суета и возня, в магазинах вообще не размечтаешься, только вот на прогулке и остается, да и то, если собака не привяжется...