Сунул ноги в стоптанные старые тапочки и сказал:
— Останься здесь и не возникай. Тебе сейчас это абсолютно ни к чему.
И пошел к плетню.
Подошел, вежливо поздоровался, спросил:
— Чего через калитку в дом не зайдете?
— Нам это не обязательно, — сказал один. — А вот мы сигнал получили, что вы, гражданин Самохин...
— Самошников, — поправил его Толик.
— Это нам один хрен! — сказал второй — бывший секретарь парткома.
— А чего-то там захоранивать — мы вам не велим! — сказал третий.
— Мой дом, мой участок, — сказал Толик, еле сдерживаясь. — И никого спрашивать ни о чем не буду.
— А мы на вас — в санэпидстанцию района!.. Завтра же соберем общее собрание и решим! Прошу присутствовать! В качестве ответчика... Священнослужителя тоже попрошу... Отец Гурий, это вас касается! — веско проговорил бывший председатель сельсовета.
— Ты слушай, слушай, чего тебе обчественность говорит! — злорадно закричал участковый. — И не простая, а ответственная! Это, к примеру, бывший председатель сельсовета, ныне глава нашей администрации, это бывший секретарь парткома... А это сам главный бухгалтер нашего хозяйства... Бывшего. Понял?
— Понял, — сказал Толик и улыбнулся. — Понял, Семен Васильевич, что все они бывшие, а только мы с вами — настоящие, да?
— Па-а-прасил бы не умничать! — тоненько прокричал бывший председатель. — Понаехали тут, понимаешь!..
И тут впервые отец Гурий открыл рот. Сказал тихо, сочувственно:
— Может, на нашем сельском кладбище захороните? У нас при храме очень хорошее кладбище. На пригорочке, песок один, сосенки, сухо...
— Моментик! — вдруг заговорил бывший главный бухгалтер. — Я тут про наших новых жильцов многое со стороны узнал... так что — моментик! Отец Гурий, кладбище у вас православное?
— Спаси Христос и помилуй, — испуганно перекрестился священник. — А то какое же? Свят, свят... Чего это вы, Иван Никанорович?..
— А вот я лично выяснил, что они, к примеру, не все... так сказать... как бы это выразиться... имеют отношение к православию!.. И в ихних урнах не больно-то христианский пепел... — трусливо заявил бывший бухгалтер. — А это две большие разницы!..
— О Господи!.. — вздохнул священник в кирзовых сапогах из-под замызганного одеяния. — Об чем это вы? Это же пепел покойных и убиенных — какую ж вы еще разницу там хотите увидеть?..
— Спасибо, батюшка, — смиренно сказал ему Толик и спросил у бывшего председателя сельсовета: — А в котором часу завтра собрание?
— Штоб к двенадцати был в правлении!
— Обязательно буду, — сказал Толик и, не прощаясь, пошел к дому...
ДЕРЕВНЯ. ЖАРА
... На следующий день, ровно в двенадцать, по единственной и главной деревенской улице, вздымая тучи пыли, промчался белоснежный микроавтобус «РАФ» с бортовыми надписями:
ОЛИМПИЙСКАЯ НАДЕЖДА САНКТ-ПЕТЕРБУРГА...
...и пятью разноцветными сплетенными кольцами под надписями...
Остановился он точно напротив бывшего сельсовета, где сейчас помещалась администрация.
Открылись дверцы, и из микроавтобуса, во главе с Толиком Самошниковым, вышли человек двенадцать очень крепеньких пареньков в разнообразных спортивных костюмах и с надписями «Российская Федерация» и с бывшими — «СССР»...
Несколько пареньков очень смахивали на небольшие трехстворчатые шкафы.
Собраны были представители всех борцовских весовых категорий...
Они все разом вошли в правление, увидели за столом «президиума» все тех же — главу администрации, бывшего секретаря бывшего парткома, бывшего главного бухгалтера бывшего совхоза...
...увидели участкового милиционера с маленьким ребенком на руках...
...отца Гурия, скромненько и стыдливо сидевшего в зальчике вместе с десятком своих унылых прихожан...
И тогда самый большой паренек, килограммов на сто тридцать, зычно спросил у «президиума»:
— Все присутствуют?
Перетрусивший глава тут же встал, вытянулся и сказал хриплым от волнения голосом:
— Никак нет. Многие отказались. Проявили несознательность, так сказать... Можно начинать?
— Ни в коем случае! — сказал самый большой «шкаф».
Он что-то шепнул своим, и несколько пареньков сорвались с места и выбежали из правления.
... Уже спустя три минуты они втащили в зальчик правления еще с десяток стариков и старух и бодро отрапортовали «шкафу»:
— Теперь — все! Хаты — пустые...
— Замечательно! — сказал «шкаф» и взобрался на небольшое возвышение, где стоял стол «президиума».
Импровизированная сцена угрожающе затрещала. Все с испугом ждали развития событий.
Толик и вся остальная «Олимпийская надежда» расселись в зальчике. Кто-то уже сунул шоколадку малышу участкового...
— Здравствуйте, дорогие соотечественники и соседи нашего лучшего друга — студента второго курса Санкт-Петербургского техникума физической культуры и спорта, кандидата в мастера спорта по вольной борьбе Анатолия Сергеевича Самошникова, чемпиона Российской Федерации в среднем весе! Я не буду долго рассказывать вам, какое счастье вы должны испытывать, обретя такого соседа и товарища. Скоро вы это сами почувствуете — это я вам обещаю! А теперь у меня есть всего лишь парочка вопросов к вашему высокоуважаемому батюшке — отцу Гурию...
Все обернулись к сельскому священнику, стали разглядывать его, будто увидели впервые.
— Дорогой Гурий Самсонович!.. Так, кажется? — переспросил «шкаф».
Отец Гурий согласно закивал головой.
— Почтеннейший отец Гурий! Не откажите в любезности, скажите нам, пожалуйста, все ли равны после смерти перед Богом?
Отец Гурий попытался встать, но «шкаф» предупредительно тут же проговорил:
— Что вы, что вы?! Сидите, сидите, батюшка! Повторяю вопрос: после смерти все равны перед Господом?
— Все, — тихо, но твердо проговорил отец Гурий.
И посмотрел на Толика. Тот благодарно улыбнулся ему.
— А при жизни? — спросил «шкаф» и сделал шаг вперед.
Настил под ним снова затрещал, «президиум» перепугался еще больше.
Отец Гурий несмело промолчал. Только пожал плечами...
— Понял! Очень хорошо понял вас, многоуважаемый батюшка! — весело сказал стотридцатикилограммовый паренек. — Значит, национальный вопрос и вопрос социального равенства мы с вами решили. Теперь вопрос ко всем!
Поговорим о стихийных бедствиях. Лето жаркое и засушливое, в натуре. Возможны пожары. Дом Анатолия Сергеевича Самошникова и его матушки Эсфири Анатольевны стоит на отшибе и заслонен сосняком. Ваши же дома все страшно близко стоят друг от дружки и открыты всем ветрам. Загорится один дом — сгорят все остальные. Вам это надо?