Дом был большим, просторным, но уж очень заброшенным и обветшалым. Непонятно было, как в нем можно сейчас жить...
Однако над домом уже вился дымок...
... Лидочка в одних трусиках и лифчике, но в хозяйственном переднике...
...носит еду из глубины дома на полусгнившую веранду...
...и кричит оттуда:
— Толька, иди завтракать!..
— Иду! — кричит ей в ответ Толик.
Под тремя большими старыми и очень густыми деревьями взмыленный жарой и работой Толик-Натанчик роет могилку для четырех урн...
Он уже по пояс в узкой и длинной могилке, а все копает и копает...
...и земля вылетает из могилки веером с лопаты Толика...
Лидочка не выдерживает, спускается с веранды, идет через участок под палящим солнцем к Толику и говорит обиженно:
— Толинька... Ну, все же остывает!
— Иду, иду, котик... — отвечает ей взмокший Толик.
Лидочка заглядывает в могилку, спрашивает:
— Мы же урны будем хоронить... Зачем такая глубокая?
Толик выпрямился в яме, устало оперся о черенок лопаты, посмотрел на Лидочку и сказал:
— А чтобы им всем четверым там спокойнее было. А сверху сирень посадим. Бабуля сирень обожала...
Сквозь кроны деревьев на Лидочку падало солнце.
— Уйди в тень, — сказал ей Толик.
И вдруг, почти слово в слово, повторил фразу, сказанную в Петербурге Николаем Ивановичем:
— Тебе теперь, в твоем положении, шастать по жаре категорически противопоказано!..
Лидочка собралась что-то ответить, но из-за плетня раздался голос:
— Эй! Господин-товарищ-барин! Самошников... иди, как тебя тама? Иди-ка сюды!..
— Кто там? — настороженно спросил Толик у Лидочки.
Толик из ямы не видел кричащего человека.
— Да опять этот алкаш участковый, — сплюнула Лидочка. — Теперь точно все остынет!
Толик бросил лопату, выпрыгнул из ямы. Пошел к плетню...
— Здравствуйте, Семен Васильевич, — сказал Толик.
— Здорово, коль не шутишь, — сказал участковый. — Хоша здоровье поправить бы не мешало...
Было участковому лет сорок пять.
Выглядел он достаточно живописно: босиком, в форменных брюках, закатанных до колен; рубашка с погонами младшего лейтенанта была завязана на тощем теле вокруг пояса рукавами, но на голове торжественно восседала новенькая милицейская фуражка!
Через плечо у него была перекинута рыболовная сеть, набитая свежескошенной травой, а на плече участковый нес косу-литовку...
— Я говорю — здоровье поправить бы не мешало! — повторил участковый. — А то вот коровке покосил, так дух вон и лапти кверху! Поправиться есть чего?
Участковый положил скошенную траву на землю, а косу прислонил к плетню. Приготовился к разговору.
— Не пью, — скучно ответил Толик. — Может, покушаете с нами?
— Больно нужно!.. — презрительно сказал участковый. — Чего мне, жрать нечего?! Я — должностное лицо, а ты мне чё предлагаешь?! Так и во второй раз загреметь недолго... Ты у мене смотри!
У Толика желваки заходили под скулами. Сзади подошла Лидочка — в купальных трусиках, лифчике и кухонном переднике.
— Семен Васильевич, а у вас в клубе по вечерам хоть танцы бывают?
Стараясь не смотреть на полуголую Лидочку, участковый строго сказал:
— Кому танцевать-то? Бабке Груше да деду Павлуше? А ты в таком виде по деревне ходить не имеешь никакого права! Вот оформлю за моральное разложение...
Но Лидочка только улыбнулась, спросила:
— А что, молодежи в деревне разве нет?
— Откуль ей взяться? Кто спилси, кто срока отбывает, кто в Питер подался... Или еще куды. Чего копаете то?
— Урны с прахом родных захоронить хочу.
— Чего-о?! — Участковый не поверил своим ушам. — А кто же это вам такое безобразие позволит?!
— А я ни у кого и спрашивать не буду, — жестко сказал Толик.
— Ой, еще как будешь-то!.. А то он, вишь ли, не пьет, не курит, приехал сюды, сопляк, свои порядки устанавливать!.. Счас сельсовет соберем...
— Нету у вас уже давно ни черта! Как эСэСэСэР не стало, так все ваши сельсоветы и накрылись, — сказала Лидочка. — Ходят по деревне три пьяных старых обалдуя, сутками не просыхают и похваляются: «Я был председателем! А я в парткоме!» А третий еще где-то... Шли бы вы от нашего дома подальше! Идем, Толик, завтрак стынет.
— Ну, поглядим сейчас!.. — вконец разозлился участковый. — Ну, посмотрим — чей верх будет!.. А то кажный уголовник, вишь ли...
— Правда, Семен Васильевич, — нехорошо ухмыльнулся Толик. — Шли бы вы отсюда по холодку. Мы вас не трогаем, и вы к нам не цепляйтесь. Пошли, Лидуня...
— От мы те счас покажем! Мы тебе предъявим... Не у себя в городе! Тута еще Совецка власть имеется!.. Никуды она не делась!!! — возмущенно прокричал участковый. — А надо будет, и с районом свяжемся!..
Он перекинул через плечо старую сеть, набитую скошенной травой, подхватил свою косу и быстро пошел в сторону деревни.
... Когда Толик вытирал куском хлеба остатки яичницы со сковороды, прихлебывая из граненого стакана молоко...
...к плетню со стороны деревни подошли пять человек.
Троим было лет по шестьдесят, и они все были уже не очень трезвы.
Четвертым был участковый — без косы и сетки с травой, зато в сапогах, при полной форме и с картонной папкой в руке.
Пятым был священник — отец Гурий.
Маленький, худенький, жалкий, вконец обнищавший сельский попик, и от этого ему можно было дать на вид и пятьдесят лет, и восемьдесят...
— Ну-ка, герой-уголовничек, выходи-ка сюда! — крикнул через плетень один из нетрезвых стариков. — Счас мы тебе растолкуем, что такое сельская жизнь, дачничек, и какие в ей порядки! Выходи, не бойся!..
А второй старик неожиданно спьяну запел:
— На бой кровавый, святой и правый, марш-марш впере-о-од, советский народ!..
Третий деловито стал выворачивать кол из плетня, приговаривая:
— Вот я ему счас колом промеж ушей перетяну, он у нас враз все поймет!..
Участковый испуганно оттащил старика от плетня.
— Потапов! Ты чего при мне безобразия строишь?.. Не в парткоме! А то не посмотрю и привлеку! По всей строгости... Самошников! Иди-ка сюды...
— Минутку! — крикнул им Толик. — Лидуня, дай штаны и куртку.
Лидочка молча принесла ему синий тренировочный костюм.
Толик надел костюм. На куртке сзади и спереди были нашиты большие белые фетровые буквы — «Российская Федерация».