Застигнутый врасплох жандарм вытянулся в струнку и зашлепал
губами, а Варя во все глаза уставилась на главного сатрапа и палача свободы,
каковым слыл у передовой молодежи начальник Третьего отделения и шеф
жандармского корпуса Лаврентий Аркадьевич Мизинов.
— Так точно, ваше высокопревосходительство, —
засипел Варин обидчик. — Жандармского корпуса подполковник Казанзаки.
Ранее служил по Кишиневскому управлению, ныне назначен заведовать особой частью
при штабе Западного отряда. Провожу допрос задержанной.
— Кто такая? — поднял бровь генерал и
неодобрительно взглянул на Варю.
— Варвара Суворова. Утверждает, что прибыла частным
порядком для встречи с женихом, шифровальщиком оперативного отдела Яблоковым.
— Суворова? — заинтересовался Мизинов. — Мы с
вами не родственники? Мой прадед по материнской линии — Александр Васильевич
Суворов-Рымникский.
— Надеюсь, что не родственники, — отрезала Варя.
Сатрап понимающе усмехнулся и больше на задержанную внимания
не обращал.
— Вы, Казанзаки, мне всякой чушью голову не морочьте.
Где Фандорин? В донесении сказано, что он у вас.
— Так точно, содержится под стражей, — молодцевато
отрапортовал подполковник и, понизив голос, добавил. — Имею основания
полагать, что он-то и есть наш долгожданный гость Анвар-эфенди. Все один к
одному, ваше высокопревосходительство. Про Осман-пашу и Плевну — явная дезинформация.
И ведь как ловко завернул…
— Болван! — рявкнул Мизинов, да так грозно, что у
подполковника голова уехала в плечи. — Немедленно доставить его сюда!
Живо!
Казанзаки опрометью кинулся вон, а Варя вжалась в спинку
стула, но взволнованный генерал про нее забыл. Он шумно пыхтел и нервно
барабанил пальцами по столу до того самого мгновения, пока подполковник не
вернулся с Фандориным.
Вид у волонтера был изможденный, под глазами залегли темные
круги — видимо, спать минувшей ночью ему не довелось.
— 3-здравствуйте, Лаврентий Аркадьевич, — вяло
сказал он, а Варе слегка поклонился.
— Боже, Фандорин, вы ли это? — ахнул
сатрап. — Да вас просто не узнать. Постарели лет на десять! Садитесь,
голубчик, я очень рад вас видеть.
Он усадил Эраста Петровича и сел сам, причем Варя оказалась
у генерала за спиной, а Казанзаки так и замер у порога, вытянувшись по стойке
«смирно».
— В каком вы теперь состоянии? — спросил
Мизинов. — Я хотел бы принести вам свои глубочайшие…
— Не стоит об этом, ваше
высокопревосходительство, — вежливо, но решительно перебил
Фандорин. — Я теперь в совершенном п-порядке. Лучше скажите, передал ли
вам этот г-господин (он небрежно кивнул на подполковника) про Плевну. Ведь
каждый час дорог.
— Да-да. У меня с собой приказ главнокомандующего, но я
прежде желал убедиться, что это действительно вы. Вот, слушайте. — Он
достал из кармана листок, вставил в глаз монокль и прочел. — «Начальнику
Западного отряда генерал-лейтенанту барону Криденеру. Приказываю занять Плевну
и укрепиться там силами не менее дивизии. Николай».
Фандорин кивнул.
— Подполковник, немедленно зашифровать и отправить
Криденеру по телеграфу, — приказал Мизинов.
Казанзаки почтительно взял листок и, звеня шпорами, побежал
исполнять.
— Так стало быть, можете служить? — спросил
генерал.
Эраст Петрович поморщился:
— Лаврентий Аркадьевич, ведь я, кажется, д-долг
исполнил, про турецкий фланговый маневр сообщил. А воевать с бедной Турцией,
которая и без наших доблестных усилий благополучно развалилась бы, —
увольте.
— Не уволю, милостивым государь, не уволю! —
засердился Мизинов. — Если для вас патриотизм — пустой звук, то позволю
себе напомнить, что вы, господин титулярный советник, не в отставке, а всего
лишь в бессрочном отпуску, и, хоть числитесь по дипломатическому ведомству,
служите по-прежнему у меня, в Третьем отделении!
Варя слабо ахнула. Фандорин, которого она считала порядочным
человеком, — полицейский агент? А еще Печорина из себя разыгрывает!
Интересная бледность, томный взор, благородная седина. Вот и доверяй после
этого людям.
— Ваше в-высокопревосходительство, — тихо сказал
Эраст Петрович, видно, и не подозревая, что безвозвратно погиб в Вариных
глазах, — я служу не вам, а России. И в войне, которая для России
бесполезна и даже губительна, участвовать не желаю.
— А насчет войны не вам решать и не мне. Решает
государь император, — отрезал Мизинов.
Повисла неловкая пауза. Когда шеф жандармов снова заговорил,
голос его звучал уже совсем по-другому.
— Эраст Петрович, голубчик, — проникновенно начал
он. — Ведь сотни тысяч русских людей жизнью рискуют, страна под военной
тяжестью в три погибели согнулась… У меня дурное предчувствие. Что-то уж больно
все гладко идет. Боюсь, добром не кончится…
Когда ответа не последовало, генерал устало потер глаза и
признался:
— Трудно мне, Фандорин, очень трудно. Кругом
бестолковщина, бордель. Работников не хватает, особенно дельных. Я ведь не
рутину на вас навесить хочу. Есть у меня задачка не из простых, в самый раз для
вас.
Тут Эраст Петрович вопросительно наклонил голову, и генерал
вкрадчиво произнес:
— Анвара-эфенди помните? Секретарь султана
Абдул-Гамида. Ну, тот, что слегка промелькнул в деле «Азазеля»?
Эраст Петрович едва заметно вздрогнул, но промолчал.
Мизинов хмыкнул:
— Ведь этот идиот Казанзаки вас за него принял,
ей-богу. Имеем сведения, что сей интересный турок лично возглавляет секретную
операцию против наших войск. Господин отчаянный, с авантюрной жилкой. Вполне
может собственной персоной в нашем расположении объявиться, с него станется.
Как, любопытно?
— Я вас с-слушаю, Лаврентий Аркадьевич, —
покосившись на Варю, сказал Фандорин.
— Ну вот и отлично, — обрадовался Мизинов и
крикнул. — Новгородцев! Папку!
Тихо ступая, вошел немолодой майор с адъютантскими
аксельбантами, протянул генералу красный коленкоровый бювар и тут же удалился.
Варя увидела в проеме потную физиономию подполковника Казанзаки и скорчила ему
презрительно-насмешливую гримасу — так тебе и надо, садист, помаринуйся за
дверью.
— Итак, вот то, чем мы располагаем об Анваре, —
зашелестел страницами генерал. — Не угодно ли записать?
— Я запомню, — ответил Эраст Петрович.