Редактор отключился. Я долго сидел, вперив взгляд в одну точку, а сидевшие рядом ребята подавленно молчали. После разговора с Артурычем мне еще больше стало понятно, какой чудовищной мощи материал прислал мне Пономаренко.
– Грохнут тебя, Илюха, – наконец выдохнул Стас. – По-любому. Валил бы ты прямо сейчас обратно в Москву. И никогда б не возвращался.
Ренат промолчал, но весь его вид показывал, что в этом предложении поддерживает Стаса целиком и полностью.
– Да куда же я свалю, пацаны? А Маша?
– Мертвому она тебе без надобности.
– Значит, придется выжить.
XXIX
В ожидании вечера я весь день просидел в Интернете, пытаясь выяснить хоть что-нибудь о Третьяченко. Ну, не может же такого быть, чтоб за огромное количество времени такой деятельный тип не оставил о себе никакого следа! Но тщетно я мучил поисковые системы. Фамилия Третьяченко в Яндексе попадалась, но носительницей ее была какая-то украинская порнозвезда. Ближе к вечеру я плюнул и бросил это занятие.
Вскоре зазвонил мобильный. Встав со стула, я прошел к окну. На парковке стоял огромный черный джип «тойота».
Ренат со Стасом вошли в комнату.
– За мной приехали, – сообщил я. – Если не вернусь, то вы знаете, что делать.
– Не волнуйся, – Стас повел плечами; хрустнули шейные позвонки. – Все будет пучком. А мы пока адресом Пономаренко озаботимся. На всякий пожарный.
Несколько минут спустя, почистив зубы и побрившись, я вышел на улицу. Водитель-хохол с необычайно тупым рылом – бывалая спецслужбистская шестерка идентифицировалась безошибочно – распахнул передо мной переднюю пассажирскую дверь. Я с нарочито высокомерным выражением лица распахнутую дверь проигнорировал, будто бы и не заметил – сел на заднее сиденье. В салоне джипа довольно громко играла какая-то совершенно чудовищная попсовая похабень.
– Выключи, – буркнул я образине.
Тот тяжело покосился на меня, но громкость убрал. И на том спасибо.
Вскоре джип уже несся по загородному шоссе, обсаженному с обеих сторон благообразными тополями. Дорогу эту я знал. Она вела в один из элитных поселков, в которых я строил дома, будучи в армии. Это немного успокаивало – вряд ли меня повезли бы убивать в такой поселок.
В какой-то момент мы свернули с шоссе и вырулили к трехэтажному особняку из красного кирпича с пошлыми башенками, над одной из которых полоскалось на ветру желто-голубое полотнище. Водила провел меня через пост охраны, где перед экранами камер слежения сидели три здоровяка в камуфляже и с оружием. Меня тщательно обыскали. Да уж. Серьезно Третьяченку охраняют. К такому не подберешься.
Справа от ворот располагалась немалых размеров автостоянка. Сердце вдруг подпрыгнуло в груди, и на минуту прихватило дыхание – среди нескольких разнокалиберных, но одинаково мрачных джипов я увидел маленький «мерседес» Маши. Машинка немытая, выглядит заброшенной, и на ней, очевидно, давно не ездили.
Стало тошно.
Меня провели к центральному входу и передали горничной, пухлой хохлушке лет сорока и довольно приятной внешности. Она открыла передо мной массивную дверь, и я оказался в большом, ярко освещенном зале.
На стенах располагались живописные полотна. В живописи я особенно не разбираюсь, однако манера исполнения похожа на итальянское Возрождение. Интересно, это оригиналы? В глаза бросалось обилие в интерьере лепнины и завитушек: казалось, каждый предмет обстановки и декорума был облеплен ими сверху донизу – и кованая решетка потрескивающего «английского» камина, и рамы на картинах, и подлокотники массивных кожаных кресел. В одном из таких кресел и сидел мой злой гений, безо всякого спроса навязанный мне судьбой.
Это лицо я уже видел. Причем практически в упор. И совсем недавно. А точнее – на фотографиях и в видеоматериалах, присланных мне полковником. Третьяченко оказался моложавым, крепким парнем, лет сорока пяти на вид. Увидев меня, он широко улыбнулся и указал на кресло напротив.
Улыбаться, надо признать, он умеет превосходно. Спокойное обаяние уверенного в себе, небедного, привыкшего к власти мужчины. Неудивительно, что молоденькая девчонка из рабочего района купилась на такого гуся со всеми потрохами.
Несмотря на столь уверенное обаяние, от предложения рукопожатий Третьяченко дальновидно воздержался. Психолог, что сказать. Твердо знает – не пожму. А может, и сам не планировал.
– Ну, вот и встретились, – совершенно безо всякой агрессии проговорил он. – Располагайтесь, молодой человек. Может, коньячку?
– А вы не боитесь со мной наедине оставаться? – я мотнул головой в сторону закрывшейся за горничной двери.
– Даже не думай, – уголок рта его чуть презрительно дернулся вбок. – Я тебе не твои приятели-алкаши, а полковник разведки, хоть и в запасе. Дернешься – искалечу. И скажу, шо так и було.
Он снова обворожительно улыбнулся, но было совершенно ясно – не блефует. Искалечит. И глазом не моргнет.
– Я где-то читал, что у каждого человека есть свой демон, – продолжил он.
– Что, простите? – от неожиданности я вытаращил глаза.
– Да. Только никакого отношения к нечистой силе это не имеет. Знаешь, как в физике, частицы плюс и минус. Большинство людей друг с другом уживаются вполне сносно. Но встречаются и абсолютные э-мм... Вот как мы с тобой. Словно из ниоткуда... возникает какой-то левый хрен, который ломает привычный ход твоей жизни, а при этом ты понимаешь, что, как ни удивительно, не можешь ему противостоять. Причем, как правило, эта сволочь является твоей полной противоположностью. Жил вот себе великий поэт Пушкин, писал гениальные стихи. И вдруг, откуда ни возьмись, появился ничтожный жиголо Дантес...
Чертов извращенец какой-то, подумал я. Нашел время пургу гнать.
– А давайте перейдем к делу? – предложил я. – Мы, я думаю, встретились не для того, чтобы рассуждать о поэзии? К тому же мне не очень нравятся такого рода аллегории, я никакой не жиголо...
– Та мне насрать, шо тебе нравится, – взгляд магната мгновенно налился свинцом, в голосе вдруг звякнул сдерживаемый металл. – Ты веди себя ровнее, я все-таки не железный. Конечно же, поэзия в наших с тобой делах совершенно ни при чем. Но несколько лет назад ты своей идиотской заметкой прихлопнул мой российский бизнес. Врагов-то у меня валом, и не таких ничтожеств, как ты. Но никто из них не сумел нанести мне такого вреда. Хотя они для этого вовсю рвали задницу, а у тебя получилось само собой. Тогда, после той стройки, у меня возник закономерный вопрос: да что ж это за говно такое ко мне привязалось? Шо это за Репин сраный? Он кто? Пристукнуть его, да и дело с концом. И я стал выяснять, на кого ты работаешь.
– Ни на кого, – буркнул я. – Я просто написал статью.
– Отож, – кивнул Третьяченко. – Ты оказался просто бессмысленным дураком, вонючим журналюгой. Именно поэтому, – заключил он, – ты до сих пор жив.