Джентльмены - читать онлайн книгу. Автор: Клас Эстергрен cтр.№ 59

— Вы имеете в виду англичанку? — просияла старуха.

— Именно, — кивнул Генри.

— На верхнем этаже, — сообщила дама. — Номер сорок шесть.

Генри, волнуясь, поднялся по лестнице. Гостиница пропахла керосином вперемешку с въедливым запахом одежды, пару лет пролежавшей в шкафу. Было темно, ступени скрипели одна громче другой. Тут и там слышалось бормотание, обрывки диалогов. Кто-то готовил еду.

На пятом этаже обнаружилась большая массивная дверь, ведущая в коридор. Генри отыскал номер 46. Дверь в комнату не была заперта и, когда Генри постучал, приоткрылась. Внутри было пусто: казалось, что жилица в спешке покинула пристанище.

Генри решил, что пожилая дама ошиблась, и сразу спустился на первый этаж, чтобы спросить, не перепутала ли она номер.

— Комната пуста? — ужаснулась управляющая. — Это невозможно!

— Там никого нет, — подтвердил Генри.

— Вы, должно быть, ошиблись, молодой человек. — Старуха заглянула в гостевую книгу.

— Может быть, я не разглядел номер в темноте, — признался Генри. — Сегодня так сумрачно.

— Сегодня и вправду сумрачно, — согласилась старуха. — Вы, должно быть, ошиблись.

Генри снова поднялся на пятый этаж, полностью уверенный, что ошибся. Но нет: комната номер 46 действительно была пуста, и ее явно спешно покинули. Может быть, это было обыкновенное бегство без уплаты по счету.

Генри вошел в комнату. Шторы были задернуты, платяной шкаф пуст, если не считать пары вешалок. Пахло нафталином.

Над раковиной возле шкафа висело зеркало. В щель между рамой и стеклом была вставлена картинка. Генри взял ее в руки. Один из силуэтов, которые старички вырезают в один прием для туристов в людных местах. Этот, вероятно, вырезал старичок, работавший в списанном вагоне метро у Ноллендорфплатц. Стоило удовольствие немного — пять марок.

В этой комнате и вправду жила Верена. Генри сразу же узнал ее профиль в черном силуэте на фоне белой бумаги. Волосы свисали на лоб, нос украшала забавная горбинка, нижняя губа припухла. Именно так она и выглядела, подумал Генри. Силуэт был вырезан тонко и мастерски.

Генри убрал картинку в карман и вышел из номера. Управляющая нетерпеливо ожидала в вестибюле.

— Что же? Разве вы не ошиблись?

— Конечно, ошибся, — отозвался Генри. — Не разглядел в темноте.

— Я так и думала, — согласилась старуха. — Эта девушка показалась мне очень порядочной.

Перейдя улицу, Генри зашел в кнайпе, заказал пиво, закурил «Рот-Хендл» и стал думать. Во всей этой ситуации было нечто безумное, но он не мог понять, что именно. Генри старался вспомнить каждое слово, которое он говорил встреченным за последнее время людям, в особенности Францу и Верене. Разговор о пропавших без вести, архив в Далеме, этот силуэт. Генри спрятал его в бумажник, решив сохранить на память. Он был всего лишь одиноким агентом в Берлине.

Прожив тягостный, дождливый, прокуренный, сальный, туманный месяц в Берлине, Генри едва не начал сходить с ума. Ничего не происходило, и даже кутежи в барах уже не веселили его. Но вот пришло новое письмо, на этот раз из Стокгольма. Генри очень удивился. В Швеции никто не должен был знать Билла Ярда.

Генри судорожно вскрыл конверт и застыл от изумления: «Скрывайся, Билл. Операция провалена. Найди мисс Верену Масгрейв в пансионе „Белек“, Бляйбтройштрассе, 15. Когда ее портрет появится на рекламной тумбе на Курфюрстендамм, 108, тебе пора уезжать. Ты храбрый парень. Сожги это письмо. В. С.».

Когда нереальность происходящего подступает вплотную, человека в шоке либо охватывает паранойя, либо он мобилизует все нравственные и физические ресурсы, чтобы действовать наилучшим для данной ситуации образом. Генри долго балансировал между отчетливой паранойей и полной собранностью. Прочитав письмо вдоль и поперек, он сжег его в пепельнице, выкурил пять сигарет подряд и принялся рассеянно складывать одежду в чемодан с двойным дном, скрывавшим дюжину фальшивых паспортов. В общем и целом ничто не вызывало подозрений, но каким образом в эту историю оказался замешан Вильгельм Стернер, этого Генри понять не мог. Единственное, что пришло ему в голову, — это то, что именно В. С., человек с дипломатическим прошлым, был важной персоной из Швеции, связь с которой держали квакеры. Но Генри все же ничего не мог понять, кроме того, что должен отправиться на Курфюрстендамм, 108.

Посреди широкого тротуара и в самом деле стояла тумба, увешанная рекламой ближайших магазинов, а также серией фото женщин «до» и «после». Это была реклама пластических операций Института красоты, подобная бодибилдерским афишам, на которых щуплый бухгалтер превращается в пляжного красавца с накачанными бицепсами.

Но в данном случае все было наоборот: здесь не прибавляли, а отнимали. Фотографии изображали женщин, чьи носы были отмечены характерной горбинкой — шаг за шагом носы принимали арийские очертания. Текст сообщал, что Институт красоты известен во всем мире.

Одной из женщин была Верена Масгрейв.

Шестьдесят третий год можно назвать годом парикмахерского кризиса, после которого не все цирюльники пришли в себя. Для Лео Моргана и прочих, любящих свои волосы, то был великий год. Мир радикально переменился. Лео обрел известность как сын легендарного Барона Джаза, поэт и вундеркинд, прославившийся благодаря передаче «Уголок Хиланда», лакомый кусочек для интервьюеров из еженедельников. Рано повзрослевший, очень застенчивый подросток высказывался нечасто, но если уж говорил, то основательно — формулируя свое мнение обо всем, от Имсена и Маранаты до новых членов Шведской академии. В те редкие дни, когда у Лео было хорошее настроение, даже средних способностей репортер мог намыть немало золота.

Известность Лео, разумеется, производила впечатление в школе: Лео стал примером для подражания, любимчиком учителей и мог рассчитывать на отличные оценки по всем предметам, кроме гимнастики: преподаватель этой дисциплины с удрученным видом сообщал коллегии об отметке «хорошо» — неуместной кляксе на полотне безупречных оценок Моргана.

Той весной Генри Морган дезертировал, сбежал, покинул пределы родины, вследствие чего разгорелся скандал — не слишком, впрочем, продолжительный и эффективно погашенный. Все говорили об этом, но не публично. Генри стал чем-то вроде тайного героя. Поскольку герой никогда подолгу не задерживался дома, Лео не особо тосковал по брату. Грета, разумеется, жила в постоянной тревоге, и младший сын понимал природу ее беспокойства. Грета не жаловалась и не причитала. Всем своим существом она чувствовала, что Генри в любой ситуации выйдет сухим из воды, что нет ни малейшей причины плакать о нем. Генри возвращался домой после любой передряги.

Так оно и было: вскоре пришло письмо из Копенгагена с вестью о том, что о Генри позаботились люди, именуемые квакерами. Грета и Лео нашли толкование этого слова в словаре — оно вселяло надежду. Бывают люди и похуже.