– Не по своей воле оказался я здесь и не знаю этих мест, устал я очень, умереть захотел.
Собеседник осуждающе закачал головой.
– Но вы спасли меня, – продолжил Иван, – и сейчас мне легче.
Старик удовлетворённо кивнул и сказал:
– Необычно ты обращаешься ко мне, чужестранец. В твоих землях так принято?
– Говорить старшим «вы»? Да, пожалуй, принято.
– Где земли твои находятся?
– Далеко очень.
– Страшен мир твой. Заглянул я в сердце твоё и разум твой и не нашёл в них мира.
– Вы правы, мира в них нет давно, – согласился Иван.
– С кем сражаешься ты, воин?
Иван решил ответить в соответствующем стиле, всё равно не поймёт он ничего, если ему начать объяснять всё, да и ни к чему это. Странный дед, какой-то. Куда же его на этот раз занесло? Похоже, что в прошлое, и далёкое причём.
– Со злом сражаюсь, чтобы на свете добро было, чтобы мог я в своего бога верить.
Собеседник внимательно посмотрел, и капитана почувствовал, как напряглись молодцы за его спиной.
«Так, что-то здесь нечисто», – успел подумать Бес.
– Как зовут бога твоего?
Старик внимательно смотрел и в глазах его отражались блики костров, придавая им некую таинственную силу.
Иван из тех же текстов помнил, что с верой в бога между руссами и славянами довольно сложные отношения и часто они переходили в кровавую бойню.
Бес особо никогда не заморачивался на тему бога, считая, что он, безусловно, есть, но только до людей ему мало дела. Видать, занят чем-то поважнее, оттого и горя столько кругом.
Он уже пожалел, что заикнулся о боге, размышляя, что сказать и не осложнить себе существование. Неизвестно, сколько придётся пробыть здесь. Возможно, до конца жизни, которая, кстати, может оборваться в любую минуту. Неспроста притихли лбы, стоящие за дедом. Ну, да не привыкать, что его постоянно кто-то хочет прикончить. И всё же портить отношения незачем.
Из персоника Наасса он вычитал немного о пантеоне славянских языческих богов, но мало что запомнил, а вот дед освежил память. И потом, глядя на этих идолов, которым старик и молодцы, похоже, поклоняются, можно с полной уверенностью предположить, что они не христиане. У язычников не было ни храмов, ни особого сословия жрецов, хотя были волхвы, кудесники, они почитались служителями богов и толкователями их воли.
Святилища представляли собой округлые или сложные по очертаниям, земляные и деревянные сооружения на возвышенных местах или насыпях, окруженные валами или рвами. В центре капища находились каменные или деревянные славянские идолы, вокруг них жгли жертвенные костры.
Всё это Матешин сейчас и видел перед собой.
– Сварог, – ответил он, приготовившись к возможному нападению.
Но старик остался на месте, и Бесу даже показалось, что блики костров в его зрачках потеплели.
– А кто вы?
– Я Переяр, – сказал старик, а это Ратмир и Яробор, сыны сына моего, убитого христианами.
«Ого! – подумал Бес. – Да тут дела-то серьёзные! Правду я, значит, вычитал. Сколько народу за веру полегло, страшно подумать. И во всех этих религиозных спорах и войнах каждый считает, что прав только он, а все остальные ошибаются и за это их нужно непременно убить».
– А какой сейчас год? – спросил он.
Старик непонимающе посмотрел.
Иван чуть не ляпнул, от Рождества Христова, но вовремя сдержался.
Переяр дал не вполне понятный ответ:
– Лето сменилось на лето после того, как новгородцы сожгли церковь
[17]
. Перед этим ходил Владимир с войском на Корсунь, град греческий и послал к царям Василию и Константину, и так им передал: вот взял ваш город славный, слышал же то, что имеете сестру девою. Опечалились Василий и Константин и послали ему весть и так ответили: не пристало христианам выдавать жён за неверных, если крестишься, то и её получишь.
Услышал Владимир и повелел крестить себя, взял царицу и попов Корсунских. Корсунь же отдал грекам за царицу, а сам пришёл в Киев. Так и крестился он ради греческой девки. Низвергают теперь святилища наши и богов наших. Перуна в граде Киеве привязали к хвосту коня, двенадцать мужей били его жезлами, сбросили в Днепр, а мы бежали следом и провожали его до порогов – за пределы земли
[18]
.
Тогда и убили сына моего Белиана. С тех пор мы здесь укрываем наших богов и молимся им, как молились все наши предки, и не примем чужой нам христианской веры.
Донёсся слух до меня, что в Новгороде срубили Перуна и сбросили в Волхов. А на Световита
[19]
по приказу датского короля набросили верёвку на шею и протащили посреди войска на глазах славян и, разломав на куски, бросили в огонь.
«Ага, понятно, только-только прошло крещение Руси, – подумал Бес. – Но многие славяне не захотели креститься, о чём в православной церкви не принято говорить, подавая историю крещения так, будто бы весь народ с радостью принял новую веру, с облегчением избавившись от непотребного язычества. На самом же деле, выходит, что христианство на Руси насаждалось. Дела-а!»
Переяр, погружённый в тягостные воспоминания, остановившимся взором смотрел на ближайший к нему костёр. Молодцы, не тревожа деда, тихо и чинно присели на соседнее бревно у другого костра. В почти ничем не нарушаемой тишине лишь потрескивали догорающие угли, выстреливая вверх искорками, быстро затухающими в темноте. На востоке небосвод начал заметно светлеть, свет звёзд поблек и стал постепенно исчезать.
Иван тоже задумался о своём житье-бытье и к большому для себя удивлению впервые за долгое время почувствовал, что мысли его не тяжелы, не исполнены фатальности, и не о войне они вовсе а, напротив, о чём-то мирном, отстранённом, успокаивающем. Постоянно страдающая душа не болит и не требует по привычке, как какого-то допинга, новых и новых импульсов гнева, исторгаемых из глубины сознания.
Когда звёзды почти потухли, старик пошевелился, будто стряхивая с себя невидимые путы, но остался молчалив и продолжал сидеть, пока первые лучи солнца не брызнули из-за верхушек деревьев.
Разноголосый птичий щебет усилился, суровый и тёмный лес, освежённый ночной росой, начал просыпаться и уже не казался таким тревожным и мрачным. Костры догорели, подёрнувшись серым пеплом. Страшные идолы с играющими на них в ночи отсветами пламени и тенями теперь не выглядели таковыми.