Жирный делает паузу.
– Скволл Вепрю не господин. Вепрь – свободный гладиатор. И он решил, что пришла пора сменить сторону, потому что прежняя сторона вынуждала его поступать вразрез с собственным кодексом чести. И мы с ним придумали, как всё будет дальше.
Я пытаюсь пошевелиться и понимаю, что связан по рукам и ногам. Причём ни рук, ни ног я просто не чувствую. Смотрю: нет, ноги на месте. Просто их передавили верёвкой.
– А дальше Вепрь убил тебя на арене. Вместо гладиаторов на тех трибунах, где была заложена взрывчатка, сидело быдло. Просто согнанный народ. Бесплатное развлечение: последний бой. А за трибунами гладиаторы резали солдат Скволла. Через Вепря мы вышли на тебя и Болта. Больше он не знал ни о ком. А был ещё кто-нибудь?
Да, был. Был глашатай, стражники в помещении для рабов, Мормышка, Голова-с-Плеч. Но, наверное, нет смысла их продавать. Себя я этим не спасу.
– Ну, неважно. Важно то, что всё выяснилось. Скажи мне, Чинч, чего тебе не хватало? Женщины у тебя были, жил как в раю, сражался иногда, чтобы совсем жиром не обрасти. Чего тебе не хватало?
– Ты знаешь, кем я был до того, как попасть к тебе? – выдавливаю я сквозь зубы.
– Ты был потомственным князем провинции Кассан, что на юге империи.
– Не провинции. Свободного государства.
– Нет, Чинч. Неделя или две – и всё. Кассан станет провинцией. До тебя просто не доходят новости. Вопрос в другом. Почему ты просто не убежал? Я бы погоревал-погоревал да и отпустил бы тебя. Забыл бы. А ты – вот так нехорошо. Власть захотел узурпировать…
– Я тебя ненавижу.
– Из мести. Понятно. Подлость, месть. Все вы такие. Риггер один честный был. Просто шёл напролом и ломал всё на своём пути. А остальные, эх-х…
Он поднимается.
– Я даже не знаю, что с тобой делать. Пытать тебя неинтересно как-то, да и Голова-с-Плеч что-то отказывается.
Конечно, отказывается. Если он попробует, я первыми же словами его выдам.
– Но ты, знаешь, Чинчмак, верных людей надо беречь. А неверные не нужны вовсе. Изменивший единожды изменит и во второй раз.
– А что со Скволлом? – перебиваю я Жирного.
– Ничего. Я его отпустил. Одного. Даже лошадь дал. В следующий раз, сказал, таким добрым не буду. И он понял. Знаешь, я не хочу портить отношения. Пусть лучше там наместником будет знакомый враг, чем незнакомый друг. Да, и женщину его я забрал. Красивая у него женщина, правда, Чинч? Ты до таких дел падок, знаю.
Он усмехается. Неожиданно мне начинает казаться, что всё обойдётся.
– Ну да ладно. Большую часть твоих революционеров я пожурил и отпустил на все четыре стороны. Кого-то в каземат отправил подумать о своём поведении. Кого-то Голове отдал – поразвлечься. Но есть у меня две проблемы – ты и Болт. Вы, получается, зачинщики. Получается, изменники. Риггер как-то говорил мне, что миром вращает жестокость. Я – человек по натуре добрый. Я жестокость не поощряю. Но, боюсь, тут придётся поступить с вами обоими очень некрасиво.
Он поднимается.
Я осматриваю помещение. Ничего особенного, просто комната в одном из строений усадьбы.
– Вы с Болтом хорошо сдружились. Так будьте вместе, – говорит Жирный. – Навсегда.
И выходит из помещения.
Два стражника хватают меня под руки и тащат наружу. Солнце бьёт в глаза. Я поворачиваю голову. Из окна второго этажа усадьбы на меня смотрит женщина Скволла. Она и в самом деле рыжая.
Меня тащат к каземату. Вход в него – внутри небольшого строения. Каземат – естественная пещера под частью территории усадьбы. Я погружаюсь в темноту. Стражники тащат меня ещё ниже, и вот, наконец, мы приходим к месту назначения. Это маленькое помещение. В каменном полу выдолблена приличных размеров яма.
Меня бросают туда. Сверху наваливается что-то ещё. Это Болт. Он стонет.
А потом на нас льют раствор. Я последним усилием принимаю чуть более удобную позу и изгибаюсь, чтобы перед лицом оставалась капля пустого пространства. А потом наступает темнота.
* * *
Вот и всё. Каждое утро на рассвете, который наступает где-то наверху, я просыпаюсь, открываю глаза и вдыхаю пустоту. И снова засыпаю, чтобы следующим утром повторить цикл.
Меня зовут Чинчмак. Это всё, что у меня осталось. Моё имя.
И взгляд женщины из окна. Последнее воспоминание.
Часть 2
Меня зовут Риггер. У меня нет другого имени. Мне не нужно другое имя, потому что люди научились вздрагивать, услышав это.
Глава 1. Граница
Холодно, провались всё сквозь землю, тут жутко холодно. Ветер дует отовсюду, ветер забирается в каждую щель, прожигает насквозь, режет. Любая часть тела, подставленная ветру, тут же мертвеет и покрывается инеем. Моё лицо полностью скрыто под меховым капюшоном, на мне толстая куртка, под ней – ещё одна, а под ней – тёплая кофта; на ногах – два слоя штанов и меховые унты.
Но это не помогает. Смотреть вперёд больно, я щурю глаза.
Я никогда не думал, что зима может быть такой. Для меня зима всегда была лёгким похолоданием и редким мелким снежком. Теперь я понимаю, что такое зима в северных горах.
Может быть, я бы не пошёл сюда. Но, кажется, это единственное место, где можно легко пересечь границу.
Рюкзак за спиной кажется тяжелее с каждой минутой. Мечи пришлось упаковать: идти по горам с оружием на поясе невозможно. Огнестрел – под второй курткой, доставать долго. Но я надеюсь, что тут врагов у меня пока нет. Ничего, будут.
Зато здесь есть тропа. Причём не звериная: человеческая. Впрочем, меня это не удивляет. Меня уже ничем не удивить.
Я вижу дымок. Он вырастает будто прямо из снега, но, присмотревшись, я понимаю, что это нечто вроде землянки, только в скале. Вероятно, пещера.
Дверь деревянная, наполовину заваленная снегом. Она «встроена» прямо в снежный холм. Будто кто-то поселился внутри сугроба. Дёргаю за стальное кольцо. Дорогое кольцо: хорошее литьё, чеканка, замысловатые узоры. Дверь закрыта. Метель завывает, невозможно понять, услышан ли мой стук.
Стучу сильнее, стучу без остановки. Одновременно с этим бью в дверь ногой.
Дверь открывается неожиданно, внутрь. Моя нога находит пустоту, я чуть не проваливаюсь в проём, но восстанавливаю равновесие. За дверью – лестница.
Дверь за моей спиной закрывается, подземелье освещают неровные факельные отблески. Поворачиваюсь к хозяину. Это невысокий человек, обросший густой чёрной бородой. При таком освещении черт его лица не разобрать вовсе. Жестом он приглашает меня спуститься.
Лестница не слишком длинная. Я оказываюсь в небольшой скудно обставленной комнате. Тут есть печь, две лавки, кособокий стульчик и ветхий, но некогда дорогой и красивый стол.