Драконов бастард - читать онлайн книгу. Автор: Илья Крымов cтр.№ 83

— Ни за что!

— Я вечен. Все время мира в моем распоряжении. Ты же смертен, и с годами я подточу твою волю. Покорись мне сейчас — и будешь вознагражден.

— Я скорее умру!

Из мрака потянулись руки, которые сжали горло Тобиуса и схватили его за предплечья.

— Ты понесешь мою волю в мир, я заставлю тебя…

Серый магистр вырвался из объятий сна с надрывным сипением, пот тек по его лицу, щипал глаза, и хотя он уже не спал, черные руки продолжали сжимать его глотку. Тобиус коснулся шеи, но ощутил только прикосновение к собственной коже. Волшебник продолжал дышать, но ему казалось, что он задыхается… а еще руки словно онемели. Сигналы проходили по нервным волокнам, пальцы сжимались, осязание никуда не делось, но в руках словно поселилась та колючая немощь, которая появляется в онемевшей конечности. Прошли долгие секунды, прежде чем он понял самое ужасное: все заклинания в голове погасли. Все, что он носил в себе, исчезло, и он ослеп. Глаза мага видели каменные стены, увешанные шкурами, устланный ими же пол; уши слышали завывание бессильного ветра за маленьким окошком и дыхание спящего собрата по Дару. Но Тобиус больше не видел потоков магической силы, которые пронизывали мир, он не слышал отголосков пульса земли, из которой были добыты камни Карденвига. Он больше не видел и не слышал ничего, что было неотъемлемой частью его жизни как волшебника с самого детства, он потерял все, что возвышало его над простыми смертными. Магия исчезла.

Тобиус уже набрал воздуха в грудь, чтобы завопить от первобытного звериного ужаса, но дверь его покоев слетела с петель, и в проем стремительно и грациозно, как мурз, заскочил воин.

Маг схватил свой жезл, размахнулся и ударил. Треснул и развалился на куски щит, а его хозяин вылетел в коридор.

— Ко мне! — крикнул Тобиус.

Спокойно лежавший на полу мимик подскочил и прыгнул к хозяину на левую руку, изменил форму, став большим треугольным щитом.

Сквозь проем в комнату ворвались женщины с оружием. Маг бросился на них и стал крушить щиты и кости тяжелым жезлом, мимик хорошо защищал его левую руку, время от времени выбрасывая вперед щупальца с кривыми когтями. Кричащих раненых воительниц Тобиус вышвыривал прочь и вступал в бой с теми, которые еще не получили свое. Он дрался с отчаянием крысы, загнанной в угол, свирепо и безоглядно. Получив короткую передышку, волшебник сжал зубы покрепче, чтобы не застонать от боли в распоротом плече и кровоточащем порезе на груди. Ему повезло: могли бы и голову отрубить.

— Потом всех подлатаю, — послышался дребезжащий старушечий голос, — ничего без меня не можете! Ползите прочь отсюда, бесполезные девчонки! Эх…

Старуха прошла в комнату, тяжело опираясь на свой посох.

— Ну что, доходимец, допрыгался? Положи жезл и стряхни эту дрянь с руки.

— Я положу этот жезл на твой череп!

Старуха усмехнулась, показывая острые клыки.

— Спеленала тебя раз, спеленала второй раз. Могу и третий. А ты говорил, что не смогу, доходимец.

— Убери!

— Смешной. Глупый и смешной. Ты дурак, и уж поверь, тебе об этом еще не раз скажут!

Тобиус бросился на Орзу с твердым намерением убить снежную колдунью. Все мысли о ценности человеческой жизни и отвращении к такому тяжкому греху утонули в море страха и ненависти. Сила, с которой волшебники дорожат своим Даром, сравнима лишь с силой материнской любви, и он бы пошел на все ради возвращения бесценной пропажи.

— Замри, — небрежно выплюнула старуха.

Тело отказалось слушаться, и серый магистр рухнул на истоптанные шкуры, расшибив скулу. Его немедленно обезоружили и связали. Сгибались сведенные судорогой конечности плохо, но разозленные орийки не церемонились, причиняя сильную боль.

— Тащите его к остальным, только в отдельную яму.

— А с хворым что делать?

— Не твоя забота, Бринхилд, он для нас не опасен. Желтоглазого молодчика разденьте донага — нельзя, чтобы на теле остался хоть один артефакт. Пусть померзнет.

Чтобы снежная крыса приблизилась к тебе достаточно близко, нужно быть похожим на труп. Это Тобиус уяснил на шестой день своего заключения, шестой день без пищи и воды.

Чтобы быть похожим на труп, надо лежать на ледяном полу, не дышать, не двигаться и смердеть. Смердеть было легче всего, поскольку отхожего места к ледяной яме не предусмотрели. Крысы осторожничали — они жили и плодились в застенке, наверное, веками и успевали подъедать узников, прежде чем их промерзшие трупы выволакивали надзиратели. Первые дни «охоты» поймать крыс чистым способом не удавалось, приходилось бить их и подъедать ошметки. Но позже он стал достаточно ловок и… голоден, чтобы ловить их голыми руками и сворачивать шейки. Потрошить тушки без ножа оказалось трудно, а чтобы ловко орудовать осколком льда, нужно было еще наловчиться. Сырая крысятина поначалу плохо шла, но после третьей недели заключения желудок пообвык и переваривал мясо вместе с костями. К сожалению, его не хватало. Чтобы подманивать новых крыс в камеру, приходилось использовать останки пойманных. Крысы были умными тварями и прекрасно знали, где их поджидает опасность, а потому приходили довольно редко. Приходилось есть ледяных пауков. Этих изящных тварей в застенке водилось куда больше, они ползали по стенам, вили инистую паутину и не очень быстро убегали. Похрустывая ими, Тобиус радовался, что паучий яд разрушался желудочными кислотами, и думал о том, как же все-таки великолепна природа, как она приспосабливает живых существ к условиям любой враждебной среды. Несколько раз его, конечно, кусали, и тогда он впадал в оцепенение, но с каждым разом действие яда становилось слабее. Возможно, для нормального человека любой такой укус стал бы приговором, но Тобиус и в прежние времена неоднократно травился, поскольку усиленно изучал зельеварение. Это и способность мутировавшего тела лучше разлагать токсины помогли ему выжить и выработать иммунитет.

Если Тобиус не занимался добычей пищи, то забирался в угол, прислонялся голой спиной к ледяным стенам и сжимался в комок. Порой на него нападал очередной приступ безумного гнева. Тогда он почти терял рассудок и бросался на стены и дверь, проклиная своих тюремщиков и суля им страшную месть. Завершался приступ рыданиями бессильной злобы лежа на полу. Истощение сделало приступы частыми и очень острыми, оковы самообладания, в которых волшебник старался держать свой рассудок, таяли, а безумие подкрадывалось из темных уголков подсознания все ближе и ближе. Наставники в Академии учили, что разум волшебника гораздо шире, гораздо открытее для мира, это позволяет пользоваться Даром, но и ослабляет духовную броню носителя. Там, где темный пейзанин не получит никаких ментальных травм, волшебник может полностью лишиться рассудка, если не будет держать себя в руках. Клетка самоконтроля рассыпалась, безумие, вызванное муками, росло, как и отчаяние. Гнев рос, а зубы выпадали.

Порой он часами повторял имя Керубалеса, надеясь, что недавно обретенный соратник сможет помочь ему. Но великан огэбо не появлялся, и стены ледяной тюрьмы не рушились. Зато Шепчущий был рядом постоянно. Нет, он больше не являлся Тобиусу во сне, не проявлял себя иными путями, но волшебник знал, что эта разрушительная сила таится где-то рядом и выжидает, тихо радуясь его, Тобиуса, страданиям. Правда, временами у мага случались прояснения разума, тогда он понимал, что захвачен паранойей и собственные страхи пленяют его не хуже ледяных стен темницы.