Любовь - читать онлайн книгу. Автор: Тони Моррисон cтр.№ 48

– Хм. Ада? Ад вряд ли пахнет так приятно, – изрекает Джуниор.

Гида оставляет сентенцию без внимания.

– Во! Гля-кося! – вскидывается Джуниор. – Позади вас. Вон там.

Гида оборачивается. Смотрит… СВВ.банС.хеТ.таМ.

– Что-то я не пойму… Явное не то.

– Да она же перевернута! – усмехается Джуниор. Гида посрамлена.

– Что-то я видеть стала хуже.

Джуниор тотчас начинает ее раздражать. Что означает этот ее взгляд? Насмешку? Неуважение?

– Давай вон туда, – командует она и показывает, куда именно она хочет, чтобы Джуниор поставила коробку.

Наконец расположились, сев на коробки и сделав стол из стула. Гида роется в пачках меню. По большей части на них лишь число и месяц, но на некоторых выставлен и год – 1964. Она уже готова продиктовать Джуниор, что написать между строчками, как вдруг замечает в ее руке шариковый карандаш.

– Что это такое? Я же сказала – взять авторучку. Он шариком не мог писать. В руки не брал эту гадость – писал только чернилами, настоящими! О господи, нуты же все испортила! Я что – не говорила тебе? Ведь говорила же!

Джуниор опускает глаза, про себя думая: сдурела, что ли, старая – кто она вообще такая, какого хрена на меня орет, я тут ей чего-то подделываю, воровать помогаю, лапшу вешать, да заебись ты конем, надзирательница выискалась! Вслух говорит

– А чего? В шестьдесят четвертом мог запросто.

– Нет, не мог! Сама не знаешь, что говоришь!

– Да ну, шарик – это же как бы современнее, правда же? А он как раз ведь и любил быть современным – типа: последняя модель, то, сё. – (Идиотка старая!)

– Ты думаешь?

– Конечно. – (Сука безмозглая!)

– Н-ну, может, ты и права. О'кей. Значит, так. Пиши. – Гида закрыла глаза и принялась диктовать: – Я оставляю все мое земное достояние моей дорогой жене Гид-де-Найт…

Джуниор бросает на нее слегка оторопелый взгляд, но молчит, не говорит ничего. Теперь понятно, почему Хороший Дядька эту дурынду бросил – если вообще любил ее когда-либо. «Земное достояние»! Он, интересно, слушает сейчас? Смеется небось. А он, вообще-то, здесь, нет? Непонятно. Хлеб этот, корица – это ведь не он…

– …которая была мне верна все эти годы. В случае ее смерти, если она не оставит своего собственного завещания, все переходит к… – Гида помедлила, улыбнулась: – Солитюд Джонсон.

Ага. Щ-щщас. Джуниор быстро корябает. Почерк Хорошего Дядьки получится, конечно же, точь-в-точь! Замерла:

– Это все?

– Ш-шшш.

– Что такое?

– А ты не слышишь, что ли? – Гида застывает с широко открытыми глазами.

– Не-а.

– Это она!

– Кристина? Но я ничего не слышу.

– Тебе и не обязательно.

Гида встает, озираясь в поисках какого-нибудь оборонительного оружия. Ничего не подворачивается.

– Да бросьте вы, не берите в голову, – говорит Джуниор. – Пусть только подойдет, я…

– Дура! Она тебя по полу размажет! – Гида выхватывает у Джуниор ручку и ждет. Обе слышат размеренное движение вверх по раскладной лесенке. Обе смотрят, как на свету появляется макушка, потом лицо. Глаза мечут молнии. Кристина делает шаг и останавливается. Усмиряет одышку? На что-то решается? Тишину нарушает Джуниор.

– О, привет! – произносит она. – Вы откуда взялись? А мы тут так, кое-какие изыскания делаем. Для ее книги, я говорила, помните? Опять же, даты надо проверить… Это ведь и называется – собирать материал.

Если ее и слышат, то виду не подают. Кристина все еще неподвижна; Гида начинает перемещаться: со стиснутой в кулаке шариком вперед ручкой осторожно делает шажок, другой… Обе неотрывно смотрят в глаза друг дружке. После первых жалящих промельков вины, утомления, отчаяния в глазах обеих застывает ненависть столь чистая и торжественная, что кажется прекрасной, почти святой.

А Джуниор бросает взгляды то туда, то сюда, как теннисный болельщик Она скорее чувствует, чем видит, куда, слепая ко всему, кроме неподвижной фигуры впереди, направилась Гида. Медленно-медленно – ногу подвинет, другую приставит. Осторожно, носком ботинка, Джуниор подтаскивает к себе кусок ковра. Не глядя и не издавая ни звука. Глядит она на Кристину, улыбается ей, а у той кровь в ушах так ревет, что не слышно треска, лишь, как в немом кино, перед глазами разворачивается сцена падения: бессильно вскинувшись, скрюченные руки пропадают, даже не делая попыток уцепиться за прогнившие деревяшки, растворяются во тьме, как это именно в кино и бывает, и опять ощущение, что ее бросили, придавливает такой тяжестью одиночества, что она не выдерживает, падает на колени, вглядываясь в дыру. Кидается вниз по лесенке, по коридору, в комнату. Вновь на коленях, оборачивается, потом заключает Гиду в объятия. В сочащемся сверху свете каждая силится заглянуть другой в лицо. Святое чувство никуда не делось, оно живо во всей своей первозданности, но его затопляет, колеблет и переворачивает прилив страсти. Ветхой и дряхлой, но не утратившей силы. Свет с чердака пропадает, и всё они слышат – и беглый стук каблуков, и как заводят машину, но не ощущают в себе ни удивления, ни интереса. Здесь, в комнате, где спала когда-то маленькая девочка, завозился, затрещал, разминаясь, костями этакий упрямый скелет.

Аромат пекущихся хлебов был чересчур силен. Хлебов с корицей. А его там не было. Хотя Джуниор пока не очень ясно, как бы он к этому отнесся, она уверена, что он будет смеяться, когда она расскажет и покажет ему подделанное меню, – только пустоголовая дура могла подумать, будто оно сработает, а на случай, если и впрямь, так Джуниор внесла в него кое-что от себя. Ты уж извини, Солитюд. Джуниор чуть сильней придавила педаль газа. Все это она сделала по наитию, неожиданно для самой себя, что называется, на драку-собаку, но ведь чем черт не шутит, вдруг сбудутся ее мечты! Если одна или обе протянут ноги, она скажет, что побежала звать на помощь или еще что-нибудь в таком духе. Но сперва надо по-быстрому на Монарх-стрит, отыскать его, чтобы и он порадовался, какая она пройдоха. Поставила машину, сбежала по ступенькам вниз. Дверь кухни настежь, колышется от ледяного ветра. Видать, Кристина уходила не просто в спешке, а в полном охренении. Не выключила свет, даже плиту не погасила, и усохшая ножка ягненка в загустевшем соку пригорела к сковороде. Джуниор повернула рукоятку на ноль и стала бродить по комнатам, злясь на запах горелого, за которым поди еще услышь его одеколон. Ну нет его – нигде нет, даже в кабинете, и пускай, тогда – как тот малый говорит в рекламе? – тогда мы идем к вам. Да вот же. Ясное дело. Рад, улыбается со стены над кроватью Гиды. Наше вам с кисточкой, Хороший Дядька.

На Монарх-стрит Роумен бросил крутить педали, накатом зарулил на дорожку. Прислонив велосипед к гаражной двери, заметил, что от «олдсмобиля» идет парок. Пощупал капот. Теплый. Когда на его стук открыла Джуниор, он даже удивился – до чего классная телка, нечеловечески. А волосы! – такие же, как когда он впервые ее увидал: мягкие и при этом мощные, громкие, в них и опасность, и призыв. Глаза инопланетянки и улыбка номер тридцать один. Они сплелись там же, где стояли, и ему в голову не пришло спросить, где старухи, пока Джуниор не отвела его на третий этаж в спальню.