Смерть это все мужчины - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Москвина cтр.№ 36

– Понимал, Саша. Понимал, что и сам погибну, и тебе отравлю жизнь.

– С Розой вы не погибнете?

– А, ты вот так ставишь вопрос. Согласись, я не обязан отвечать, но отвечу. С Розой я честно грешу, и это нас обоих устраивает, и ничего не разрушает ни в моей жизни, ни в её.

– Я ничего не собиралась разрушать в вашей жизни.

– Ты ещё сама себя не понимаешь. Скажу тебе, как любимой ученице, как близкому, талантливому человеку, о котором у меня болит сердце, – не надейся на любовь. Она не спасёт. Надейся только на разум. Жизнь требует мужества, бессчётных сил, терпения, достоинства, памяти о других…

Он умер в прошлом году от рака лёгких.

Клюквенная настойка оказалась преотвратной, с привкусом лекарства. Телефон молчал – ни звонков, ни сообщений. Скорчившись на постели и стараясь не плакать, я, бедный землянский человек, смотрела на экран телевизора, где вовсю бушевали эфирные войска неведомой демонической галактики.

Какие-то кудрявые б… кончали от шоколада и жевательной резинки. Поддельные мамочки совали пластмассовым детям пищевые суррогаты. Полуобнажённые мачо впивались сладострастными губами в кружку пива. Потом появлялись люди, похожие на землян, и сообщали, что на помойке обнаружены два трупа. Демоническая компашка переодевалась в перья и блёстки и начинала выть про любовь. Тем временем вклинивался скучный малый и объяснял, что президент поехал по делам. Полиция и милиция искали убийц, надёжно скрытых в густых блестящих волосах и жирных майонезах. Женщины предпочитали мужчинам растворимый кофе и ароматный гель для душа. Целый зал народу сидел и хохотал, а на сцене никого не было. Юные психи и психички, не прекращая смеяться и дёргаясь в такт ублюдочной музыке, разговаривали с «нашими зрителями», и я не понимала ни единой фразы. Человек, лицемерным благообразием похожий на пастора, тишком растлевающего малолетних, спрашивал собравшихся, что они думают о современной ситуации в стране, и люди, как укушенные, вопили что-то, не слушая друг друга. Скучный малый гукал своё, настаивая, чтобы все увидели и убедились, что президент поехал по делам и до дел он – доехал. Тут опять начинался песенный вой, и б…, объевшиеся шоколада, выгибали спину и, тараща глаза и выпячивая развратные губы, утверждали, что им кто-то срочно нужен…

Всё это было так невероятно далеко от моей жизни, от смиренного города Энска, от людей, которых я видела в поезде и на улицах, что впору было подумать, будто в самом деле экран транслирует иную действительность, где резвятся пошлые самодовольные духи, проникшие на Землю по стихии эфира.

Я стала продумывать мелькнувшую фантазию. Может, впрямь Земля – курорт для демонов, типа как Сочи у советских обывателей. Для царств третья планета – что-то вроде исправительно-трудовой колонии строгого режима, а для демонов – место культурного отдыха. Здесь бездари и ленивцы (наверняка же и у демонов есть работники, а есть бездельники!) могут попритворяться артистами, певцами, телезвёздами. Какие у них особенности? Прежде всего, дикая, нечеловеческая самовлюблённость. Помешательство на внешности – они вечно причёсываются, красятся, переодеваются, и как можно вычурней, пестрее и ярче. Никаких чувств, никаких страданий – только поиск удовольствия. Скука и холод за мнимыми улыбками. Вот на экране молоденький хорошенький пародист с великолепным оскалом зубов – и кто разглядит, что это сильно опустившаяся злобная старушонка из бывших эльфов-пересмешников? Что ей невыносимо скучно и что единственное её развлечение – морочить людишек?

А сидели бы вместе с Андрюшей, я бы ничего этого не думала, и мы просто смеялись бы над тем, какую вечно чепуху по телику показывают. Да и не смотрели его вовсе. Есть занятия поинтересней.

Как ты мог меня здесь оставить? Разве так поступают с человеческим сердцем? Неужели и ты не понимаешь, что чувства – это… такая действительность. Они живые, наши чувства, живые, как существа, они рождаются, развиваются, растут, взрослеют, умнеют. А могут занемочь, погибнуть, опошлиться… Наше с тобой чувство – совсем дитя, но такое дивное и весёлое. Оно сейчас заболевает. Я начинаю не доверять тебе.

Хорошо, я допускаю, что-то могло случиться – предупреди, объясни, не доводи до беды. Если ты сейчас меня не слышишь, когда я вся обращена к тебе, что же дальше будет?

Ничего не будет. Будет твой Андрюша в сторону смотреть и заходить в твой кабинет перестанет. А потом как-нибудь напьётся, заплачет и скажет – прости, ради бога, прости меня. Оттого у них и инфаркты в сорок пять лет.

Надо бы уехать, а сил нет. И поздно, и бутылку я приговорила. Спеть что-нибудь потихоньку? В хуторочке таём уж никто не живёт, лишь один соловей громко пе-есню поёт… Мутит ужасно. Ну всё – прощай, борщ…

Это распад. Не понимаю, что мне делать. В воду, в воду скорее, холодную, трезвую воду. Сижу в гостинице «Дружба», в городе Энске, в облупившейся ванной с жёлтыми потёками, под ледяным душем, пьяная, голая и в полном отчаянии. Может, пойти к людям, попросить помощи, не гордиться? Тот Вася, что сидел сегодня в ресторане, он бы, наверное, выслушал, посочувствовал…

Ага, выслушал, посочувствовал и трахнул. Это без вариантов, милочка.

Ну, а собственно, и что страшного? Не всё ли равно теперь? Надену платье, туфельки и пойду в ресторан. Там музычка, там мужички сидят-скучают. Я прелестна, пре-е-лестна. Только глазки красные у нас, зарёванные. И штормит, ой-ё. Надо осторожно идти. Не понимаю, почему стены на меня бросаются, я им ничего не сделала. Тоже мне, «Дружба» называется. Какой-то отель из Стивена Кинга.

Ни хера, однако, не дойти никуда. Помню: спуститься на первый этаж и налево. Спустилась, а тут коридор и подвал. Где-то музыка играет. Поднялась наверх – опять ничего нет. Смотри-ка, Вася идёт. Вася, где ресторан? Геннадий Валентинович ты, а не Вася? Ну, Господь с тобой, иди, я тебя не держу. С мужчинами по имени Гена я разговаривать не могу.

Почему, ты спрашиваешь? Потому что, Гена, это твой мир, хотя ты в этом мире и козявка. Но ты козявка в законе! Это ваш мир, и вы тут ходите раскоряками и жрёте ваши бефстрогановы, и пьёте водку, и жарите шашлыки, и рулите, и бьёте морды друг другу, и ездите в командировки, и играете в «ты начальник – я дурак», и трахаете девок, и тут всё для этого приспособлено, чтоб вы рулили, били, трахали. А для меня тут, Гена, ничего нет. Чтоб здесь выжить, я должна быть такой, как вы, сукой, – а я вас ненавижу. Вы погубили землю, Гена, вы, вы, со своей жадностью, глупостью, агрессией. Мою землю, мою мамочку, мою царицу, мою золотую Россию отравили

Не трогай меня, я опасный человек. Я и убить могу – запросто. Помочь хочешь? В чём? Дойти до номера, где мне надо уснуть. Двадцать первый номер. Я, Гена, одного человека ждала, а он не приехал. Да, очень ждала. Вот скажи мне, Гена, если ты женщине – да я вижу, что ступеньки, – если ты клятвенно обещаешь приехать, ты как поступаешь? Всякое бывает? Я вас ненавижу. Да уж и блевала, да, извини за выражение, и под душем стояла, а что-то худо мне…