Сказки Волчьего полуострова. Король на площади - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Колесова cтр.№ 18

Тогда северяне поступили очень хитро: они высадили десант и на побережье, отрезав залив, а значит, и крепость, так что ему самому с авангардом пришлось попотеть, чтобы пробиться сквозь заслон и доставить провизию, оружие и весть о том, что скоро здесь будут основные войска.

…А Рагнар развернулся и смерил его взглядом. Сказал — точно опоздавшему нерадивому ученику:

— Ну наконец-то! Явился!

Эмма слабо улыбнулась.

— Да-да, он такой… А что было потом?

Потом было три дня боя.

Северяне смекнули, что если в ближайшее время они не возьмут Пик Отчаяния, то следующая возможность появится у них не скоро; атаковали крепость одновременно и с суши и с моря.

Три дня, слившиеся по ощущениям в одни затянувшиеся сутки. Запах пороха, гари, крови; содрогающиеся под ногами скалы и стонущие под ударами ядер и боевых магов стены; в воздухе — взвесь пыли, дыма, масктумана; руки в ожогах от раскалившихся жерл пушек… Все одинаково пыльные, грязные, окровавленные, посеченные каменными осколками. Приказы, отдаваемые тычками или жестами: они не только сорвали голос, но еще и оглохли от непрерывных взрывов и канонады. И вездесущий Рагнар, появляющийся именно там и тогда, когда положение висит на волоске. Они несколько раз чуть не подрались, схлестнувшись в яростных спорах; остановили вовсе не его выдержка и не природная расчетливость Рагнара, а лишь отсутствие на драку времени…

А после прихода основных сил с Риста и снятия осады их уже связало боевое братство.

Эмма сидела, подперев подбородок кулаком с зажатой в нем кистью, сияла глазами. Слушала. Он задел взглядом светлую косу, свернутую узлом на затылке, вспомнил:

— Кстати! Там ведь была его дочь!

Эмма моргнула.

— Дочь? Так ты видел… Хельгу?

— Ну да, так ее звали.

…Он не поверил своим глазам, когда заметил среди волчьих солдат статную вооруженную девицу в мужской одежде. Когда князь небрежным взмахом руки обозначил: «Дочка моя», не поверил еще и ушам. Тащить в осаждаемую крепость женщину, собственную дочь и наследницу!

— Вот тебя бы отец взял с собой на войну?

Эмма задумчиво покачала головой.

— Мама запрещала. Не скажу, что я сейчас об этом жалею. Но не уверена, что пожалела бы, если б мне довелось повоевать.

Да. Если бы тебя не убили и не покалечили. Он глядел на вновь взявшуюся за кисть художницу, пытаясь представить ее (округлые линии фигуры, мягкие губы, белая нежная кожа) там, на Пике Отчаяния. Выходило не очень.

…А Хельга сражалась как солдат. Как два солдата. В конце штурма в нее была влюблена половина его собственного отряда — то есть уцелевшая половина. И когда Ристу понадобилась королева, король взял ее из семьи Рагнара Бешеного, не глядя и не сомневаясь. Кто же знал, что у девицы будет на то свое собственное, отличное от отцовского и силверовского, мнение…

— И все-таки женщине на войне не место! — закончил он решительно.

— О да, — сдержанно согласилась Эмма. — И у мольберта тоже. Мне говорили: вот выйдешь замуж, нарожаешь детей, забросишь свое малевание…

— Но тебе повезло, — сказал он, не подумав. — Ты вышла замуж за художника.

— Да. Повезло…

Он мысленно выругал себя: вот так ляпнул! Задумчиво откашлялся и увидел, что Эмма посмотрела на него поверх мольберта. Под ожидающим взглядом серых спокойных глаз спросил совсем не то, что намеревался:

— А родители не были против твоего замужества?

— Они о нем и знать не знали, — просто сказала Эмма.

— То есть… как это?

— Вернее, матери я сказала — уже потом. Когда Пьетро умер и я вернулась домой. Отец не знает до сих пор.

— А если бы узнал тогда?

Эмма серьезно обдумала его вопрос.

— Наверное, отвесил бы мне затрещину. Ну может, поколотил Пьетро — за то, что задурил голову его девочке. А потом смирился бы.

Получается, беглая невеста Силвера — не единственный пример неповиновения родителям молодых волчиц… то есть девиц? Он задумчиво почесал давно не бритый подбородок. Может, и не стоит расстраиваться, что королю не досталась такая же строптивая невеста?

Когда он высказал эти соображения Эмме, та тихо рассмеялась:

— О нет! Если кто строптив — так это моя старшая сестра. Решительная, упрямая. Не боится спорить с отцом. И младшая — ну это и понятно, избалованная, всеобщая любимица. А я… Я так долго колеблюсь, прежде чем что-нибудь выбрать, что иногда проблема отпадает сама собой. А когда все-таки принимаю решение, оно часто бывает неожиданным не только для окружающих, но и для меня…

— Как брак с художником?

— В том числе.

— А что ты еще такого интересного натворила?

Эмма метнула в него укоризненный взгляд, чопорно поджала губы и начала складывать свои вещички.

— Думаю, на сегодня сеанс закончен.

Он поднялся, потянулся всем телом, разгоняя кровь. Предложил:

— Эмма, а хочешь посмотреть дом?

Та глядела на него, явно колеблясь. Сейчас спросит зачем… Но Эмма неожиданно призналась:

— А я ведь весь этаж уже обошла!

— Тогда осталось совсем немного — верхний да пара нижних.

Эмма бродила по гулким просторным комнатам, неизменно замирая возле окон: «У нас таких огромных нет, ты же понимаешь, ветра, снега…»

И лед, намерзающий на узких оконцах так, что света белого не видно. Он помнил, как приходится раскапывать двери, до самой притолоки засыпанные ночным снегопадом. Как быстро заканчивается зимний день и неохотно, с большим опозданием приползает серое утро. Неудивительно, что Эмму так тянет в солнечную Фьянту, что она готова до бесконечности наслаждаться видом из окон. Порассматривай-ка по полгода одни морозные узоры на стеклах…

Он вместе с Эммой разглядывал свой собственный дом: белые стены, потолки с лепниной, прозрачные окна, пол медового цвета, высокие двустворчатые двери с медными ручками и бронзовыми накладками-украшениями. Прошел следом по просторным коридорам, переходам, спустился по широкой лестнице в кухню — здесь не было ничего, кроме печи, главенствующей над всем помещением. Печи, призванной кормить большой гостеприимный дом с множеством домочадцев и слуг…

Дом, которого у него никогда не было.

Он не сирота и не бродяга; у него имеются какие-никакие родственники и множество обязанностей, которых он счастливо избегал в юности и которые не мог забросить сейчас. У него всегда было куда вернуться, где провести ночь, поесть и зализать раны.

Дома не было.

Кто-то — уж не сам ли Рагнар? — сказал, поднимая кубок: «Пока у мужчины нет своего дома, нет жены и детей, он еще не мужчина. Желаю тебе поскорее вырасти, сынок!» Помнится, он еще от души позубоскалил по этому поводу…