— Думали, выстрелю, и закрыли глаза? — насмешливо спросил Тамакити, упрямо держась прежнего тона в разговоре с Исана.
Исана не оставалось ничего иного, как молча спуститься с веранды. Посмотрев на возвышавшийся впереди за кустами покрытый лавой склон, он снова увидел вчерашний персик. И, не удержавшись, воззвал про себя к душе персика: Сделай так, чтобы у ребенка спал жар. Следуя за Тамакити, Исана шел по той же тропинке, по которой плелся вчера ночью: они спустились по лестнице, выдолбленной в лаве и укрепленной досками. Потом направились к площадке, достаточно большой, чтобы на ней мог развернуться мощный грузовик. Исана сразу бросилась в глаза стена из вулканических ядер — в обхват каждое, — окружавшая площадку и лишь с запада оставлявшая широкую, точно лощина, дорогу. От багрово-черных вулканических ядер поднимался пар.
— Дождь прошел. И теперь с согретых солнцем камней испаряется влага, — сказал Тамакити.
На холме у северного края площадки, точно птичье гнездо, прилепился домик, где Исана провел ночь. Обрывавшийся к морю южный склон порос кустарником и деревьями, на восточном — стояло строение барачного типа.
— Такаки, он говорит, что у него к тебе дело, — позвал Тамакити, быстрым шагом миновав площадку и, как был, в ботинках, переступив порог барака. Едва поспевая за ним, Исана вошел и увидел Такаки, сидевшего за столом в комнате, устланной циновками. Исана тоже окликнул его, и когда Такаки повернулся к нему, разделявшая барак деревянная перегородка вдруг раздвинулась рывком и показалась кухня, оттуда выглянула Инаго в спортивной майке и крикнула:
— Почему не взяли с собой Дзина?! Он еще спит?
— Заболел. Не могу понять, что с ним, он весь горит, — сказал Исана.
— Я приведу сейчас Доктора. Он с группой на учениях.
— Нет, ты, Инаго, продолжай готовить еду. — Лежавший рядом подросток поднялся. — Я сам схожу за Доктором.
— Доктор — это корабельный врач Союза свободных мореплавателей. Во всех болезнях разбирается. Он учился на медицинском факультете, — Инаго старалась успокоить Исана. — Может, поедите чего-нибудь, пока он придет?
— Нет уж, поем вместе с Дзином.
— Я сама покормлю его, когда понесу еду Коротышу.
— Мне бы хотелось вам кое-что показать, — сказал Такаки. — В вещах Коротыша были вырезки из газет и его работы. Я их видел раньше. Что вы о них думаете?
— Я ничего не слышал об этих фотографиях. Покажи-ка. — Тамакити, опередив Исана, проворно схватил большой конверт из плотной бумаги.
— Осторожно. Все-таки это его работы, — сказал Такаки.
Инаго протянула Исана миску с едой, и в нос ему ударил запах свинины и лука; он взял лежавшие на миске палочки, но аппетита не было.
— Я бы хотел узнать ваше мнение об этих фотографиях. — Такаки разложил на циновке снимки, и Исана поставил миску с едой на пол у стены.
На первой фотографии около необычного низкого умывальника в туалетной комнате, огромной, как общественная баня, толпились дети в пижамах. Но они не умывались, а просто висели, вцепившись руками в умывальник, или стояли, держась за него. На первом плане стоял ребенок, выглядевший старше остальных. Он оперся подбородком об умывальник и, отталкиваясь плоскими, как весла, коленями, пытался подтянуться и влезть на него... Вцепившиеся в умывальник длинные худые руки были явно бессильны. Еще три фотографии, запечатлевшие три момента из жизни одного и того же мальчика, создавали впечатление ретроспекции. Вот мальчик, он совсем еще мал, стоит, опираясь на костыли. На второй — он, только уже подросший, едет в кресле-каталке в школу. Движение спиц на фото напоминало брызги. И третья — здесь мальчик выглядел маленьким старичком, он был уже не в состоянии двигаться и лежал на кровати, укрытый простыней.
— За эту серию фотографий Коротыш получил премию Ассоциации фоторепортеров, — сказал Такаки. — Они сняты в клинике, где лежат дети с атрофией мышц. Он назвал ее «Усыхающие дети». Посмотрев эти фотографии, я подумал, что Коротыш вовсе не сжимается, как утверждает, а просто сумасшедший — у него мания, будто он сжимается.
— И теперь, чтобы снова получить премию Ассоциации фоторепортеров, он задумал серию фотографий про нас и выдумал свою жалостливую историю. Вот сволочь! — воскликнул Тамакити.
— Дать добавки? — спросила Инаго, выглянув из кухни.
— Исана не хочет есть твое варево, Инаго. Видишь, даже не притронулся, — в тон ей сказал Тамакити.
— Значит, Дзин и вовсе не станет это есть, — расстроилась Инаго.
— Нет-нет, просто слишком горячо, я ждал, пока остынет, — оправдывался Исана.
Не успел он приняться за еду, как вбежал юноша, впустив в комнату клубы пара, поднимавшиеся от вулканических ядер. Ему было чуть больше двадцати лет. На нем была военная полевая форма, которую можно купить на распродажах, устраиваемых американской армией, или сшитая по ее образцу из маскировочной ткани, и пилотка. В руках он держал полевую аптечку, тоже, видимо, приобретенную на одной из таких распродаж.
— Такаки, ты звал меня? — крикнул он из прихожей, прерывисто дыша, излучая бодрость и здоровье. — Дай только плеснуть водички на голову.
— Здесь сейчас ребенок, — объяснила Инаго Доктору. — Все Свободные мореплаватели очень его любят. Говорить он не очень-то мастер, но слух у него божественный...
Доктор вернулся в барак, вытирая голову полотенцем.
— Температура есть? Кашляет? Рвало? — спросил Доктор.
— Нет, только жар, — ответил Исана, подозревая, что перед ним дилетант.
— Если это обычная простуда, то в такое время года ничего страшного в ней нет, — сказал Доктор.
— Может, рассказать, чем болел Дзин раньше? — вмешалась Инаго. — Вскоре после рождения с ним случилась ужасная история.
— Что бы вы мне ни рассказывали, прежде всего нужно осмотреть ребенка и тогда уж поставить диагноз.
— Не знаю, будет ли есть Дзин, но я все равно отнесу ему еду. И прихвачу холодной воды и кипятку. Может, еще что понадобится?
— По-моему, у нас должен быть консервированный суп, — сказал Доктор. — Мы, правда, ведем строгий контроль за расходованием консервов, но ведь на нынешних учениях этот случай особый, верно?
— Пусть особый, разве из-за этого мы должны нарушать правила, которые сами установили? — прервал его Тамакити. — В особых случаях нами предусмотрено общее обсуждение.
— Инаго может использовать консервы по своему усмотрению, — сказал Такаки.
— Если так, можно, значит, нарушать все, что угодно. Понимал это один лишь Коротыш. И докатился до того, что стал нашим врагом...
— Тамакити, приведи-ка сюда своего врага. А твоя бессмысленная грубость ни к чему. Доктор пока осмотрит Дзина, а ты возвращайся с Коротышом.
— Пусть Исана захватит с собой холодной воды и кипятку, — засуетилась Инаго, выполняя указания Такаки.