Объяли меня воды до души моей... - читать онлайн книгу. Автор: Кэндзабуро Оэ cтр.№ 38

— И правда, лучше всего молчать. Тем более что Союз свободных мореплавателей обзавелся специалистом по словам. Вот мне и захотелось хоть разок поговорить с этим специалистом, — сказал подросток, и на этот раз покраснел Исана.

Красномордый вел машину безупречно, и быстрая езда не мешала уснувшему Дзину, во сне щеки его раскраснелись.

— Теперь о Союзе свободных мореплавателей. Вот что думает Такаки о землетрясении, которое все время предсказывают газеты. Таких, как мы, ни на что не годных, всех до одного убьют под шумок. Потому что молодежь, ничего не делающую для общества, ненавидят. И мы должны заранее принять меры самозащиты. А как только начнется землетрясение, говорит он, мы должны сесть на корабль и выйти в свободное плавание. Нужно ко всему подготовиться: отказаться от гражданства, чтобы нас не мобилизовали в отряды восстановления городов. Иначе при восстановлении городов нас все равно под шумок постараются перебить. Люди, сознающие свою слабость, изо всех сил будут на этом настаивать — у них это прямо навязчивой идеей станет. А вот Тамакити не боится никакого, даже самого страшного землетрясения, наоборот, ждет его. Он говорит: нынешний порядок в природе и обществе будет поставлен с ног на голову, после землетрясения разгорятся пожары и чума, и только члены Союза свободных мореплавателей, которые будут в это время в море, останутся в живых. Именно поэтому военное обучение должно быть направлено на самооборону — сделать так, чтобы после землетрясения, о котором говорит Такаки, корабль Свободных мореплавателей никто не похитил. А Тамакити говорит, что нужно вести подготовку к военным действиям: если землетрясения не будет, тогда надо вооружиться, начать нападения по всему Токио и самим вызвать крупные беспорядки и панику. Я — против. Но Тамакити высмеивает меня. Возьми, например, мотор шхуны, говорит он, починить его мы еще можем, а новый сделать — нет. А зачем? Мотор нужно использовать до конца и выбросить. Да и саму шхуну тоже. Пришел кораблю срок — значит, бросать его надо. Нам не надо ничего создавать. Допустим, Свободные мореплаватели переживут разрушительное землетрясение, все равно ничего хорошего их не ждет. Хотя Тамакити и говорит, что даже если оба побережья Тихого океана будут разрушены, Свободные мореплаватели останутся в живых, — это значит, на всей земле уцелеют они одни, а тогда, я думаю, человеческая цивилизация прекратит свое существование. Мы ведь ничего не знаем... Я даже считаю, что в ближайшее время все люди на земле, по собственной воле, начнут один за другим кончать жизнь самоубийством. В таком случае, не есть ли Союз свободных мореплавателей символ будущего человечества, думаю я. Перед тем как заснуть, я всегда об этом думаю.

— Пусть символ, но как он определяет будущее?

— Ребята из Союза свободных мореплавателей вовсе и не думают о том, чтобы с годами стать другими людьми, не такими, как сейчас. Может, они рассчитывают, что пока повзрослеют или начнут стареть, мир все равно погибнет: короче, считают, что будущего у них нет, и поэтому не делают ничего, чтобы подготовиться к нему. Всех их привезли сюда по коллективному набору, но они разбежались, даже не приступив к работе. Да и сам Тамакити, который строит великие планы на тот случай, если на всем земном шаре останемся мы одни, даже он чувствует, что если мы вооружимся и поднимем восстание, то и сами тоже погибнем. Поэтому-то он и хочет поскорее поднять восстание. Пускай мы потерпим поражение, а настоящее восстание так и не разгорится — тоже ничего страшного, считает он. Даже если нас арестуют, к смерти все равно не приговорят — мы ведь несовершеннолетние, ну дадут лет двадцать, а мир рухнет раньше, чем истечет наш срок, и некому будет осуществлять вынесенный нам приговор. Мне тоже это нравится. Такая жизнь — самая свободная. Правда, Союз свободных мореплавателей, по-моему, похож на класс, где ученики умрут раньше, чем закончится обучение. Может, это и есть символ скорой гибели всех школ?

Когда их машина въехала в непроглядно густую зелень полуострова Идзу, Исана, примостив на коленях голову спящего Дзина, оживился: тяжелое путешествие подходило к концу. Каждый раз, когда фары, точно срезая верхушки, освещали густые заросли, он гораздо острее, чем в убежище, ощущал контакт с душами деревьев. Души деревьев всплывали из вечнозеленых древесных крон и кустов, плотным ковром покрывших крутой склон горы, обращенный к морю. Обе машины выехали с последнего платного шоссе и стали спускаться вниз по дороге, узкой, как протока в запруде для ловли рыбы. Бесконечно петляя, они спускались все ниже и ниже. Бесчисленные души деревьев, окружающие в темноте машину, были подобны духам моря. В воздухе стоял запах моря. Оно чернело слева внизу. А еще левее светились огоньки рыбачьего поселка или курорта на горячих источниках. Справа черной стеной высилась выдающаяся в море скала. По мере движения машины огоньки скрывались за этой стеной и наконец исчезли совсем. Море тоже, казалось, перестало существовать.

Красномордый сбавил скорость. Он бросал беспокойные взгляды на дорогу, ставшую совсем узкой, и на густые заросли кустов по обочинам. Наконец впереди показался мигающий свет карманного фонаря. Красномордый коротко просигналил, и свет карманного фонаря, освещавший кусты, переместился на дорогу. В лучах фар остановившейся машины, со склона, резко уходившего вверх прямо от дороги, спустился Бой, отводя глаза от слепящих фар.

— Вы первые? — спросил он, открывая дверцу машины.

— Да, фургон идет за нами. Я уже думал, мы проглядели развилку.

— Я тоже. Но все в порядке.

— Ты нас встречал, чтобы показать дорогу? Сколько же ты ждал? — спросил Исана.

— Не знаю, часов у меня нет. Из нашего тайника вышел в семь.

— Неужели пять часов нас здесь высматриваешь? — снова спросил Исана; ему стало не по себе. — О чем же ты думал в темноте целых пять часов?

— Темно, ничего не видно, я ни о чем и не думал, — отрезал Бой.

До сих пор машина следовала вдоль берега, а теперь должна была подняться вверх и по гребню достичь оконечности мыса, выдающегося в море. На самой высокой точке мыса была станция электрички, а на склоне, поднимавшемся оттуда к горному хребту Идзу, и находился участок загородных домов. Чтобы машина не сбилась с пути, на каждом повороте петлявшей по лесу дороги ее ждали дозорные. Вскоре они до отказа набились в машину, и Исана пришлось взять спящего Дзина к себе на колени.

— Забыл, опять забыл, значит, ничего и не было! — горестно воскликнул во сне Бой, он сидел рядом с водителем, зажатый с боков товарищами. Все рассмеялись и принялись расталкивать и будить его. Бой мрачно молчал, и подростки рассказали Исана страшный сон, который постоянно снится Бою. Когда он начинает засыпать, его мучает мысль, что он до сих пор ничего стоящего не совершил и остается беспомощным, как ребенок. Но во сне ему чудится, будто что-то важное он все-таки сделал. Только вот забывает сразу, что именно. Ниточка воспоминаний, как песчинки в песочных часах, ускользает на дно забвения. Тогда-то Бой и начинает причитать: забыл, опять забыл, значит, ничего и не было!

— А что, если тебя не будить? — спросил Исана.

— Сон все равно на этом кончается. Потом сплю как убитый, — сказал Бой печально.