Футбол 1860 года - читать онлайн книгу. Автор: Кэндзабуро Оэ cтр.№ 33

— Если эта беспринципность принесла успех моим тимаки, тогда все в порядке, — сердито возразила жена. — Даже если это и нарушение традиции!

— Успех полный. Отбросив сантименты, я должен сказать: твои тимаки вкуснее тех, что готовила мать.

— Правда, правда! — присоединил настоятель свой голос к моим похвалам, но жена с недоверием мельком взглянула на нас, сохраняя суровый вид.

Настоятель с озабоченным видом повернул ко мне свое маленькое круглое лицо, которое могло бы служить наглядным пособием добродушия, и сказал:

— Ну что ж, спасибо за угощение, перейдем теперь к делу. Я нашел записки вашего старшего брата, которые незадолго до смерти передал мне S-сан. Я их принес, но, может быть, не вовремя…

— Пойдемте в амбар и там, на втором этаже, немного поговорим. Футболом я не интересуюсь, и делать мне нечего, — предложил я настоятелю, не только чтобы подбодрить его, но действительно из желания поговорить с ним. — Вы никогда не интересовались восстанием восемьсот шестидесятого года?

— Почему же, я изучал восстание и даже кое-что написал о нем. Дело в том, что в восстании, так же как и твои, Мицу, предки, важную роль играл основатель нашего храма, хотя он и не был с ними в кровном родстве! — с энтузиазмом воскликнул настоятель, радуясь, что вышел из затруднительного положения.

Жена, игнорируя растерянность деликатного настоятеля, энергично командовала детьми Дзин, распорядилась отнести тимаки матери, а потом передать Хосио, который был на спортивной площадке, чтобы приехал за тимаки на своем «ситроене».

— Во второй половине дня я, Мицу, тоже пойду посмотреть на тренировку. Хочу услышать мнение о тимаки с чесноком, — ядовито бросила она вслед.

Смущенный настоятель и я, распространяя вокруг себя чесночный запах, как изрыгают пламя чудовища в фантастических фильмах, направились в амбар. Принесенные настоятелем записки старшего брата представляли собой небольшую тетрадь в светло-зеленом переплете. Для меня старший брат был кровным, но далеким родственником, который либо жил в общежитии в нашем городке, либо снимал комнату в Токио и даже на каникулы почти никогда не приезжал домой. У меня осталось лишь одно четкое воспоминание об испытанной горечи, когда меньше чем через два года после окончания университета он погиб на фронте, и я услыхал однажды рассуждения взрослых: не напрасное ли помещение капитала — давать сыновьям образование. Взяв записки, я положил их на книгу издания «Пингвин», оставшуюся от покойного товарища. Настоятель ожидал, что я тут же при нем начну читать записки, я это почувствовал, но, честно говоря, вместо того чтобы испытать живой интерес к написанному старшим братом, я ощутил, как похолодело сердце от тревожного, дурного предчувствия, пока еще смутного. И, сделав вид, будто я совершенно равнодушен к запискам, начал расспрашивать настоятеля:

— Мать рассказывала, что прадед стрелял из окна второго этажа и не подпустил к дому бандитов. Если посмотреть на эти окна, похожие, скорее, на бойницы, рассказ вполне правдоподобный, но у меня тем не менее возникли сомнения. Как вы считаете? Мать говорила, что прадед ездил в Коти и ружье привез оттуда. Чтобы крестьянин из Эхимэ в восемьсот шестидесятом имел ружье — это, конечно, возможно, но все же…

— Твой прадед, Мицу, был владельцем одного из самых крупных поместий, и назвать его крестьянином никак нельзя, следовательно, нет ничего удивительного в том, что у него оказалось ружье. Но, я думаю, он не сам ездил покупать его в Коти — оружием снабдил его посланец из Коти, приехавший в деревню перед самым восстанием, — сказал настоятель. — Человек из Коти, рассказывал мне отец, остановился в монастыре и не без участия тогдашнего настоятеля столковался с твоим прадедом и его младшим братом и уговорил их поднять восстание. Сказать с уверенностью, что он был самураем из княжества Тоса, нельзя, но то, что он пришел из-за леса, это точно. С помощью настоятеля он встретился с твоим прадедом и его младшим братом, может быть, ради этого он и пришел, переодевшись бродячим монахом. Тревожная обстановка, способствовавшая подрыву власти местных правителей путем восстания и благоприятствовавшая действиям человека, подосланного какими-то внешними силами, сложилась не только в нашей деревне, но и во всем княжестве. И настоятеля, и твоего прадеда, видимо, объединяла идея необходимости восстания для спасения крестьян. Настоятель, я думаю, придерживался нейтралитета, а уж владелец крупного поместья, конечно же, был на стороне правителей, но разорение крестьян означало и их гибель. Видимо, центральный вопрос, который они всесторонне обсуждали, был срок начала восстания и его масштабы. Они считали, что до того, как обстановка ухудшится и острие атаки обратится против прадеда, владельца крупного поместья, самое разумное — дать выход растущей взрывной энергии восстания, но при этом свести к минимуму число восставших в деревне, направив основную их массу в город, где стоял замок князя. Чтобы поднять народ на восстание, требовались руководители, но, каким бы успешным ни было восстание, этих людей непременно потом арестовывали и подвергали наказаниям — так бывало всегда, судьба их была предрешена. Но где найти людей, в руках которых в период восстания сосредоточилось бы руководство крестьянами всего княжества?

Тут-то и обратили внимание на молодежь, которую обучал брат твоего прадеда. Хотя в их числе были и старшие сыновья — наследники имущества, но большинство все-таки составляли вторые и третьи сыновья — лишние рты, которым никогда не видать собственной земли. И если пожертвовать этими лишними ртами, этими юношами, деревня не только не пострадает, но даже, наоборот, выгадает, избавившись от дополнительных хлопот. Предусмотрительно, не правда ли?

— Значит, и человек, пришедший из-за леса, и настоятель, и сам прадед заранее решили принести в жертву брата прадеда и вообще всех руководителей восстания?

— Наверное. Только брат прадеда получил тайное обещание, что после восстания он сможет бежать в Коти, а оттуда переправиться в Осака или Токио. Человек, пришедший из-за леса, гарантировал ему безопасность. Ты, Мицу, может быть, слышал, будто брат прадеда бежал через лес, а потом, переменив имя, стал крупным правительственным чиновником после революции Мэйдзи?

— Значит, брат прадеда с самого начала перешел на сторону предателей? Собственно, в любом случае я потомок предателей.

— Нет, Мицу-тян, разве можно так говорить? Видишь ли, тот факт, что на твоего прадеда напали крестьяне, предводительствуемые его собственным братом, и он вынужден был обороняться, даже стрелять из ружья, заставил его задуматься над тем, собирается ли брат действительно соблюдать их договор не сжигать амбара. Хоть он и понимал, что усадьба Нэдокоро должна была подвергнуться нападению, иначе власти княжества начали бы преследовать и его самого, он все же считал, что главный дом придется сжечь. Подобное сомнение, видимо, имело место, поэтому твой прадед и оставил у себя полученное оружие, а не передал его молодежи. Действительно, в результате восстания, длившегося пять дней и пять ночей, не только было удовлетворено требование крестьян и ликвидирована система предварительного налога, но и казнен ученый-конфуцианец, посоветовавший князю ввести такую систему, но после этого брат твоего прадеда и окружающая его молодежь отказались выбрать из своей среды жертву, чтобы смирить гнев князя, заперлись в амбаре и стали сопротивляться — вот как было дело. В ходе восстания среди руководителей, объединившихся вокруг брата твоего прадеда, несомненно, родилось чувство солидарности.