До этого, полностью подчиняясь правилам жизни в Круге, Мариэ все-таки держалась несколько особняком, но стоило Миё прийти к ней за советом и рассказать о задуманном ими, ее поведение полностью изменилось. Она сделала все возможное, чтобы отговорить Сатиэ и других девушек от такого шага. А также приложила все усилия, чтобы любые обсуждения не вышли за пределы Круга, и, как оказалось, повела себя мудро. Потому что, рассказывала мне позже Миё, если бы Мариэ сообщила об их намерениях в коммуне и члены коммуны тоже начали их отговаривать, они восприняли бы это как давление чужой секты и, спровадив куда-нибудь Мариэ, ушли бы впятером из хижины в пустыню или на берег, где и осуществили бы задуманное…
«ПРОПОВЕДЬ», ПРОЧИТАННАЯ МАРИЭ В БРЕВЕНЧАТОЙ ХИЖИНЕ
Вчера вечером Сатиэ сообщила нам нечто новое. Оказывается, Маленький Папа поведал ей, — и только ей, — что после его смерти мы все должны последовать за ним. Он первым отправится на небеса, чтобы выступить там в роли посредника. Похоже, это было открыто ей уже давно; она утверждает, что чувствовала себя обязанной передать нам его послание и поэтому не сдалась, когда ее попросили уйти из Круга, а терпеливо ждала, когда призовут обратно.
Не стану утверждать, что она все это выдумала. Мне этого не доказать. И, думаю, ни у кого из вас тоже нет этой возможности. В то время, когда Сатиэ находилась в интимной связи с Маленьким Папой, он в самом деле мог рассказывать ей что-то, когда нас не было рядом. Можно даже предположить, что он решился на сексуальные отношения, чтобы иметь возможность оставить нам это послание. По версии самой Сатиэ, ее толкнуло к нему в комнату безудержное вожделение, но, возможно, в уме того, кто впустил ее, уже созрел некий провидческий план.
Маленький Папа часто говорил с нами о небесах. Хотя если бы он действительно презирал земную жизнь и свое телесное воплощение, то неминуемо сделался бы мани-хейцем. А мы знаем, как он к ним относился… Еще одно. Очень легко себе представить, как он, наверно, беспокоился, сумеем ли мы, оставленные им на земле последовательницы, самостоятельно обрести спасение с помощью веры в Христа. Думаю, в этом смысле я вызывала у него особое беспокойство. А если все так и было, то не естественно ли предположить, что он — уже отмеченный болезнью — надумал бы расстаться с жизнью на земле и взять нас с собой на небо.
Но есть одно важное обстоятельство, о котором мы все должны помнить. Когда бы Маленький Папа ни заговаривал о небесах, он непременно упоминал, что попасть туда можно только «истинно обращенным». Чтобы добиться этого, мы — и в первую очередь сам Маленький Папа — и занимались медитациями здесь, в Круге. Пришел ли он в конце концов к «истинному обращению»? Свершилось ли оно в момент, когда его душа отделилась от тела?
В его последние дни кто-то из нас все время был рядом. Достигни он в это время «истинного обращения», наверняка открыл бы это не одним, так другим способом. Больше того, «проповедь», содержащая такое сообщение, стала бы заключительным и самым важным поступком в его жизни. Так почему же он промолчал? Вы можете себе представить, чтобы Маленький Папа сказал себе: «Да, я достиг того, к чему стремился, и теперь умираю. Заботиться о Круге больше незачем. Эти девушки должны сами пройти все страдания, ведущие к „истинному обращению“»?.. Разве похоже на него, чтобы он умер так и даже не сказал ни слова?
Мне больно говорить это, но, боюсь, точка, которой он достиг, не была еще «истинным обращением». И слова, сказанные им в храме Сведенборга: «Откуда у меня было столько самоуверенности — у меня, не имеющего ни опыта, ни убежденности, чтобы вести кого-то за собой? Какой чудовищной ошибкой было привезти вас, группу девушек, в такое место…» — не эти ли последние слова показывают, каким было состояние его духа в момент ухода? Сейчас, со всей свойственной мне прямотой, я скажу, что он умер разочарованным: опыт, который бы уничтожил мучившие его сожаления, ему дан не был.
В связи с проблемой «истинного обращения» я подумала о «проповеди», которую Маленький Папа прочитал здесь, в Калифорнии, сразу после того как понял, что туберкулез возобновился. Как вы все помните, он говорил об «Исповеди» Блаженного Августина. Книга тут, у меня, он подарил ее мне на память. Позвольте прочитать вам фрагмент, подчеркнутый его рукой, он выбрал его, чтобы использовать в проповеди.
В Риме настиг меня бич телесной болезни, и я уже оказался на пути в ад, отягощенный грехами, которые совершил пред Тобою, перед самим собою и перед другими, — великим и тяжким звеном, добавленным к оковам первородного греха, из-за которого «мы все умираем в Адаме»… Как мог Христос освободить меня от них, если я верил, что он лишь распятый призрак? Насколько мнимой казалась мне Его плотская смерть, настолько подлинной была смерть моей души. И насколько подлинной была Его плотская смерть, настолько мнимой была жизнь моей души, не верившей в его смерть.
Маленький Папа сказал нам, что, подобно тому как askesis — бич — болезнь настигла Блаженного Августина при переезде в иное место — regio dissimilitudenis — Рим, так настигли его страдания здесь, в Калифорнии. Затем он признался — и это еще важнее, — что, если продержится под бичами askesis, пока ему не откроется путь, дающий выход из «иного места», он, ему кажется, сумеет достигнуть «истинного обращения». Даже и в храме Сведенборга, когда он совсем пал духом и излил на нас свои жалобы, мысленно, думаю, он по-прежнему снова и снова повторял эти слова, держась за них как за последнюю надежду. Маленький Папа уповал на то, что грядет после победы над этой калифорнийской вспышкой болезни. Разве он сам не понимал, когда лежал здесь, мучаясь от лихорадки, что без этих страданий не будет и «истинного обращения» и что, возможно, именно ради них он и сел в самолет, чтобы проделать путь до этого «иного места»?
Но при всем том — и это самое печальное — у Маленького Папы не хватило сил для одоления askesis. Здесь, в «ином месте», он утратил жизнь прежде, чем обрел спасение. Мы, люди, — плотские создания, и с этим ничего нельзя поделать. Нужно смириться с тем, что, преданный своей плотью, он принял страдания и умер, не обретя спасения; нельзя закрывать на это глаза. За время, прошедшее после смерти Блаженного Августина, сонмы людей проиграли сражение с «бичом» болезни. Если бы это было иначе, бич не был бы бичом.
Мы не должны идеализировать его смерть. Неправильно говорить, что его душа попала на небеса и ждет у врат, чтобы провести туда наши души, когда у нас нет оснований верить в это. А если мы откажемся принять его смерть такой, как она была, не будет ли это означать, что мы не воспринимали всерьез его жажду «истинного обращения», хотя именно к этому он стремился всю свою жизнь.
Он бесконечно тосковал по «истинному обращению», и он почти достиг его, но в последний момент тело не выдержало… Разве мы не обязаны с печалью вспоминать о нем — о человеке, который прикладывал столько стараний и все же не преуспел?
Пока мы живы, для нас сохраняется кроха надежды на «истинное обращение», так что теперь нам надо объединить усилия и выбраться из Калифорнии, ставшей для нас regio dissimilitudenis. Растерянность и печаль, которые мы ощущаем сейчас, — своего рода «плеть болезни». Но мы не должны поддаваться. Если мы выживем и уедем отсюда, то, может, в конце концов и достигнем своего «истинного обращения». А разве не к этой цели старался вести нас Маленький Папа с первого дня создания Круга?