— Да?
— Ее вырвало. Около лаборатории.
— Морская болезнь?
Ульрика смотрит на него:
— Нет. Ведь качки никакой нет.
Он чувствует себя дураком. Она права. Никакой качки нет, но он судорожно ищет какой-нибудь довод в поддержку своей реплики.
— Недавно насосы включали. Некоторых от этого укачивает.
Ульрика кивает. Пожалуй. Есть люди, которых укачивает, когда судно начинает переваливаться с боку на бок, чтобы расколоть самый крепкий лед.
— Нет, по-моему, что-то другое. Она кажется немножко…
— Немножко что?
— Странной.
Ага. Значит, нервы, тут же думает он, но сразу спохватывается. Врачу следует сохранять непредвзятость.
— Где она?
— На передней палубе, — говорит Ульрика, — около лаборатории.
Она сидит на палубе, поджав ноги и оперев голову о колени. На секунду Андерса охватывает раздражение, и он уже хочет сказать ей, чтобы встала немедленно, чтобы не сидела в тонких джинсах на ледяной палубе, и указать на то, что у женщин есть причина беречь малый таз от переохлаждения, и эта причина называется «цистит», — но тут же видит, как Ульрика опускается на корточки возле Сюсанны и кладет ладонь ей на голову. Простой жест, но исполненный такой нежности, что раздражение исчезает, и он растерянно стоит рядом. Волосы Сюсанны распущены и упали на лицо. Она босая. И без куртки, только в тонком синем свитерке. А чуть в стороне виднеется ее рвота. Андерс тоже опускается на корточки.
— Здравствуйте! — говорит он. — Ну, что такое?
Она что-то бормочет, он не может расслышать что.
— Вы можете на меня посмотреть? — спрашивает он.
Она что-то отвечает, но ему не слышно. Он кладет ладонь ей на лоб — ледяной и влажный — и осторожно приподнимает ей голову. Мгновение она смотрит на него, потом медленно закрывает глаза. Он убирает руку.
— Надо отвести ее внутрь, — говорит Андерс Ульрике.
Ульрика кивает и подхватывает Сюсанну под правую руку. Андерс берется за левую. Им удается почти поставить ее на ноги, но тут она легким движением выворачивается у них из рук и снова опускается на палубу.
— Не хочу… — говорит она.
Андерс и Ульрика переглядываются, потом нагибаются и снова хватают ее за руки и тащат.
— Надо, — говорит Ульрика.
Сюсанна очень бледная. Нос покрылся бисерными каплями пота.
В коридоре она становится более покладистой, начинает идти, хоть и маленькими шагами и полузакрыв глаза.
— Мне просто стало плохо, — объясняет она, когда они уже вошли в медпункт. — Теперь все в порядке.
Андерс смотрит на нее. Не похоже, что все в порядке. Совсем даже. Она по-прежнему в испарине и совсем бледная. Правая рука чуть дрожит, на груди пятна от рвоты.
— Но я все равно должен вас осмотреть, — говорит он. — Если не ради вас, то для себя самого. Садитесь.
Он проводит ладонью по кушетке, и она садится, но в этот момент обнаруживает пятна на груди.
Со звуком «буэ» она стягивает свитер. Мгновенное движение, но достаточное для того, чтобы ее щеки порозовели. Потом она, словно опомнившись, моргает несколько раз, смотрит сперва на Андерса, потом на Ульрику, потом тыльной стороной руки вытирает нос. У нее черный лифчик, а кожа на животе совсем белая. Как будто там никогда не было загара.
— Меня стошнило?
Ульрика улыбается ей, но ничего не говорит. Андерс кивает:
— Да. Позвольте взглянуть вам за ухо.
Она поднимает руку вверх и проводит за ухом.
— Пластырь на месте.
— Да, но…
Она смотрит на него и, похоже, решает прекратить сопротивление, ее рука скользит мимо уха и только приподнимает волосы, Андерс наклоняется и ковыряет пластырь пальцем, сам не зная зачем.
— Вы не приляжете? — говорит он и хватает стетоскоп. Она подчиняется без возражений, он наклоняется и ставит чашечку ей на левую грудь. Звук прекрасный, только чуть чаще нормы.
— Я схожу к вам в каюту и принесу чистый свитер, — говорит Ульрика из-за спины Андерса.
Ее сердце начинает бешено биться.
— Нет, — говорит она. — Нет…
Но Ульрика уже вышла.
— Но почему? — спрашивает Ульрика.
Теперь все трое стоят у Сюсанны в каюте. Сюсанна закрыла за ними дверь, но сделала только пару шагов и встала, прислонившись спиной к шкафу.
— Я не знаю, — говорит она. — Я вообще понятия не имею.
Женщина без тела по-прежнему лежит на койке. Синие гольфы по-прежнему смотрят мысками в разные стороны и лежат так далеко друг от друга, точно она расставила ноги. Трусы наглаженные и белые. Выглядят как новенькие, и лифчик тоже.
— Это ваше белье?
Андерс с удивлением слышит собственный голос. Удивительно, что он вообще находится в этой каюте, что видит то, что видит.
— Да.
Сюсанна старается, чтобы голос звучал как обычно, это чувствуется, но не помогает. Он кажется тонким, как ниточка.
— И ремень ваш?
Она кивает, теперь молча. Ульрика делает шаг вперед и протягивает руку к наволочке, но замирает, так и не притронувшись, и отдергивает руку.
— Крестики вместо глаз, — произносит она вполголоса. — И ремень вокруг шеи…
Сюсанна, снова побелев, хватается пальцами за дверцу шкафа. Словно вот-вот сознание потеряет. Или ее опять вырвет.
— Вы сядьте. — Андерс отстегнул резиновую ленту, удерживающую стул возле письменного стола. Она опускается на стул, не заметив, что к спинке по-прежнему прислонен ноутбук, но это ничего, потому что она тут же наклоняется вперед, уронив голову на колени. Знакомое движение, оно странным образом внушает Андерсу доверие. Он вытаскивает компьютер у нее из-за спины и кладет на стол.
— Это что — шутка такая? — спрашивает он.
Сюсанна издает тихий стон, Ульрика делает шаг к ней и кладет ладонь ей на спину. И говорит:
— Нет. Это не шутка. Надо сообщить Роланду.
— Нет, — говорит Сюсанна. — Нет, пожалуйста…
— Как же, обязательно нужно сообщить, — настаивает Ульрика.
Тем не менее никто из них не идет за Роландом. Вместо этого все молчат, и в молчании сперва Ульрика, потом Андерс садятся на диван, наискосок от койки, и смотрят на женщину без тела. Пытаются понять, что это такое перед ними.
— Я ведь заперла дверь, — наконец говорит Сюсанна. — Я всегда запираю.
Ульрика кивает, а сам Андерс сидит молча и неподвижно.
— Я стала запираться с тех пор, как это началось…