Лед и вода, вода и лед - читать онлайн книгу. Автор: Майгулль Аксельссон cтр.№ 51

— Нет, — произнес он с точно такой же интонацией. — Конечно неправда.

— Не притворяйся, — сказала вслух Инес себе самой. А в следующую секунду испуганно оглянулась. И разозлилась на себя. Движение такое же фальшивое, как мысль, которую она подумала, прежде чем заговорила сама с собой. Она ведь знает, что никто не мог ее услышать. На пирсе было пустынно. И пустынно было во всем Борстахюсене.

Так зачем же тогда она пыталась солгать себе? Зачем позволила себе подумать это «Где я?». Она ведь прекрасно знает, где она. В месте, где сто раз бывала, где загорала день за днем, неделю за неделей, пока Бьёрн и Сюсанна были слишком маленькие, чтобы самим ездить купаться в море. На пирсе в Борстахюсене — рыбацком поселке возле Ландскроны. Теперь зима, и вокруг темно, но не настолько, чтобы она не видела, куда идет, и пронизывающий ветер, и холод, но не такой, чтобы повернуть назад, к дому. Она лишь подняла воротник пальто и сунула руки под мышки. Лучше замерзнуть насмерть, чем вернуться домой.

Хотя и это тоже неправда. Она не собирается замерзать насмерть. Но намерена простоять тут столько, сколько нужно, чтобы перестать врать себе самой. Это наказание. Справедливое наказание. К тому же наказание, которое она и принимает, и приводит в исполнение с удовольствием. С упоением.

Уф! Что это с ней? Почему нельзя быть честной с собой? Разве она не была всегда честным человеком? Порядочным. Правдивым. Тогда какого лиха ради стоит она на ветру и лжет себе самой, глядя на черную воду, эту воду, которая то и дело перехлестывает через край пирса и растекается по асфальту. Домой идти, вот что ей надо. Домой, готовить ужин вечно голодному Биргеру и вечно недовольной Сюсанне и сидеть на диване перед теликом, смотреть то, что там показывают субботним вечером. Домой, чтобы потом сидеть и злиться на Биргера с его брюзжанием и бухтением и…

Любит ли она его? Нет. Никогда не любила.

Она закрыла глаза. Это честная мысль. Правдивая. Однако пришедшая в голову только сейчас.

А Сюсанна? Ее она любит?

Порыв ветра заставил Инес снова открыть глаза, она поспешно попятилась, отошла на несколько шагов. А потом заставила себя остановиться и не уступать. Заставила себя ответить.

Люблю ли я Сюсанну? Да. Пожалуй. Ее я все-таки люблю.

Инес опустила голову. Стала смотреть на свои сапоги. Черные, до блеска начищенные, кожаные. Тут же подумала о своих заледеневших ногах, в очередной попытке не думать о себе самой.

Итак?

Итак.

Почему Сюсанна сидела в кондитерской с этой девушкой? Гораздо старше ее. С восемнадцатилетней Евой Саломонсон. На этот вопрос есть, разумеется, только один неприятный ответ, зудящий и раздражающий и вызывающий одновременно сочувствие и зависть к Сюсанне. Еве нужно вовсе не общество Сюсанны. А Бьёрн. Вернее, его слава.

Инес фыркнула так громко, что сама расслышала, несмотря на ветер. Что заставляет людей так вожделеть славы? Казалось, эта безумная осень переменила Бьёрна, заставила его поверить, что он в самом деле тот, кем выглядит, словно все то, что понаписали о нем газеты, вынудило его захлопнуть все двери в прошлое, словно он родился заново, словно никогда…

Лицо возникло у нее перед глазами. Блестящие темные волосы. Белозубая улыбка. Короткие ручки, тянущиеся к ней. Маленький Бьёрн. Тот, что любил сидеть у нее на коленях, прижавшись головой к ее груди, и засыпал у нее на руках. Что он делает теперь? Вот в этот самый миг?

Эта мысль заставила ее чуть поддернуть рукав пальто и посмотреть на запястье, сознавая, что жест — дурацкий, бессмысленный, на грани вранья. Часы в такой темноте все равно не разглядеть, и она это знает, хоть цифры там и светящиеся. Толку от этого никогда не было. А к тому же какая разница, который час? Даже знай она время в точности до доли секунды, все равно ей не узнать, что делает Бьёрн именно теперь. Кроме того, что он находится в Лондоне. С Элси. Своей матерью. Настоящей матерью.

— Надо идти домой, — сказала она вслух сама себе и тут же поправилась: — Я должна идти домой.

Однако не сдвинулась с места, а продолжала стоять в рвущемся с головы платке и держа руки под мышками и смотрела поверх воды. Остров Вен лежал сгустком мрака между Швецией и Данией, и она разглядывала его такой знакомый силуэт. Как же там теперь, наверное, темно. Ни единого фонаря, только несколько мерцающих желтых огоньков — окна… Хотя… Один из огоньков двигался. Или нет? Да, точно. Кто-то шел к берегу с карманным фонариком. Она улыбнулась: кажется, она в мире не одинока. И на других берегах тоже стоят люди, тоже пытаются разобраться, что к чему.

Эта мысль заставила ее оглянуться на берег. В Борстахюсене вечер. В нескольких деревянных домиках светятся окна. Там по-прежнему живут рыбаки, на площадке возле пирса по пути сюда она видела сети, сохнущие на кольях. Ветер сдувал платок на затылок, ледяной холод пробирался в отвернутый рукав пальто, и это вынудило ее повернуть наконец к берегу.

Сколько ей идти до дому? Полчаса. Самое меньшее. Или сорок пять минут. Потому что ноги идти отказываются. И что она скажет, когда придет домой? Сможет она сказать, что стояла на пирсе в Борстахюсене, в такой час и в такую погоду, пытаясь перестать лгать самой себе? Нет уж. Она в точности знала, что будет, если она это скажет, Биргер начнет говорить, и говорить, и говорить, и через полчаса ее собственное воспоминание окажется уничтожено и заменено какой-нибудь его конструкцией. Возможно, чем-нибудь насчет того, что организм требует моциона, и поэтому она отправилась на такую длительную прогулку… Пожалуй. Звучит вполне занудно.

А что она приготовит на ужин, если ничего не купила на рынке? Тут же возникает образ — Биргер и Сюсанна сидят на кухне за столом, воздев ножи и вилки и уставившись на дверь. В полном бездействии. Разинув рот, как птенцы. В ожидании, что вот она придет и напихает им туда еды, как пихала всегда.

А я на них плюну, думает она и ставит ногу на площадку перед рыбацкими домиками.

Да. Именно это она и собирается сделать. Устала она от них. От обоих. Она сбежит.

Мысль была такая привычная и в то же время такая безумная, что Инес улыбнулась. Куда сбежит? Вопрос, конечно. Снова налетел ветер, хватая ее за пальто и трепля сзади, и она скорее ощутила, чем увидела, как прямо перед ней пляшет на ветру рыбачья сеть.

— Я должна идти домой, — снова сказала она вслух сама себе, однако остановилась и ухватилась за кол впереди. Ветер взметнул сеть и набросил ей на лицо. Она подняла руку и машинально отвела сеть прочь. Домой идти все-таки придется. Хотя и не хочется. Совершенно не хочется.

Тем не менее она, естественно, пошла в сторону дома. Даже проверила, висит ли сумка на плече так, как надо, поддернула двумя пальцами перчатки и подтянула их, взялась за оба конца платка на голове, проверяя, завязан ли он как следует, но дела это не меняло. Ей не хотелось идти домой. Это факт, причем такой факт, который она больше не могла игнорировать.