Жюли говорит:
— Я думаю о Сандере. Я родила на свет ребенка, но не могу защитить его. Я не могу защитить его даже от нас самих. Даже от самой себя. От моего гнева, моего презрения, моих воспоминаний, моих обманутых ожиданий. Я думаю о наших родителях, Карин, — о папе и об Анни, обо всем, за что я их упрекала. Обо всем том времени, что я потратила на эти упреки. Посмотрите на меня! Посмотрите, что вы со мной сделали! Я не хочу больше жить, потому что я вам не нужна! Пожалуйста, посмотрите, не отводите глаза! Кто-то не сдержал свое обещание. Во всяком случае, так казалось мне. А сейчас обещания нарушаю я сама. Раз за разом. Каждый день. А Сандер пока еще слишком мал, чтобы упрекать меня. У него нет нужных слов. Но я вижу, что он от меня отдаляется, становится тихим, молчаливым.
Мой милый Сандер,
Я держу тебя на руках, тебе всего несколько часов отроду. Лицо и тельце у тебя коричневые, иногда тебя уносят и кладут в кювез, чтобы ты окреп и мы могли поехать домой. Я никогда не была ни для кого домом, я не понимаю, что это значит. Они тыкают иглами в твои пятки — берут анализ крови. Чтобы пошло молоко, они сдавливают мою грудь и прижимают к твоим губам, чтобы ты научился есть. Они заворачивают тебя в одеяло, потом распеленывают. Они говорят: до свидания, всего хорошего. Я держу тебя на руках. Мы готовы.
Перед нами отворяются больничные двери, и ветер чуть не сбивает нас с ног.
Я обещаю, что буду защищать тебя. Я не могу защитить тебя.
* * *
«Если я не засну, — думает Александр, — я, наверно, просто-напросто умру от истощения.
Но прежде чем я умру, я должен навести в своем доме порядок. Долг каждого мужчины — следить за порядком у себя дома.
Например, если я соберу все камни и положу их в кровать между нами, я смогу примерно понять, сколько их. Я смогу посчитать их. Потрогать. Смогу прикинуть, как покончить с ними раз и навсегда.
Ну как можно спать, когда камни разбросаны по всей спальне, — думает Александр. — Тут уж не до сна».
* * *
Мы идем по Богстадвэйен — Жюли, Торильд, Валь Брюн и я. Мы возвращаемся домой. Именно тогда я в первый раз вижу Дага — через окно ресторана, где он пьет пиво вместе с друзьями.
Я останавливаюсь.
Подхожу вплотную к окну.
Дожидаюсь, пока он повернется и увидит меня.
Ждать приходится долго.
В конце концов один из его друзей замечает, что я стою за стеклом и смотрю на Дага. Он поднимает глаза. Какое-то мгновение он пребывает в нерешительности: может быть, мы знакомы? Он поворачивается к друзьям, спрашивает у них: «Вы знаете эту девушку?» — те качают головами и пожимают плечами. Он снова смотрит на меня, делая резкое движение рукой: давай, мол, отсюда, я тебя не знаю, ты что, не видишь, мы с друзьями решили приятно провести время.
Валь Брюн наблюдает эту сцену со стороны.
— Не обращай внимания, — мягко говорит она, обнимая меня. — Этому парню интереснее с друзьями, чем с тобой.
На следующий вечер я прихожу к ресторану одна. На мне большое черное пальто, шарф и шляпа. Даг с друзьями снова здесь. Я встаю у окна. Идет густой снег. Но мне все равно. Мне нужно, чтобы Даг обратил на меня внимание. Я смотрю на него. Долго смотрю. Даг поворачивается и встречает мой взгляд. Что тебе надо? — говорят его глаза. — Что ты от меня хочешь?
— А ты как думаешь? — Я поднимаю глаза к небу. — Тебе как кажется?
— Меня это не волнует.
— Я могу тебе спеть.
— Нет.
— Я могу потанцевать с тобой.
— Не думаю.
— Я могу польстить тебе.
— И это все?
— Я трахаюсь так, как тебе и не снилось.
Третий вечер подряд я стою у окна ресторана, пока время не перевалит за два часа ночи. На этот раз он меня вообще не замечает. Он и его друзья уже привыкли, что я стою здесь, за окном, и смотрю на них.
Они привыкли ко мне!
Мы с Дагом еще даже не познакомились, а этот выродок уже воспринимает меня как данность!
Нет, Даг, так не пойдет! Разве ты не слышал о том, что мне никогда не отказывают? Я не сдаюсь, пока не получу то, что мне нужно.
На следующий вечер мы с папой идем в кино, времени торчать у окна ресторана у меня нет. Но еще через день я решаю, что время пришло. Сегодня Даг пойдет со мной, хочет он того или нет. Я поднимаюсь на антресоли, залезаю в свой шкафчик, отыскиваю старый американский сундук с одеждой, масками, очками и париками. И нахожу то, что искала: большие черные брюки, пару подтяжек, белую рубашку с длинными полами, куртку, котелок и большие накладные усы черного цвета.
Я переодеваюсь и оглядываю себя. Поворачиваюсь и так, и эдак перед зеркалом.
По-прежнему худая.
По-прежнему маленькая.
Но все-таки не слишком заметно, что я не парень.
Я немного похожа на дедушку.
Я иду в гостиную, открываю окно. Холодный зимний ветер обдувает лицо. Я смотрю на небо. Насчитываю семь звезд.
«Ты и я, дедушка, — говорю я. — Ты и я. Нас никто не победит».
В этот вечер я не стою у окна. Я захожу в ресторан. Подтягиваю штаны, еще раз проверяю подтяжки, поправляю усы и вхожу. В уши ударяет громкая музыка. Официант спрашивает, заказывала ли я столик. Я говорю, что хочу посидеть в баре. Я вежливо киваю, улыбаюсь Дагу, его друзьям и всем, кто на меня смотрит. Затем вспрыгиваю на табурет возле стойки — он такой высокий, что ноги до пола не достают. Заказываю пиво.
— Постойте, — говорю я бармену.
Он оборачивается на полпути, глядя на меня.
— По кружке пива ребятам вон за тем столиком, — я киваю на Дага с друзьями.
— Хорошо, приятель, — отвечает бармен.
Он наполняет стаканы, пританцовывая под громкую музыку, и, танцуя, направляется к столику, где сидит Даг.
Ставит перед ними пиво.
Даг и его друзья вопросительно смотрят на бармена, а тот кивает в мою сторону.
Даг поворачивается. Смотрит на меня.
Пожевывая ус, я поднимаю стакан в воздух, как будто небрежно чокаюсь с ними. Затем спрыгиваю с табурета и вразвалочку направляюсь к их столику.
— Привет, — удивленно говорит Даг.
— Здорово! — отвечаю я низким хрипловатым голосом.
— Привет, — здороваются его друзья.
— Здорово, ребята! — говорю я в ответ.
Я плюхаюсь на свободный стул, достаю свои сигары — коробку гаванских «Монте Кристо» — и угощаю всех сидящих за столом.