Когда ты рядом - читать онлайн книгу. Автор: Лин Ульман cтр.№ 15

Каждую ночь я просыпаюсь оттого, что вижу это объятие, вижу воздушную желто-красную ткань и слышу крики — мой и ее. И с ужасом просыпаюсь и сажусь на постели, ощущая, как на меня накатывает безмерная усталость.

Коринне

Сейчас ночь. Мартин Волд уже многое рассказал. Мы сидим за большим обеденным столом напротив друг друга. Слушать я умею. Мои органы чувств хорошо развиты. Мои уши, язык, кончики пальцев, глаза и мой большой натренированный нос. Благодаря ему я по запаху чую виновного. Это полезное качество для моей работы. Коллеги говорят, будь у меня муж, ему пришлось бы несладко. Если бы он изменял мне, я бы это чувствовала. Я бы по запаху определяла его ложь. Если бы он обдумывал мою возможную кончину, запах выдавал бы его.

Но мне ко всему прочему не меньше пятиста лет, и вешу я почти полтонны, поэтому жены из меня все равно бы не вышло.

— Мартин, давай обсудим ее слова: «Разница между нами в том, что в семье тебя любили».

Мартин качает головой. Я продолжаю:

— Ты сидишь на диване, — я киваю на зеленый диван, — а Стелла сидит на полу, скрестив ноги. Внезапно она начинает сердиться, встает и говорит, что разница между вами в том, что тебя в семье любили. Помнишь этот момент?

— А что ее рассердило? — спрашивает Мартин.

— Вы говорили о детях.

Мартин молчит. А потом шепчет, скорее себе, чем мне:

— Не удивительно, что она рассердилась.

— Это правда? Тебя действительно в детстве любили?

— Вокруг полно детей, которых любят. Разве это что-нибудь значит? Вот, например, моя дочь Би: любим ли мы ее? Я расскажу тебе о моей семье. Я вырос в Хейланде. Моего отца зовут Еспер, мою мать зовут Нора. Из поколения в поколение мои предки возделывали землю. Мои предки по линии отца — шведы, у них была самая северная в мире страусовая ферма. Моя семья до сих пор разводит страусов. А вот у моего деда Элиаса, на которого я больше всего похож, были совсем другие цели. Страусы его не интересовали. Он хотел стать кинозвездой. Он был красавцем, каких мало. Но его переехал поезд. Вот и вся кинокарьера. В Хейланде у него осталась невеста, Харриет, беременная моим отцом. Дед изменил ей самым бесстыдным образом — просто сбежал и даже не думал возвращаться… И ведь все равно вернулся, хотя не таким она представляла себе его возвращение. Вернулся в гробу, разрезанный пополам. Но Харриет быстро оправилась от потрясения, она не из тех, кто долго льет слезы. Правда, говорят, что она отомстила ему, когда его закопали в землю. Говорят, что она прокляла его, беднягу. Это прежде всего из-за нее, из-за Хаппиет, Стелла считала, что в семье меня любили. Мои родители — порядочные люди, но не больше.

— А твоя бабушка Харриет любила тебя, ведь правда?

— Я ее любил. Отчаянно.

— Отчаянно любил свою бабушку?

— Да.

— Почему же?

— Потому что моя бабушка…

— Да-да?

— Мне тогда было шесть лет, и я часто оставался у нее на ночь. Мне все у нее нравилось. Она вкусно готовила, у нее была длинная коса, которая ударялась о спину, когда бабушка расхаживала по дому или работала в саду. У нее имелся любовник. Торлейф. Его предки были португальцами, и он до пенсии работал аудитором. Обо мне бабушка не особо пеклась. Она всего-навсего меня любила, ни больше ни меньше. Просто любила. Понимаешь?

— Думаю, да.

— Однажды вечером она рано отправила меня спать. Я умылся и выпил горячего шоколаду со взбитыми сливками и свежими булочками. У нее на кухне всегда было что-нибудь вкусненькое. Когда она приходила попрощаться на ночь, она садилась на мою кровать и разрешала погладить ее по лицу. Гладить ее лицо я любил больше всего на свете. Тем вечером она прилегла рядом и прошептала: «Ты будешь таким же красивым, как твой дед. Надеюсь, ты будешь умнее его. Голова у твоего деда была битком набита всякими глупостями. Театрами, паровозами и женщинами. Театрами, паровозами и женщинами. Только о них и говорил. И получил по заслугам». Бабушка поцеловала меня в щеку. «Но ты-то не бросишь меня, Мартин?» Я покачал головой. Она улыбнулась, потрепала меня по волосам и вышла. Было темно, и мне хотелось, чтобы она вернулась. Хотелось позвать ее, чтобы она пришла и еще раз поцеловала меня, но я боялся, что она рассердится. Так мне казалось. В конце концов я выскользнул из-под одеяла и тайком прокрался на кухню. Я знал, что бабушка занята — она готовила жаркое — и я смогу спрятаться в коридорчике рядом с кухней, за висящими на вешалке пальто, и буду просто смотреть на нее и на ее косу, как она раскачивается — туда-обратно, туда-обратно. Вот так я и стоял, тоскуя по ней, преклоняясь перед ней и обожая ее всем своим маленьким шестилетним сердцем. Вдруг я услышал шаги позади и весь съежился, пытаясь казаться еще меньше. Ведь если меня заметят, то весь следующий день она будет вести себя так, словно меня в природе не существует, а хуже наказания не придумаешь. Я услышал шаги — это был Торлейф. Теперь он тоже стоял и смотрел на нее. Нас было двое. Она наклонилась, чтобы поставить жаркое в духовку. Бабушка, наклонившаяся к духовке, ее спина, коса, вьющаяся по спине, — зрелище было настолько прекрасным, что Торлейф не вытерпел. Расстегивая на ходу ширинку, он бросился на бабушку и попытался сорвать с нее юбку. Но все пошло не так, как ему хотелось. Выронив жаркое, бабушка ударилась головой о плиту и обожгла левую щеку. Торлейф поскользнулся и сломал руку.

Оба кричали и ругались, бабушка ударила Торлейфа кастрюлей по лицу.

Выбравшись из-за вешалок, я проскользнул к себе в спальню и забрался под одеяло. Мне казалось, я увидел что-то очень важное: я видел настоящую любовь. Харриет, первая красавица Хейланда, была не просто бабушкой. Она была богиней.

Видео

Стелла молчит. Ей кажется, что мы не так это делаем. Верно я говорю, Стелла? Ты считаешь, что все должно быть по-другому, да? Вот она качает головой. А теперь показывает язык. Хотите посмотреть? Она сидит на полу, поджав ноги, и играет с серебряным сердечком, которое ей подарила мать. Хотите увидеть, какой у моей жены язычок? Сейчас я его увековечу, этот розовый язычок, который похож на… Стелла, хочешь, расскажу, на что похож твой язычок?

— А у меня есть выбор?

— Выбор есть всегда.

— А Аксель считает, что нет. Он думает…

— Твой Аксель — старый трухлявый пенек.

— Никакой он не пенек! Ну, будешь ты рассказывать, на что похож мой язык, или перестанем уже валять дурака? Тогда начнем со столового серебра.

— Про язычок, Стелла. Про твой язычок. Высуни его. Да, вот так. Еще дальше высуни. Так. Как дети делают, когда доктор велит сказать им «аааааа». Этот розовый язычок напоминает мне кусочек изумительного рыбного филе, морского окуня, например, вымоченного в белом вине и оливковом масле с луком, чуть поджаренного, которое подают без гарнира, только с бутылкой сухого белого вина.

— Я из-за тебя теперь хочу есть.