Белые зубы - читать онлайн книгу. Автор: Зэди Смит cтр.№ 78

* * *

Пятнадцать лет спустя Джойс все еще была уверена, что нет брака счастливее, чем их брак. За Джошуа последовали еще трое: Бенджамин (теперь ему было четырнадцать), Джек (двенадцать) и Оскар (шесть), живой, кудрявый мальчик, — все умненькие и забавные. В восьмидесятые, когда многие стали жить хуже, а некоторые лучше, Маркус получил пост заведующего кафедрой, а Джойс написала «Жизнь комнатных растений» (1984), так что они обзавелись дополнительной ванной и зимним садом. Они могли позволить себе дорогой сыр, хорошее вино и зимы во Флоренции. Теперь готовились выйти в свет еще две книги: «Тайные страсти вьющейся розы» и «Трансгенез у мышей: исследование непременных ограничений микроинъекций ДНК (Гордон и Радел, 1981) в сравнении с трансгенезом посредством эмбриональных стволовых клеток (ЭСК) (Госслер и др., 1986)». Кроме того, Маркус работал над научно-популярной книгой в соавторстве с одним писателем — это было против его убеждений, но зато должно было обеспечить учебу в университете по крайней мере двум старшим детям. Джошуа был математической гордостью школы, Бенджамин хотел стать генетиком, как и отец, Джек увлекался психиатрией, а Оскар мог в пять ходов поставить отцу мат. И это несмотря на то, что Чалфены отправили детей в «Гленард Оук». Сделано это было по принципиальным соображениям, как вызов другим людям их положения — нервным либералам, которые с виноватым видом пожимали плечами и высказывались за платное образование. И дети выросли не какими-нибудь тепличными растениями, а умными и счастливыми. Поскольку все Чалфены презирали спорт, то после школы дети пять раз в неделю ходили на индивидуальные сеансы психотерапии к старомодной фрейдистке по имени Марджори, которую по выходным раздельно посещали Джойс и Маркус. Любому не-Чалфену это покажется чересчур экстравагантным, но Маркус вырос в атмосфере глубокой веры в психотерапию (семейная психотерапия давно вытеснила иудаизм), и результат был налицо. Любой Чалфен гордился своим психическим здоровьем и уравновешенностью. Эдипов комплекс проявился у всех детей рано, и как положено, они обнаруживали стойкую гетеросексуальность, обожали мать и восхищались отцом, и как ни странно, в подростковом возрасте эти чувства только усилились. Ссоры случались редко, в основном несерьезные и только по политическим или научным вопросам (необходимость анархии или повышения налогов, проблемы Южной Африки, дихотомия душа-тело), и в конце концов они все равно приходили к единому мнению.

У Чалфенов не было друзей. Общались они в основном с членами большой семьи Чалфенов (те самые хорошие гены, о которых так часто говорили: два ученых, математик, три психиатра и двоюродный брат — молодой лейборист). Иногда по праздникам и ради соблюдения приличий Чалфены навещали забытых родственников Джойс — род Конноров. Они были из тех, кто пишет письма в «Дейли мейл», и даже сейчас не могли скрыть свое негодование по поводу того, что Джойс вышла замуж за еврея. Но самое главное — Чалфенам не нужен никто другой. О себе они говорят, употребляя образованные от фамилии существительные, прилагательные и даже глаголы: Это по-чалфенски. Он вышел из трудной ситуации, проявив подлинный чалфенизм. Он снова чалфенит. В этом вопросе надо быть чалфенистичнее. Джойс была уверена, что нет семьи счастливее, нет более чалфенской семьи.

И все же, и все же… Джойс грустила по тем золотым временам, когда в семье Чалфенов не могли без нее обойтись. Тогда и есть-то без нее не могли. Не могли одеться без ее помощи. А теперь даже Оскар может что-нибудь себе приготовить. Иногда ей казалось, что нечего улучшать, не о чем заботиться; недавно она подрезaла у вьющейся розы сухие ветки и поймала себя на мысли о том, что ей хочется найти в Джошуа какой-нибудь изъян, требующий внимания, найти скрытую душевную травму у Джека или Бенджамина, какое-нибудь отклонение у Оскара. Но все они были совершенны. Иногда, во время семейного ужина, когда Чалфены собирались за столом и отщипывали кусочки от курицы, пока не оставались одни кости, жевали молча, только изредка прося передать соль или перец, — тогда скука становилась осязаема. Век подходил к концу, и Чалфенам было скучно. Как будто клонированные, они сидели над мясом и овощами, как размноженное совершенство — чалфенизм и его принципы бесконечно отражали друг друга: Оскар — Джойс, Джойс — Джошуа, Джошуа — Маркус, Маркус — Бенджамин, Бенджамин — Джек ad nauseam. [78] И они были все той же образцовой семьей. Но теперь, когда они порвали со всеми знакомыми их круга — окончившими престижные университеты, судьями, продюсерами, рекламистами, юристами, актерами и другими людьми презираемых (с точки зрения Чалфенов) профессий, — теперь некому было восхищаться Чалфенами. Их удивительной логичностью, их добротой, их умом. Они были как пассажиры «Мейфлауэр», безумными глазами высматривавшие берег и не находившие его. Пилигримы и пророки, не находящие Новой земли. Им было скучно, и Джойс больше всех.

Пытаясь чем-то заполнить часы одиночества (когда Маркус в колледже), Джойс тоскливо просматривала журналы, которые они выписывали («Нью марксизм», «Ливинг марксизм», «Нью сайентист», «Вестник ОКСФАМ», [79] «Страны третьего мира», «Анархистс джорнал»), и всей душой стремилась к лысым румынским детям и миленьким эфиопчикам с распухшими животами. Да, она понимала, что это ужасно, и все же… Дети со слезами на глазах взывали к ней с глянцевых страниц. Она нужна им. И ей необходимо быть кому-то нужной. Она сама это знала. Например, она терпеть не могла, когда ее дети, один за другим, отказывались от грудного молока, которое раньше любили. Она растягивала кормление на два-три года, а с Джошуа — даже на четыре. Молока всегда было вдоволь, а вот желание его пить у детей пропадало. Она жила, с ужасом ожидая того неизбежного момента, когда они переходили на твердую пищу, когда любовь к молоку сменялась любовью к черносмородиновому соку. И вот, перестав кормить грудью Оскара, она занялась садоводством — там она была нужна маленьким и слабым созданиям.

А потом в один прекрасный день в ее жизнь неохотно вошли Миллат Икбал и Айри Джонс. В это время она была в саду — со слезами на глазах рассматривала дельфиниум «Найт Гартер» (кобальтовый гелиотроп с черной серединкой — как дыра от пули в небе), изуродованный трипсом — гадким паразитом, который уже сожрал ее бокконию. Позвонили в дверь. Джойс, склонив голову, прислушалась к мягкому шороху тапочек Маркуса, спускавшегося из своего кабинета по лестнице, и, убедившись, что он откроет, вернулась к растениям. Вскинув бровь, она рассматривала цветки дельфиниума — похожие на ротики двойные цветочки, расположенные по всей длине восьмифутового стебля. «Трипс», — сказала она сама себе, видя, что каждый второй цветок поели насекомые. «Трипс», — удовлетворенно повторила она. Значит, о растении надо будет позаботиться, а еще это может стать поводом для написания новой главы или даже целой книги. Трипс. Джойс о нем кое-что знала.

Трипс — общее название целого класса крошечных насекомых, которые питаются разнообразными растениями. Чаще всего заводятся в тепле на комнатных или экзотических растениях. Большинство взрослых особей не более 1,5 мм (0,06 дюйма). Некоторые бескрылые, а у других — две пары коротких крыльев, по краю покрытых ворсинками. И у личинок, и у взрослых особей мощные жвала. Трипс опыляет некоторые растения, а также ест некоторых паразитов, но, несмотря на это, они — проклятие любого современного садовода. Их считают вредителями и выводят с помощью инсектицидов, например «Линдекса». Научная классификация: трипс относится к отряду тизаноптерий.