Величайший талант Эрскайна (не считая энциклопедических познаний в африканской литературе) заключался в умении сделать так, чтобы люди мнили себя персонами куда более важными, чем являлись в действительности. Способы у Эрскайна имелись самые разные. Он мог передать одну и ту же информацию и через секретаршу на автоответчик, и письмом по электронной почте, и с помощью написанной от руки записки. Или на вечеринке отвести вас в сторонку и поделиться приватным воспоминанием детства. Вам, недавно приехавшей в эти края выпускнице Калифорнийского университета, и в голову не приходило, что этим воспоминанием он приватно делился с каждой второй своей студенткой. Эрскайн был настоящим мастером притворной лести, дутого почета, мнимого уважительного внимания. Когда он вас хвалил или оказывал должностную любезность, могло показаться, будто он делает это ради вашего блага. И вам действительно могла быть от этого польза. Однако почти всегда для себя лично он извлекал еще большую выгоду. Оказывая вам огромную честь выступить на конференции в Балтиморе, Эрскайн просто освобождал себя от необходимости туда ехать. А если ваше имя упоминалось в редакторском составе какой-нибудь антологии, это означало, что Эрскайн чужим трудом сдержал собственное обещание, которое дал издателю, но в силу сторонних обязательств не смог выполнить сам. Что ж тут плохого? И вам радость, и Эрскайну хорошо. Так Эрскайн и жил-поживал себе в Веллингтоне. Иногда, правда, попадались заковыристые личности, которых он не в силах был осчастливить. Похвалы их не умиротворяли, не притупляли неприязни и недоверия к нему. Тогда Эрскайн доставал припасенный козырь. Когда возникала угроза его миру и благоденствию, когда его не желали ни любить, ни оставить в покое (этого он жаждал больше всего), когда, как в случае с Карлом Томасом, кому-то причиняли головную боль, из-за чего болела голова у самого Эрскайна, — тогда Эрскайн, пользуясь полномочиями заместителя заведующего кафедры африканистики, просто давал должности. Вернее, создавал должности на пустом месте. Одним из его изобретений был пост заведующего библиотекой афроамериканской музыки. Из него естественным образом отпочковывалась вакансия сотрудника архива хип-хопа.
* * *
Ни разу еще у Карла не было такой работы. Платили ему, как среднему мелкому служащему (за те же деньги он подшивал бумаги в юридической конторе и отвечал на звонки на радиостанции для черных). Не в этом суть. Главное, его пригласили потому, что он в теме, он разбирается в хип - хопе и знает о нем больше многих, а в этом колледже, наверное, больше всех. И вот его знания пришлись кстати. Он теперь сотрудник архива. На адрес материнской квартирки в Роксбери приходят чеки в веллингтонских конвертах с веллингтонским гербом. Мать как бы случайно оставляет их на видном месте в кухне, чтобы гости увидели. Ко всему прочему, здесь не требовалось наряжаться в костюм. Напротив, казалось, чем непринужденнее он одевался, тем больше это было по душе окружающим. Его рабочее место находилось на задворках кафедры африканистики, в тупике, из которого двери вели в три комнатушки. В одной из них за круглым столом трудились Карл и мисс Илайша Парк, заведующая музыкальной библиотекой. Эту низенькую чернокожую толстушку, выпускницу какого-то третьеразрядного университета на Юге, Эрскайн встретил в одном из промо-туров в поддержку своих книг. Величественный Веллингтон вызывал у нее такое же, как у Карла, смешанное чувство восторга и обиды. Они сплотились и на пару презирали студентов и преподавателей, но при этом, если «эти» обходились с «нами» по-доброму, таяли от благодарности. Им хорошо работалось бок о бок: каждый молча трудился за своим компьютером. Илайша корпела над «сопроводительными карточками» — заумными отрывками из истории черной музыки, которые предполагалось размещать рядом с компакт-дисками и пластинками, а Карлу компьютер был нужен лишь для поиска в Гугле. Не для баловства — для дела: в его обязанности входило отслеживать новинки и на свое усмотрение пополнять архив. На месяц давалась фиксированная сумма. Покупать диски Карл обожал, а теперь это стало его работой! За первую неделю трудовой вахты он истратил львиную долю месячного бюджета. Но Илайша не стала поднимать вой. Его начальница отличалась спокойным нравом и терпением и, подобно многим женщинам в жизни Карла, всегда старалась помочь, прикрыть его промахи. Она любезно подправила цифры и попросила в будущем быть внимательнее. С ума сойти! Еще Карл должен был ксерокопировать и раскладывать по алфавиту обложки самой старой части архива, конца сороковых. Попадались классические вещи. Пятеро чуваков с афро-прическами, в коротких розовых шортах, позируют в обнимку на фоне «Кадиллака», за рулем которого сидит обезьяна в солнцезащитных очках. Классика. Соседские пацаны, когда прослышали о его новой работе, глаза вытаращили. Слушаешь музыку, покупаешь диски, а тебе за это еще и платят! «Братан, ты тыришь бабло прямо у них из-под носа! Козырно!» Как ни странно, эти похвалы немного бесили Карла. Вот заладили: классная работенка, ничего не делаешь, только денежки гребешь. Как это ничего? Профессор Эрскайн Джиджиди лично приветствовал его письмом: сказал, Карл вносит свой вклад в «работу на благо будущих поколений — создание публичной библиотеки, посвященной общей для нас с Вами акустической культуре». Ничего себе «ничего»!
Работа была три дня в неделю. То есть предполагалось, что три, но он приходил каждый день. Илайша порой бросала на него обеспокоенные взгляды: для пяти дней в неделю работы было маловато. Он мог бы еще полгода снимать копии с груды неразобранных альбомных обложек, но это было явно бессмысленное, нарочно придуманное занятие, — просто они не знали, на что он способен. Между тем, он бурлил идеями, как оптимизировать архив и сделать его удобным для студентов. Он хотел обустроить здесь все, как в больших музыкальных магазинах: идешь между рядов, берешь наушники — и тебе, пожалуйста, сотни композиций. Плюс в их архиве наушники можно будет подсоединить к компьютерному дисплею, на котором будут автоматически высвечиваться подборки Илайшиных обзорных статей.
— Дорогая затея, — сказала Илайша, выслушав его.
— Конечно. Но объясни мне смысл делать библиотеку, если в ней ничего нельзя послушать? Кому нужны старые пластинки? Молодежь сейчас вообще не в курсе, что такое граммофон.
— И все-таки это дорого.
Карл хотел обсудить свою идею с Эрскайном, но чувак был вечно занят, а когда они случайно столкнулись в коридоре, даже его не вспомнил и предложил все вопросы адресовать заведующей библиотекой — как ее зовут? Ах, да, Илайше Парк. Когда Карл рассказал об этой встрече Илайше, она сняла очки и выдала мысль, которая глубоко запала ему в душу и поселилась там, как песня.
— В нашей работе, — сказала Илайша; — нужно уметь самому находить для себя интерес. Конечно, здорово проходить в эти ворота, сидеть в столовке, делая вид, что ты студент, и все такое прочее…
При этих словах Карл, если б мог, покраснел бы. Четко она его вычислила! Ему и вправду нравилось проходить по заснеженному двору с рюкзаком за плечами, сидеть в шумной столовой, словно он, как мечталось матери, настоящий студент.
— Но люди вроде нас с тобой, — продолжала Илайша, — не являются полноправными членами здешнего общества, верно? По крайней мере, никто нас таковыми не считает. Хочешь, чтобы твоя работа была не скучной, сам сделай ее такой. Никто за тебя не впряжется, поверь.